Траутмэн долго молчал. Не им разрабатывалась операция, и не ему изменять ее в последний момент. Вот тогда-то в случае неуспеха вся вина ляжет только на него. И его проклянут, как изменника и виновника гибели десятков людей.

— Нет, Рэмбо, — сказал он твердо, — я не могу себе этого позволить. И ты прекрасно понимаешь почему.

— Понимаю, сэр, — Рэмбо помолчал и глухо добавил, — мне очень жаль вас, сэр.

— А вот этого не надо, — строго сказал Траутмэн, и в этот момент послышался жуткий металлический скрежет.

Они посмотрели туда, где стоял самолет-заправщик, и увидели, как вертолет лопастями крошит крыло "Геркулеса" Это продолжалось еще какую-то секунду, и вслед за тем почти одновременно раздалось два мощных взрыва, потрясших пустыню. Звезды померкли в огромном зареве огня.

Траутмэн и Рэмбо бросились к вертолетам, которые ждали своей очереди на дозаправку. Их очередь так и не наступила — теперь они были беспомощны. Случилось непоправимое. Операция закончилась, едва успев начаться. Траутмэн приказал команде освободить вертолеты и занять места в "Геркулесе".

— Теперь ты меня не жалеешь, Джони? — спросил он, подойдя к Рэмбо.

— Я даже не мог ожидать такого благополучного исхода, — не покривил душой Рэмбо. — Я рад за вас, сэр, вы откупились малыми жертвами.

— Может, ты и прав, — сказал задумчиво Траутмэн и удивленно посмотрел на Рэмбо. — Ты разве остаешься?

— Конечно, сэр. Я останусь с ними, — Рэмбо кивнул в сторону обгоревших и покалеченных трупов, которые "береты" положили в один ряд и накрыли полотном. — Ведь вы не берете их?

Траутмэн смутился.

— Послушай, Джони, как мы можем везти трупы в чужую страну? У нас нет времени даже похоронить их. Через несколько минут все станет известно в Тегеране, и нам, попросту говоря, надо уносить ноги. Как ты доберешься до Тегерана? Опять переживешь страх?

Вместо ответа Рэмбо, осмотрев боевое снаряжение на поясе полковника, попросил:

— Подарите мне все это, сэр. Ведь оно вам больше не пригодится. Траутмэн молча отцепил от пояса все сумочки и отдал Рэмбо.

— Если можно, сэр, и это тоже, — он указал на флягу, висевшую у Траутмэна на поясе. — Ведь там вода?

— Вода, сынок. Возьми.

Все "береты" были в гражданской одежде под моджахединов. Траутмэн остановил одного, снял с него халат и отдал Рэмбо.

— Бери, сынок, а то тебе будет холодно. Не дай Бог тебе простудиться.

— Спасибо, сэр, и передайте Ральфу Пери, что теперь-то я непременно привезу ему сына. Мне так хочется сделать ему приятное.

— Прощай, сынок, и береги себя.

Они обнялись, и Траутмэн, не оглядываясь, пошел к "Геркулесу". Когда огромная машина, взревев моторами, поднялась в воздух, Рэмбо огляделся. В стороне еще пылали искореженный вертолет и самолет-заправщик. Рядом стояло пять новеньких вертолетов. И он подумал, что, пожалуй, на любом из них он мог бы долететь до Тебеса и подарить его там Давуду вместо погибшего осла. Недалеко от него под полотном лежали "береты", так и не успевшие совершить подвиг и стать национальными героями. Сколько же их? Рэмбо откинул полотно с их лиц и, всматриваясь в них, стал считать. Восемь! И последним, восьмым, лежал Боб Симеон, тот самый неунывающий Боб с плато Колорадо, который оставлял свои неприятности за дверью. На этот раз он привез их с собой.

Рэмбо снова накрыл эти мертвые лица полотном, отошел в сторону и стал осматривать содержимое боевого снаряжения своего полковника. Ему очень понравились миниатюрные газовые баллончики, и он отложил их в сторону вместе с компактным респиратором, защищающим от действия газа. Больше здесь не оказалось ничего, заслуживающего его внимания. Пожалуй, еще бинты — они пригодятся сейчас же. После этого Рэмбо разделся, приложил к внутренней стороне бедра баллончики, респиратор и деньги, которые еще оставались у него, и плотно обмотал ногу бинтом. Свой нож он приложил к внутренней стороне правой руки так, что конец его чуть высовывался над ладонью, и тоже обмотал бинтом. Оставалось лишь густо замазать все это, а заодно и лицо, маслянистой сажей, которой покрылось все вокруг. После этого он испачкал, а потом порвал штаны, рубаху и халат, чтобы ни у кого не появилось намерения заняться мародерством, оделся и стал ждать.

Лишь только рассвело, он услышал характерный треск вертолетов. Пора занимать свое место. Он лег рядом с Бобом Симеоном и сказал:

— Привет, Боб, вот мы снова и встретились с тобой. Теперь мне придется оставить свои неприятности за дверью, может, мне повезет больше.

И когда увидел приближающиеся вертолеты иранских ВВС, накрыл лицо полотном.

Весть о высадке американского десанта в Кевире разнеслась по всему Тегерану рано утром. Говорили разное — и то, что "береты" хотели освободить заложников в посольстве, и то, что они намеревались убить или захватить самого аятоллу, и даже то, будто они доставили сюда самого шаха, чтобы восстановить его на троне. Никто ничего не знал определенно. Точно было лишь известно, что Аллах покарал неверных слепотой: их вертолеты начали сталкиваться друг с другом, взрываться, а обезумевшие янки, оставшиеся в живых, в ужасе бежали.

Но и это утверждение подвергали сомнению, ссылаясь на заявление самого аятоллы: бежали далеко не все, многие из них рассеялись по Кевиру и бродят теперь в ожидании медленной смерти. Не вызывали сомнения лишь десять трупов. Их привезли в целлофановых мешках на двух открытых машинах к зданию посольства и показывали всем, кто хотел видеть. А потом оставили на сутки в посольстве в назидание заложникам — так будет со всяким, кто рискнет их освободить.

Абдолла-хан считал, что знает больше других. Сопоставив события последнего времени — визит Кэнби, появление в городе группы "арабских паломников" и, наконец, десант в Кевире, — он пришел к выводу, что все это составные одной операции, целью которой служило освобождение американских заложников. Сюда же он относил и похищение, а он уже не сомневался в этом, Мохаммеда Барати.

Но теперь у него был Том Пери — не чета доморощенному капиталисту Барати. Этого-то он уже не допустит. На все воля Аллаха, и случилось с Томом непредвиденное, он, Абдолла-хан, не будет нести за это никакой ответственности. Фуад интересовался Томом Пери. Он ходил к нему в посольство, и о чем они говорили — неизвестно, он настоял на том, чтобы перевести его в Ходжатию, он же сам и привез его. Теперь Фуад отвечал за жизнь Тома, как за свою собственную. Абдолла-хан так и сказал ему, когда он привез Тома в школу:

— Фуад, если с ним случится то же, что и с Барати, я не смогу тебе уже ничем помочь. Ты понимаешь меня?

— Да, саркар, — согласился Фуад. — Но ведь мы нашли для него надежное место.

— Барати сидел за стальной решеткой и стальной дверью, — напомнил Абдолла-хан.

— Том — в каменном мешке, саркар. Абдолла-хан недовольно поморщился.

— Все мешки имеют свойство рваться, — сказал он. — Я предупредил тебя, и этого довольно. А теперь скажи мне, Фуад, ты не находишь ничего странного в том, что Камаль полетел в Тебес накануне высадки американского десанта?

Фуад удивленно посмотрел на своего господина.

— Простите, саркар, но Камалю нужен Том Пери, и если он выполнит все ваши условия, он его получит. Десант ему может только навредить.

— Каким образом?

Фуад пожал плечами.

— Но это же вызовет теперь еще большую подозрительность ко всем иностранцам, саркар. А Камалю это совсем не нужно.

Абдолла-хан помолчал, раздумывая. Может быть, Фуад и прав. Но очень уж странное совпадение. Впрочем, видимо, все это плод разыгравшейся фантазии. Камалю нужен Том, иначе бы он не приходил сюда, и все переговоры с ним следовало бы считать бессмыслицей. А в бессмыслицы Абдолла-хан не верил.

— Ты убедил меня, Фуад, — сказал он. — А теперь прикажи пилоту лететь в Тебес Камаль уже ждет его.