— Я буду уповать на вас, саркар! — пилот бросился на колени и обнял ноги Фуада.

— Уповай на Аллаха.

— Ну и что, Фуад, наш сарван просто глуп или слишком хитер? Фуад улыбнулся.

— Просто глуп, саркар.

— Я так и думал, — Абдолла-хан был доволен ответом. — Это хорошо, Фуад.

— Но если позволите?.. — добавил Фуад.

— Говори.

— После того, как он посидит в мешке еще сутки или двое, преданнее его собаки вы не найдете. Он вам ноги будет мыть за то, что вы не содрали с него шкуру.

Абдолла-хан рассмеялся. Он хотел сказать, что всегда нужно иметь под рукой того, кто обязан тебе жизнью. Но вспомнив о самом Фуаде, промолчал.

— Хорошо, — сказал он, — пусть посидит. Он ведь нам сейчас все равно не нужен.

— Не нужен, саркар, — согласился Фуад.

После полудня Рэмбо уже не нужно было отсчитывать время. Приблизительно через два часа дверь открылась, и вошли, как он понял, два моджахедина.

— Будешь пересчитывать? — засмеялся один. — Кажется, никто не убежал.

— Да ладно тебе, — смутился другой. — Зачем вообще их охранять?

— Приказано — охраняй. Не успеешь оглянуться, и два часа пройдет.

— Лишнее все это…

Дверь снова закрылась. Теперь Рэмбо знал — сейчас два часа. Раньше четвертой смены выходить нельзя. И еще он узнал, что охраняет котельную один человек. Конечно, для покойников и одного вполне достаточно. Это хорошо. Оказывается, можно просто лежать, не шевелясь, и в то же время узнать много нужного и интересного. Люди слишком болтливы, подумал он, они говорят даже тогда, когда их никто не просит об этом. Верно замечено: язык мой — враг мой.

Итак, осталось отдыхать не меньше шести часов. Хотя он и имел возможность сейчас шевелиться, но лежать на цементном полу, честно говоря, было очень неудобно. Но все это запланированные неудобства, и Рэмбо не стал о них даже думать. Он не стал думать и о том, как выбраться из котельной, — если дверь открывают, то почему бы и не выйти через нее? Гораздо сложнее выбраться из посольства. Впрочем, и это особых трудностей не представляло, — ведь он собирался выкрасть отсюда Тома, значит, продумал, как это сделает. Но с Томом он мог идти напролом. Сейчас он этого позволить себе не мог. Нужно уйти так, чтобы его не видела ни одна живая душа, и исчезновение покойника никто не заметил. Трупов было девять — девять и должно остаться.

Если поднимется хоть малейшая паника и его обнаружат, или, хуже того, увидят, это сразу же станет известно Абдолле-хану, и он поймет, что его просто хотят обвести вокруг пальца. А этого допустить никак нельзя.

И он стал восстанавливать в памяти план расположения подвальных помещений посольства. Тот план, который они изучали с Али там, на плато Колорадо. Уйти можно было двумя путями — через кухню и через винный погреб. На кухне была канализация, в винном погребе — колодец ганатной системы. Кухня была рядом, в винный погреб нужно было идти через первый этаж.

Рэмбо задумался, но тут скрипнул засов, и дверь открылась.

— Считать будешь? — спросил знакомый голос, и раздался смех. Хоть бы сочинил что-нибудь новенькое, подумал Рэмбо. Так они и будут от охранника к охраннику передавать этот остроумный вопрос? Но новый страж шутки не принял.

— Крысы их до утра не сожрут? — спросил он озабоченно.

— Здесь нет крыс.

Крысы везде есть, назидательно заметил новый страж, и дверь захлопнулась.

Стало быть, четыре часа. Как быстро идет время, когда есть о чем подумать. Итак, канализация. Тегеран, наверное, единственный город в мире, где нет ни коллекторов, ни очистных сооружений. Вода и нечистоты пробивают себе подземный путь сами. Веками размывая галечник и глину, они частью фильтруются, частью уносятся дальше, чтобы, слившись с другими потоками, обрести силу и расширить свою подземную дорогу.

Можно бы, конечно, использовать этот путь, если б не было другого, который нравился Рэмбо больше: через ганаты. Это тоже иранское изобретение. Ганаты — незаменимая система водоснабжения в этой стране. Они представляют собой соединенные подземными галереями колодцы, перехватывающие потоки грунтовых вод. Один из таких колодцев был отмечен в винном погребе. Значит, придется идти через первый этаж.

Теперь, когда все было решено и думать стало больше не о чем, время потянулось медленной улиткой. Может быть, о них уже забыли или в самом деле решили, что глупо охранять мертвецов? Нет, пришли.

— Девять покойников принял, девять и передаю, — сказал серьезно страж, лишенный юмора.

Видно, новый охранник действительно начал пересчитывать мешки, потому что серьезный моджахедин вдруг рявкнул:

— Ты думаешь, я ими торгую поштучно? И дверь захлопнулась.

Рэмбо разбинтовал под халатом нож, разрезал им штанину и разбинтовал бедро. Делал все это он неторопливо и осторожно, стараясь не шелестеть целлофаном: береженого Бог бережет. А торопиться ему было некуда. Нож он положил себе под правую руку, слева сложил баллончики, респиратор и деньги. И стал ждать. Дальше все зависело от обстоятельств, которые только нужно уметь использовать.

Наконец, пришел четвертый страж — его! Как бы Рэмбо хотелось посмотреть на него! И он попытался представить по голосу.

Несколько секунд длилось молчание, видно, его страж рассматривал мешки. Потом котельная наполнилась густым рокотом.

— О великий пророк!.. — после паузы он спросил: — Ты не знаешь, чего им не хватало?

Этот подойдет, подумал Рэмбо с удовлетворением: он уже примерял на себя его одежду.

— Налюбовался? Пошли, я опоздаю на кухню.

— И чего им не хватало?

Дверь захлопнулась, и как-то неуверенно скрипнул засов. Рэмбо показалось, что страж его задвинул не до конца. Или он был обескуражен и напуган увиденным, или, наоборот, хочет снова зайти, чтобы посмотреть на трупы.

И Рэмбо решил выждать. Шел девятый час В посольстве наверняка никого, кроме охранников, не осталось. Да и их не должно быть много, если оцеплено все здание и стена вокруг.

Ждать пришлось недолго. Засов чуть скрипнул. Дверь открылась и снова закрылась. Вошел или нет? Вошел. Послышались тяжелые шаги и вздох. Об пол что-то стукнуло, это он положил автомат или винтовку, и послышался шорох целлофана.

Господи, догадался, наконец, Рэмбо, да ведь эта сволочь пришла мародерничать! Ах, ты, мерзавец! Видит Бог, он не хотел крови, но надругательств над покойными не потерпит. Рэмбо разжал левую ладонь, осторожно положил баллончик, а правой сжал рукоять ножа.

Страж сопел рядом с ним и, видимо, был очень недоволен. Сарбазы добросовестно потрудились еще там, в Кевире. Ага, вот очередь дошла и до него. Страж развязал мешок и дернул его за нижние концы так, что Рэмбо по грудь оказался снаружи. Потом страж нагнулся над ним и стал обшаривать двумя руками грудь. И тогда Рэмбо открыл глаза, свои огромные, словно омут, глаза и ударил его снизу ножом в живот. Страж с искаженным от страха лицом стал наваливаться на него, но Рэмбо дернулся в сторону, и он рухнул рядом. Рэмбо даже показалось, что страж умер раньше, чем он воткнул в него нож. От страха.

Это был грузный бородатый моджахедин лет сорока с изрытым оспой лицом. Маска ужаса так и застыла на его лице. Рэмбо за ноги оттащил его на свободное место, быстро разделся и сунул свое тряпье в холодную топку. Переодеться в шаровары и халат бородача было делом одной минуты. А еще через минуту бородач лежал в целлофановом мешке на месте Рэмбо.

Запахивая халат, Рэмбо почувствовал, как его ударило по бедру чем-то тяжелым. Он отбросил полу и увидел пришитый к внутренней стороне халата карман, напоминающий сумку. Он сунул в неге руку и вытащил горсть браслетов, часов, цепочек, четок. Здесь был даже хромированный будильник. Рэмбо стал швырять все это в топку, пока под руку не попалось что-то маленькое и круглое. Это было зеркальце в серебряной оправе. Рэмбо посмотрелся в него и вконец уверился, что бородач, прежде чем он всадил в него нож, умер от страха.