В начале этой главы было упомянуто о не вполне ясных обстоятельствах отказа Менделя от получения степени доктора богословия и быстрого переезда в Цнайм. Степень ни в коей мере не могла помешать заниматься преподаванием излюбленной им ботаники, и в начале главы было предположено, что вызвали отъезд некие «внешние причины». Можно было бы теперь предположить, что эхо неизвестных событий сыграло какую-то роль и ныне — два года спустя… Однако такое нагромождение одного предположения на другое вряд ли покажется при всей заманчивости корректным. Нам придется отказаться от него и пытаться реконструировать события по-иному. Например, так.
…Как читатель помнит, Мендель всегда чувствовал себя должником своей сестры, а Терезии в 1851 году исполнилось двадцать два, и ее замужество «стало на повестку дня». Монашеские «компетенции» были в ту пору небольшими, и после увольнения из Цнайма Мендель вряд ли мог выкроить десяток золотых для покрытия долга и поддержки родителей, чье положение в доме Алоиса Штурма было не очень завидным. А тут выдался случай заработать 25 флоринов!… И конечно, аббат Напп поспособствовал тому, чтобы на педагогическом совете училища было решено именно Менделя пригласить в суппленты.
Однако всему городу было уже известно, что Мендель провалился в Вене на экзаменах и высокая кайзеровско-королевская комиссия официально лишила его права преподавать биологию. Именно поэтому в протокол заседания учительского корпуса Технического училища, который мысли не имел противопоставлять себя министерской комиссии, были занесены дифирамбические отзывы о кандидате, приглашаемом на временную вакансию. Что до появления на свет характеристики, скоропалительно отправленной Флорианом Шиндлером в канцелярию штатгальтера, то, вероятно, сначала в оную канцелярию от добрых людей поступил донос: мол-де, провалившийся в Вене каноник допущен к преподаванию… (Мы уже убедились, сколь по-разному добрые люди встречались на менделевом пути.) Естественно, из канцелярии раздался начальственный рык, и директору Шиндлеру осталось лишь защищать самого себя лестными аттестациями по адресу супплента, незаконно принятого на службу и уже уволенного. А дабы избежать дополнительных неприятностей, директор на всякий случай жалованье задержал и предоставил начальству брать на себя ответственность за его выплату.
…Так было или не так, узнать вряд ли удастся. Однако происшедшее, конечно, послужило толчком к последующим событиям. Все говорило, что без диплома или университетского образования можно было работать лишь приходским священником. Но такая карьера Менделя определенно не интересовала и аббат Напп, кстати, и не предлагал ее ему больше.
Неизвестно, о каких «естественноисторических трудах» Менделя шла речь в директорской характеристике. Быть может, они действительно казались Грубому и Коленатому хорошими и даже были хороши на самом деле — нам в этом случае лучше соблюсти осторожность. Зато известно, что и коллеги по Цнаймской гимназии и коллеги по Техническому училищу непременно подчеркивали в своих аттестациях бесспорный педагогический талант супплента. Флориан Шиндлер даже писал об особой менделевой методе преподавания, и мы имеем, таким образом, уже два «перекрестных» свидетельства, а если забежим вперед, то найдем новые и абсолютно достоверные подтверждения того, что Мендель обладал даром истинного педагога.
Но талант надо было оттачивать и подкреплять подлинной эрудицией. Для этого надо было учиться, и Мендель всегда хотел учиться, а человек, от которого зависела его судьба, профессор восточной филологии и церковного права прелат Сирил Напп понимал, что истинные знания можно получить лишь в настоящей школе, лишь при «надлежащем руководстве».
Напп был человеком дела и, взвесив все происшедшее, решил устроить Менделя в университет и найти для устройства союзника повлиятельнее. Он выбрал в союзники «его превосходительство» барона Баумгартнера, возвысившегося снова из начальника министерской секции в министры (правда, торговли).
«Благожелательные мнения о канонике Грегоре Менделе, направленные в мой адрес, — написал он Баумгартнеру, — побудили меня послать его для получения высшего научного образования в Вену. Я не остановлюсь перед расходами, необходимыми для содержания его на время этих занятий, и осмеливаюсь лишь просить Вас, чтобы Ваше превосходительство соблаговолили бы оказывать ему свое высочайшее благорасположение, которое он со своей стороны постарается оправдать»:
В выборе союзника Напп не ошибся. Министр-физик ответил ему быстро и благожелательно. Но если бы все будущее Менделя зависело только от благорасположения Баумгартнера и готовности Наппа тратить монастырские флорины на его обучение! Ведь существовали еще и епископская канцелярия и епископ Антон-Эрнст граф Шафготч. Ему тоже было послано письмо. И Напп не поскупился в нем на сладкие слова:
«Ваше превосходительство! Высокородный граф! Ваше Милостивое Епископское преосвященство!
Поскольку каноник Грегор Мендель не пригоден, для заботы о душах верующих, а с другой стороны, обладает выдающимися умственными способностями и упорным прилежанием в изучении естественных наук, учитывая также, что его выдающиеся познания в этой части засвидетельствованы самим господином министром (министра, конечно, надо было припомнить, не указывая при этом, что речь о министре торговли, а не культов и просвещения. — Б.В.), в настоящее время мне представляется необходимым и желательным для получения полного практического образования послать его в Венский университет, где в его распоряжении будут любые средства. И я намерен в этих целях в течение ближайшего месяца послать его в Вену в университет и на время пребывания поселить его и поставить на довольствие в общине милосердных братьев, где он будет должен подчиняться установленному порядку и участвовать в отправлении общих молебствий».
Как видите, в письме все вероятные возражения были предусмотрены заранее, и Шафготчу, наверняка не забывшему насчет сала, которое доставляет ему столько хлопот, пришлось написать сердитое:
«Разрешить при условии, что данный каноник будет жить в Вене жизнью монаха и не оторвется от своего сословия».
Ну как не восхититься аббатом Наппом!… Однако похвалы Наппу похвалами, а надо заметить еще, что в общем-то речь шла об интересах одного из членов церковного клана, о пользе, которую он в итоге сможет принести этой своей корпорации.
Напп принялся выполнять жесткое указание епископа.
Он написал настоятелю одного из венских монастырей письмо, выраженное в тонах овечьего смирения. Он просил не отвратить его, Наппа, от калитки обители, поминал и министра, и епископа, и самого господа бога, лишь бы коллега-настоятель предоставил канонику Менделю в своем монастыре кров, возможность получать там обед и ужин «без употребления вина и пива» и право участвовать в коллективных молебствиях. Аббат Напп клятвенно заверял, что каждые полгода он будет уплачивать вперед и за жилье, и за питание, и за отопление, «учитывая нынешнее вздорожание жизни». Но венский настоятель отказал Менделю и в обедах и в приюте, сообщив при этом, что теснота у него в монастыре отчаянная и «некоторые из братьев даже живут в кельях по двое». Поэтому хоть епископом и были даны самые суровые указания, Напп отправил Менделя в Вену «в неорганизованном порядке», снабдив напутствием поселиться обязательно в духовном доме, дабы не вызывать нареканий вольностью жизни.
Во всех этих письмах настойчиво оговаривалось предъявляемое Менделю требование — строго соблюдать обязательные обряды. Почему оно звучало столь назойливо? Ради проформы? Или, может быть, патер Грегор, который в официальных характеристиках именовался смиренным и благонравным (попробуйте-ка добиться чего-либо, предоставляя другую характеристику!), дал все-таки разик-другой повод усомниться в своей монашеской благонадежности?… Это неведомо, но зато как не признать, что Грегору-Иоганну Менделю всю жизнь все-таки чертовски везло на добрых, по-настоящему добрых людей!… Вот теперь благодаря заботам прелата Наппа он приехал в Вену, чтобы учиться в университете. И точь-в-точь, как было ему приказано аббатом, Мендель устроился в духовном доме.
