Шита твоя история белыми нитками!
Вампиры после себя не могут ничего найти, а что останется от человека, память о котором стиралась преднамеренно?!
Но давай поговорим о доступном, о знании, из глубины веков.
Чему бы учила Манька свой народ? Съешь печень и сердце врага, и будешь сильным, как враг. Она есть. Мучается, но есть. Но разве как вампир? Вампир не преминул бы воспользоваться именно дословной трактовкой фразеологического образного высказывания.
А теперь вспомни, сколько людей обгажено вампирами! Все знают, что человек создан из земли, но кто помнит, что живой ум — тоже земля? Кто мог дать человеку это знание, которое вампиры, спустя огромное количество времени, не смогли предать забвению? Только такой человек, как Манька, мог рассматривать пространство в себе, как землю, и только вампир мог назвать ее красной. Они добыли из этого пространства кровь, чтобы пить! Или вот еще: земля квадратная, имеет четыре стороны света, стоит на трех слонах, слоны на чудо-юдо-рыбе-кит, а кит плавает в море-океане, о вокруг земли крутятся солнце, если день, луна и звезды, если ночь…
— Уже доказано, что это не так! — покраснел Борзеевич, вспоминая свою амнезию, когда оборотни его отловили и пробили голову.
— Ха, Борзеевич! Еще как так! Земля состоит из двух четвертей небесных и двух поднебесных. Держат ее три пространства, одно большое, общее, и два маленьких, а стоят они на Законе, на Тверди, который посреди Бездны. Есть я — солнце, есть Бездна — месяц, и многие звезды, которые приходят с Бездной и манят человека. Так что, Борзеевич, даже в самое тяжелое для тебя время, я всегда был перед твоими глазами и улыбался тебе. Я не говорю вампиру ничего, что не сказал бы человеку. Пять континентов, которые отстоят друг от друга на десятки тысяч километров знают только одно: ешь печень и сердце врага, и будешь храбрым, как враг! А ведь континенты разошлись миллиарды лет назад! Вампиры сменяли человека, и человек сменял вампиров. Так было, и так будет. Люди забывали о вампирах, и вампиры уничтожали все человеческое.
— А избы? — испугалась Манька. — Я же не могу жить вечно! Куда они без земли?
— Избы надеялись, что человек когда-нибудь заберет их с собой. Они пришли к Бабе Яге не просто так… Знала бы она, сколько им лет! А представь, как они обрадовались, когда у нее появились поленья, к которым приставлены! Выложили все свои знания! А когда поняли, чем она их потчует…
— И изб на земле уже не останется? — спросил Борзеевич заинтересованно.
— На каждое полено снесут по яичку. Сколько у Бабы Яги было поленьев? Два! И две избы! Одна с одного дерева, вторая чуть помладше, уже с другого, но между ними есть родство.
— Получается, что полено и яйцо, как два в одном? — спросила Манька.
— Но я же понимаю, что человеку нужно укрыться. Он не я. Да, вампиры топили поленья в самом глубоком месте, но ты же видела, что море становится сушей. Подберет его человек, посадит, и станет оно деревом. Изба вылупится из яйца. И однажды они пойдут за человеком. Туда, где им самое место.
— А почему эти не ушли? — поинтересовался Борзеевич.
— Хороший вопрос, — согласился Дьявол. — Кто из моих пошел бы за вампиром? Нельзя причинить боль.
— А как я могу? У меня меч, я должна защищаться — а если нападут? — возмутилась Манька. — не будет ли это убийством?
— Это самозащита! Законом разрешается выбить око за око. Поверь, вампир только того и ждет, что подставишь ему другую щеку. Если кто-то напал на тебя, значит, земли у него нет. Его проблемы.
Наконец все трое вышли на поляну. Манька с воплем бросила сумку и кинулась к избам. Они как всегда бродили рядышком, перемалывая бревна… Избы застыли на минуту-другую, сделали несколько шагов, присели и настежь распахнули двери. Манька сначала расцеловала в бревна первую избу, потом вторую. Борзеевич повел себя более сдержано, заложив руки за спину, прошелся взад вперед, примечая изменения. От воплей высунул голову из воды потревоженный водяной…
Если не считать, что земля стала еще благодатнее и гостеприимнее, все осталось по старому.
Вечером состоялся пир на всю Манькину землю.
Гостей на этот раз было много: водяной с русалками, леший с лесными, озерники прислали делегацию… Оказалось, что у них как, у людей, были свои семьи, но объединялись они скорее для реализации идеи, речку там собрать из разных ключей, или новый лесок насадить, или животинку какую размножить. Очень удивилась Манька, когда обернулась русалка золотой рыбкой и заговорила человеческим голосом:
— Чего хочешь, красная девица, поесть, попить, подстричься, али корыто тебе новое?
Манька сдержано хихикнула, обнаружив в земле своей несметное сокровище. Знала бы ее мучительница, какие возможности пролетели мимо и с какими богатствами ее разлучили! С ее-то головой была бы сейчас владычицей морскою. До чего же оказалось приятной кровь вампира…
Гостить Дьявол позволил на земле два дня. И два дня ходили Манька с Борзеевичем по земле, и удивлялись.
Борзеевич собирал сведения о ней с чисто научной точки зрения, иногда припоминая удивительные факты своей биографии. А уж на огород, который избы обихаживали, налюбоваться не могли. И виноградные лозы поднимались, достигая верхушки деревьев, и яблоки с грушами свисали так, что ломались ветки, земляника с прочими ягодами сами в рот просились, а еще были плоды, которым названия не придумали или забыли давно. Лесные собирали семена по всей планете из-под земли, ветром их приносило, водяные доставали со дна моря… И еще раз удивилась Манька, когда узнала, что русалки присматривают в море-океане за каждым утопленным вампирами поленом, зная наперечет все места, где они лежат. Повидали они с Борзеевичем плоды добра и зла. Так, ничего особенного, на яблоки похожие, но светились изнутри, как застывший огонь в кожуре.
— Это, случайно, не молодильные яблоки? — спросила Манька с подозрением, вспомнив сказки, уж не зная, то ли их сказками считать, после увиденного, то ли подробной исторической хроникой.
— Ну, можно и так назвать, — ответил Дьявол.
— Мне не отходить теперь от этого дерева? Смотри, какой соблазн! Но ведь ты же не дерево!
— Коснись их другой человек, ума они ему не добавят, — спокойно ответил Дьявол. — А я и дерево и нет. В твоем саду растешь и ты. Если ты не дерево, то как тебя срубили?
И бродили по земле столько животных, уживаясь между собой, что глаза разбегались. Но посевы пшеницы не трогали, стороной обходили. Избы пшеницу собирали и пироги пекли. Вернее, печка пекла, но в принципе, это одно и то же. Уходить совсем не хотелось, но после праздничного ужина Дьявол сказал, что если хочет она землю уберечь, ключи дракона надо достать и уничтожить, и что, отоспавшись за ночь и собравшись, вечером следующего дня они должны снова идти в горы. И на этот раз так быстро, как смогут.
— Беда и тут и там, — произнес он наставительным тоном. — Хорошо тебе было здесь. Помни об этом. Все о тебе будут думать, но есть ли что для тебя дороже, станет понятно, когда решение у тебя созреет и к делу приложится.
— Что за беды? — деловито спросила Манька, радуясь, что на этот раз он не елейничает. Она понимала, что вампиры не отцепятся, а без драконов будут не такие опасные.
— А этого я сказать не могу, — ответил Дьявол. — Вампиры еще не определились. Выжидают чего-то или поверить не могут, что им хвост накрутили…
— Вот беды придут, тогда и разберемся, — ответила Манька сурово. — Мало их было?
Теперь у Маньки и Борзеевича оружия против вампиров хватало — весь известный в миру арсенал. Осиновые колы, серебряные стрелы, вода живая, огонь неугасимый, кинжал, подаренный Дьяволом, крест крестов. А еще посох с волшебными свойствами и меч-кладенец, который был и кладом и кладезем одновременно. Лоскуток от Дьявольского плаща был, две пары смертельно опасных портянок. Для долгих переходов имелся котелок, который продукт подращивал, если в него немного живой воды налить, а в ту воду семечко бросить, и варил его после. И сама она была железякой булатной, умеющей на сотни метров перемещаться непонятным для нее самой образом, который Борзеевич называл то левитацией, то телепортацией, то еще каким-нибудь умным словом. Было у него в голове много разумных военных полезных хитростей, которые повидал он на своих веках, делился с нею, были среди его советов полезные. Оба они приоделись — на этот раз в горы шли под зиму, имея добрый опыт. На оборотней и прочую нечисть не полагались: а вдруг крылья не так сработают, или посох не выстрелит огнем. Сколько смогли, собрали из своего. Ни стар, ни млад из ее деревни, не узнал бы в ней Маньку, которую односельчане видели два года назад.
