Хейт оглянулась и громко приказала:

— Уйдите все из зала! Займитесь своими делами.

Толпа отступила. Люди стали расходиться, перебрасываясь самыми разными предположениями.

— Он не выживет. Может умереть прямо сейчас, у них на руках.

— Что будет делать барон? Бедная леди Ивлин…

— Она скоро приедет. Лорд вызвал ее из монастыря и…

— Новой хозяйке надо бы держать ухо востро…

— Она все равно сумасшедшая. Какое ей дело…

Хейт фыркнула, повернулась на одном колене и грозно прикрикнула:

— Ну-ка, марш отсюда! Не то я прикажу вас высечь!

Симона не подала виду, что слышала эти унизительные рассуждения. Стоя на коленях, она не отрывала глаз от тонкой израненной кожи на груди Хандаара. Старик дышал неровно, едва заметно.

Раздался всплеск, потом шипение. Хейт протянула Симоне бадью с водой, в которую бросила горячий камень. Симона быстро подхватила бадью и поставила рядом с собой. Хейт перекинула несколько мягких тряпок.

— Начинай с головы и двигайся вниз, — распорядилась она, подсовывая лезвие под окровавленную повязку на плече старого лорда. — Когда принесут мыло и щетку, обработаем раны.

Симона кивнула и взялась за дело. Стоять на коленях в холодной грязи было тяжело, но чувства словно бы онемели. Сунув тряпицу в бадью, Симона вскрикнула.

— Будь осторожна, вода горячая, — отозвалась Хейт, продолжая разрезать узлы очень умело наложенной повязки. — Симона? — Хейт на мгновение подняла глаза.

— Да. — Симона, морщась; отжала тряпицу и положила ее на голову Хандаара. Красные ручейки побежали по лицу раненого. Из губ Симоны вырвалось рыдание.

Хейт схватила ее за кисть и заставила посмотреть в глаза.

— Симона, ты можешь работать?

Симона стряхнула руку Хейт со своей и начала осторожно протирать морщинистый лоб Хандаара.

Если Хейт и заметила страх Симоны, она предпочла промолчать. Вскоре принесли остальное, и Хейт опять стала раздавать приказания:

— Спасибо, Роза. А теперь принеси большой кувшин красного вина и крапиву из мешка у меня в спальне. Хандаар потерял много крови. Надо подкрепить его.

Разрезав повязку, Хейт отложила кинжал, крепко ухватилась за края ткани и начала осторожно убирать ее с раны.

— Еще две бадьи воды. И суньте камень в жаровню. Найдите… О Боже!

Симона увидела, как из рваной раны на плече Хандаара ударила струя густой красной крови.

— Нет, о нет! — забормотала Хейт, Окровавленными руками зажимая артерию.

У Симоны зазвенело в голове, в ушах возник странный зуд. Казалось, кто-то ей подсказывает: «Ты должна зажать рану. Обеими руками. Племяшке руки нужны, чтобы работать».

Симона, не думая, обежала леди Женевьеву, оттолкнула руки Хейт, сложила ладони, прижала их к ране и, распрямив руки, с силой надавила. Теплая кровь сочилась между пальцев, бежала по рукам, капала на каменный пол. Симона вдруг успокоилась. Она заговорила, но слова, казалось, исходили не от нее.

— Племяшка, перевяжи рану снова. Только быстро, — со странным акцентом произнесла Симона. Слова как будто царапали ей язык. — Завяжи узлы над моими руками. Леди и Охотник, девушка.

Симона понятия не имела, о чем говорит. В другой ситуации она наверняка упала бы в обморок от всех этих кошмарных событий. Однако Хейт, похоже, ее поняла, кивнула и стала быстро разрывать белье на полоски, бормоча про себя:

— Леди и Охотник, о да, о да. — Дыхание ее изменилось, стало прерывистым, частым. — «Когда леди шла по Лесу…»

Биение пульса под ладонями Симоны ослабло, хотя кровотечение не прекратилось. Ее охватил озноб, когда Хейт стала подсовывать первую повязку под плечо Хандаара.

— Черт возьми, — пробормотала Хейт, скользкие пальцы никак не могли справиться с бинтом. — «Когда леди шла по лесу, все вокруг цвело…»

Хейт схватила следующую полоску ткани, а Симона ощутила странное покалывание и гудение, которое как будто исходило из глубины раны и поднималось по ее вытянутым рукам до плеч.

— Поспеши, — непонятно кого попросила Симона.

— «Когда леди шла по лесу, все вокруг цвело, и кровавая…» Кровавая — что? Я не помню! — закричала Хейт, наконец завязывая узел.

Гудение усилилось, грудь Хандаара поднялась. Леди Женевьева вскрикнула от неожиданности. Глаза старого воина на миг приоткрылись, Симона успела увидеть мутные серые зрачки, потом тело раненого так затряслось, что Симоне пришлось давить на рану изо всех сил. Зубы Хандаара скрипели, из горла вырвался леденящий душу стон.

— Нет! Хандаар! — зарыдала Женевьева, но не выпустила из рук голову старого лорда.

Хейт посмотрела на Симону. Страх в глазах рыжеволосой ведьмы поразил Симону в самое сердце.

«Здесь смерти порог, и все, кто решится, увидят ее!»

Острый запах горящей травы ударил Симоне в ноздри. Она непроизвольно оглянулась, как будто чья-то невидимая рука приподняла ее подбородок.

Над женщинами склонялась маленькая древняя старушка с растрепанными седыми волосами в черном, развевающемся, словно от ветра, одеянии. Ее глаза смотрели, как два бездонных колодца. Симону охватило смятение. Ей на мгновение почудилось, что сама смерть явилась за своим скорбным урожаем — за жизнью старого воина, которая утекала из его жил на холодном каменном полу замка. Вдруг странная фигура заговорила:

— О боги, отойди-ка скорей, милая. — Симона с истеричным смешком заметила, что Смерть говорит с шотландским акцентом и держит в руке большую тканую сумку, расшитую таинственными символами. — Поспешай, малая. — И она сердито положила руку на плечо Симоны.

Раздался полный облегчения возглас Хейт:

— О, Минерва! Слава Богу, ты приехала!

Симона вытащила мокрые от крови руки из-под бесполезной повязки и отодвинулась от израненного тела Хандаара. Заляпанная кровью, с залитым потом лицом, Симона тряслась от напряжения, холода и страха. Старуху она видела теперь со спины.

Минерва с кряхтением опустилась на колени и тут же раскрыла сумку. На Хандаара она даже не посмотрела.

— Когда началась агония, племяшка?

— Только что, — отвечала Хейт. — Его плечо… Прости, Минерва. Я сама не знаю, как могла забыть песню.

— Не бойся. Но надо остановить кровь. — Старуха извлекла из сумки покрытый черной тряпицей предмет и кинжал с чеканной ручкой. Сунула кинжал в ближайшую жаровню и, не поворачивая головы, сказала: — Я вижу, у тебя есть крапива, хорошо. Эй, малая, — кажись, Симона? — ко мне!

Мгновение поколебавшись, Симона приблизилась к старухе. Та на нее даже не посмотрела.

— Когда я скажу, перекати его и держи так, чтобы он лежал на боку. Племяшка, а ты пока займись крапивой. Женни, держи его голову. — Старуха придвинула укрытый тканью предмет. — Ну, девочки, взялись!

Симона напряглась и изо всех сил потянула бьющееся в конвульсиях тело Хандаара. Хейт, что-то бормоча себе под нос, стала быстро посыпать шерстяной матрац сухими, ломкими листьями.

— Хорошо. Теперь уложите его.

Симона опустила Хандаара. Со страхом и удивлением наблюдала она за последующими действиями колдуньи.

Та подняла над Хандааром костлявые руки, и фигуру Минервы стал окутывать мягкий серебристый туман. Потом она заговорила мелодичным, спокойным и вовсе не старческим голосом:

Когда леди шла по лесу,

Все вокруг цвело и пело,

И кровавая дорожка

Убегала от нее.

Минерва обернула свою кисть заплатанной пыльной юбкой, вынула из жаровни раскаленный докрасна кинжал и легонько провела им по плечу Хандаара. Раздалось шипение, и остаток повязки отвалился и упал на пол.

Тут охотник появился,

И, велев ему не медлить,

Чашу полную до края

Леди поднесла ему.

Минерва отложила кинжал, а Симона с удивлением отметила, что конвульсии раненого стали слабее. Затем колдунья развернула принесенный предмет. Под тканью оказался серебристо-синий кусок льда. Минерва подняла его над Хандааром, секунду подержала, а затем положила на плечо старого лорда.