Наука, как ни способствовала она развитию опасного свободомыслия и атеизма, в это время непрестанно доказывает свою безусловную практическую ценность. Новые эпохальные примеры не заставят себя долго ждать. Не успеют высохнуть чернила на заключенном в 1855 году меж Ватиканом и империей конкордате, возвращавшем католицизму доиозефинистские его права, как добрый католик француз господин Пастер опровергнет учение о самопроизвольном зарождении жизни, вполне соответствующее Книге Бытия, которая, по компетентному мнению святого Августина, сообщает, что бог не создал сам всех растений и животных, а приказал воде и тверди порождать тех, которых он не успел наделать. И хотя некоторые из теологов выразят недовольство результатами опытов парижского химика, вместе с тем будет весьма отрадным, что господин Пастер установит, какой именно фактор вызывает прокисание молока, а позднее — откуда происходят болезни вин. Оказывается, это микроскопические существа портят их своей жизнедеятельностью. И от них, кстати, станет возможным избавляться, если своевременно «пастеризовать» — обезвреживать молоко и вино нагреванием. И конечно же, по всей Европе управители молочных ферм и хранители монастырских вин примутся использовать предложенный господином Пастером метод для сбережения запасов, принадлежащих братствам.

Дирижеры и оркестранты всегда обязаны считаться с желаниями тех, кто платит за музыку, и доколе католическая церковь, дабы упрочить свое влияние, бралась за хлопоты по светскому образованию, она, как и любой представитель «сферы обслуживания», должна была тщательно запоминать, каков заказ.

На уроках священной истории отцы-августинцы, конечно, вдалбливали в головы школяров «Ave», «Benedicite», «Pater noster», катехизис и подробную технологию сотворения галактики по ускоренной методе. Но на других уроках их же коллегам-августинцам и в голову не приходило теперь предавать, как некогда, анафеме физиологические эксперименты и анатомирование. Чтобы делать операцию резекции желудка, которую в ту пору разрабатывал ради излечения ранних форм рака и запущенных язв желудка его превосходительство господин профессор Венского университета Теодор Бильрот, надо хорошо знать, как подходят к желудку кровеносные сосуды и как перистальтируют кишки. Хорошо, если будущий инженер прочно помнит «Ave». Но он должен столь же прочно знать интегральное исчисление.

И для прибыльности хозяйства, принадлежащего графу Эстергази или оборотистым достопочтенным герру Мюллеру и пану Кокошке, молитвы за ниспослание урожая крайне необходимо сочетать с гибридизацией, селекцией и рациональной агротехникой.

И поэтому не только просвещенный и либеральный аббат Сирил-Франц Напп, но и сама конгрегация ордена августинцев и сама ватиканская канцелярия полагали целесообразным, чтобы братья-монахи, благо им предстояло занимать учительские должности, обладали и склонностью к преподаванию, и должными педагогическими способностями, и, наконец, знаниями.

Именно поэтому в рекомендации, которую дал Иоганну Менделю патер Фридрих Франц, ни слова не было сказано о благочестии кандидата, зато вся она целиком посвящалась его интеллектуальным возможностям.

И специально для Наппа был предназначен следующий пункт характеристики:

«Он также несколько знает по-чешски, но поскольку сии познания недостаточны, изъявил готовность… приложить все силы, дабы и в чешском языке достичь полного совершенства…»

Аббат Напп был австрийским немцем по крови, но он родился в Моравии, с этой землей была связана вся его жизнь. Он был другом Палацкого, Шафарика и Яна-Евангелиста Пуркинье, вождей чешской интеллигенции, именно в эти годы пропагандировавших идеи славянского Возрождения — правда, в рамках, коими обеспечивалось сохранение покоя габсбургской монархии.

Напп был склонен поддерживать их требования, и не только в дружеских собеседованиях. В пору своего директорства над гимназиями и училищами Напп открыл в университете кафедру чешского языка и литературы. Он торжественно — как великих людей — принимал Пуркинье и Шафарика в Альтбрюнне, и монах его монастыря Матеуш Клацел читал всем присутствующим и вручил Шафарику отпечатанную в типографии оду, написанную им, Клацелом, в честь гостя.

Что до дел церковных, то прелат считал, что пастырь, живущий в Чехии, «должен знать язык своих овен».

И он должен был в полной мере оценить добрые намерения кандидата в собратья по ордену.

Фридрих Франц написал не простое письмо, а тонкий дипломатический меморандум.

И все тщательно продуманные им ходы достигли намеченной цели, ибо от кандидата был затребован такой документ:

«Мы, нижеподписавшиеся, настоящим заявляем, что с выбором нашего сына Иоганна мы совершенно согласны, и нам ничего не остается иного, как пожелать, чтобы избранный долг он исполнял с верностью и добросовестностью» — вот что было выведено в нем каллиграфическим почерком Менделя-младшего.

Документ был подписан каракулями:

«Антон Мендель, отец, Розина Мендель, мать».

И, кроме родительского согласия, было затребовано также свидетельство о состоянии здоровья, и одрауский штадтарцт — городской врач — удостоверил, что Иоганн Мендель, сын крестьянина из Одрауского округа, практически здоров — это крайне было важно констатировать, ибо монастырь не богадельня, не приют для больных или немощных, а церкви нужны служители вполне трудоспособные.

Но на четыре послушнические вакансии из неведомого числа рекомендованных было приглашено тринадцать претендентов, достаточно здоровых и обладавших подходящими рекомендациями (три человека на место — это и для наших дней нормальный университетский конкурс). Их экзаменовали всем капитулом, им предлагали читать пробные проповеди, с ними подолгу беседовали те, кто должен был стать их братьями по ордену, беседовали, изучали склад ума и особенности характера вероятных своих коллег.

И так как и в этом мире тоже не было лишних вакансий, всего лишь четверым из тринадцати претендентов выпало лежать крестом на каменных плитах пола в костеле Вознесения Девы Марии под грегорианский напев «Veni, Creator spiritus…» и ждать момента, когда надо будет подняться и, положив руку на евангелие, произнести:

— Ego, frater Gregor, voveo et promitto… — Я, брат Грегор, клянусь и обещаю…

— Ego, frater Anselmus…

— Ego, frater Christosomus…,

— …voveo et promitto…

…Чтили бога: отца, сына, духа святого.

Чтили деву Марию — божью мать.

Чтили святых: всех святых вообще и своего личного в особенности. Для монахов альтбрюннского монастыря главным святым был Августин, крупнейший раннехристианский философ.

К созданию ордена, носившего его имя, святой Августин никакого отношения не имел и не мог иметь: орден был основан восемь веков спустя после его смерти. Точно так же мировоззрение августинцев XIX столетия существенно отличалось от мировоззрения самого Августина, умершего в V веке, ибо, как говорили древние, «tempora mutantur et nos mutamur in illis» — «времена меняются и нас изменяют с собою». Однако житие святого, известное по его собственноручной и подробной «Исповеди», почиталось за образец религиозно-нравственного совершенствования для людей, которые причисляли себя к его последователям. А его личность и его философия были весьма своеобразны — в истории христианства Августин занимает особое место.

Вот те моменты, которые, по мнению автора, играли роль в создании несколько необычной, по нашим представлениям, обстановки, которая была в монастыре святого Томаша.

Сначала о самом Августине. Об Августине Аврелии — такое имя было дано ему при рождении.

Его отец был важным императорским чиновником в городе Тагасте, что в северной Африке, близ Карфагена, и поэтому мучительной проблемы завтрашнего дня не существовало ни для самого Августина, ни для его сестры. И даже у Адеодата — у мальчика, которого со временем родила от Августина красавица рабыня, этой земной проблемы не было. Правда, сын императорского чиновника не мог жениться на рабыне, и даже на рабыне, отпущенной на волю, и даже на рабыне очень красивой, женственной, удивительно нежно любимой и нежно любящей, какой была наложница Августина. Тем не менее можно было сделать так, чтобы сына не ожидала участь раба и его будущее было обеспечено. И это было сделано.