По установившейся традиции из всего сонма живых зарубежных авторов наше правительство, а точнее идеологический отдел ЦК КПСС (каждый из инструкторов которого командовал «своим» — будь то Центральное телевидение, Госкомпечать, любая советская газета или издательство), жаловали лишь коммунистов и десяток-другой «верных друзей Советского Союза». Насчет тысяч других зарубежных авторов, когда вставал вопрос об их издании в СССР, директора издательств, вспоминая кислую мину своих шефов, в свою очередь грустнели и начинали жаловаться на невозможность выплаты гонорара в твердой валюте.
Думаю, что зарубежные авторы могли бы в порядке помощи странам Восточной Европы объявить о своем отказе в течение нескольких лет получать причитающиеся им гонорары в западной валюте от переиздания их произведений за бывшим железным занавесом. Уверен, что наши книжные издательства тут же начали бы печатать как воздух им необходимую самую разнообразную зарубежную учебную и художественную литературу. Для этого нужна добрая воля Запада, тем более что речь идет в целом о мизерных суммах.
Правда, еще одно обстоятельство всегда мешало. Лучшие советские 114 издательств и 81 типография с персоналом в 80 тысяч человек официально были на балансе, принадлежали ЦК КПСС. Эта издательско-полиграфическая империя грабила тех, кого печатала, издавала — вся прибыль перечислялась в ЦК КПСС. Долгие годы так называемая партийная печать обогащалась за счет монопольного права на выпуск безгонорарных книг (Майн Рид или Ч.Диккенс, к примеру).
Случайно ли, намеренно ли, но крупных полиграфических предприятий по печатанию книг не было на большей части территории СССР. Фактически все они находятся в Москве и в нескольких часах езды от нее (Чехов, Можайск, Смоленск, Тверь). По одному крупному книжному полиграфическому комбинату имеют Белоруссия и Молдавия, чуть больше — Украина. Мощности по выпуску книг во всех остальных союзных республиках и областях СССР небольшие, и ориентированы они были в основном на выпуск школьных учебников и небольшого количества книг, выпускаемых крайне малыми тиражами. Надо отметить, что малым тиражом в СССР считалось любое количество экземпляров книги менее 10 тысяч. Центральные власти позаботились лишь о размещении в республиках и на огромных просторах России крупных газетно-журнальных комбинатов, на которых по матрицам, поступающим по каналам электронной связи из Москвы, печатались огромные тиражи центральных ежедневных и прочих газет, массовых журналов.
Вот и получается, что в Москве и двух недель хватит, чтобы отпечатать 200-тысячный тираж книги в килограмм почти весом и даже сброшюровать весь тираж и отправить его в магазины, а в Тбилиси этот процесс печатания и брошюровки может растянуться на многие месяцы. Выход обычной книги у нас вообще занимает несколько лет, если эта книга не идет в издательстве по скоростному режиму «молнии», т. е. без всяких задержек, за считанное количество дней. Но так печатали книги речей наших партийных секретарей и очень ограниченное количество конъюнктурных политических или юбилейных изданий.
Как правило, книгоиздательский процесс у нас — это нечто из театра абсурда, для иностранцев совершенно непонятное и нелогичное. Приходит автор со своей идеей в издательство и приносит обязательные по этому случаю план книги, ее подробное содержание, аннотацию и даже пробную главу. В случае благосклонного к автору отношения со стороны издательства и… всех власть предержащих, заявка автора начинала гулять по всем кабинетам руководителей издательства и вышестоящего комитета по печати. Если дело происходило даже в союзной республике, текст заявки все равно посылался в Госкомпечать СССР для согласования. И вот после всех мытарств издательство включало аннотацию о предстоящем выходе книги в публикуемый каждой весной тематический план издательства на будущий год. Центральные предприятия книжной торговли рассылали эти тематические планы в свои нижестоящие торговые инстанции для сбора от них заявок на каждую из объявленных к выходу книг.
Причем любому руководителю местных книготорговых управлений до августа 1991 года было ясно, что заказывать пропагандистские издания, хотя никому и не нужные, Издательства политической литературы ЦК КПСС ему все равно придется. В любом, даже сельском магазинчике, где книги продают в одном помещении вместе с другими товарами, была отдельная полка для продажи трудов Ленина и КПСС. Этот книготорговый деятель из Республики Грузия мог заказывать 10 или 25 тысяч экземпляров книг Высоцкого и его жены Марины Влади — все равно подобные книги издавали тиражом не более 50 тысяч экземпляров, а из них в Грузию слали сотню-другую для элиты и спекулянтов. Какого-нибудь никому не нужного «живого классика» из числа генералов руководителей Союза писателей СССР в Грузии брались продавать разве что вкупе с «Книгой о вкусной и здоровой пище». Книга «классика» пылилась на прилавке по государственной цене, а кулинарный сборник тут же уходил по тройной цене, но уже из-под прилавка.
Умный книготорговец знал, что большинство объявленных к изданию книг не нужны ни ему, ни читателю, он знал, что тома, отпечатанные на полиграфических предприятиях большинства союзных республик и российских областей, неопрятны и разваливаются от первого прикосновения, что на бестселлеры с периферии рассчитывать трудно, если это не детективы Агаты Кристи и тому подобные приключенческие издания.
Читательский спрос не имел никакого отношения к политике книгоиздания в СССР. Мнение читателей безусловно учитывалось во всех случаях, но решение принималось опять же во всех случаях нестандартное, как сказал бы здесь любой западный эксперт.
Но вернемся к нашему несчастному автору. Вы помните, весной он ликовал, так как его книгу включили в красиво отпечатанную книжку тематического плана. К осени и заявки на его книгу собрали, определили тираж будущей книги, включили рукопись в план редакционной подготовки и в план выпуска будущего года (может быть, в январе, а то и в декабре). Рукопись читают редактор, заведующий редакцией, главный редактор издательства, цензор, а до этого и два-три рецензента со стороны. Каждый из этого немалого количества читчиков старался обратить внимание остальных на любые возможные отклонения от идеологической линии партии на данный момент, проанализировать любой возможный намек на окружающую нас печальную действительность и т. д. Мнение автора при этом практически не учитывалось, все вносили в рукопись необходимые, по их мнению, изменения. Потом рукопись сдается в набор и начинается — на много месяцев — производственный процесс. Всего проходит обычно дватри года от начала работы издательства над рукописью и до выхода ее в свет.
Конечно, «перестройка» внесла в этот устоявшийся процесс свои изменения. Вот и предварительную цензуру в августе 1990 года отменили, а годом ранее издательства могли и сами, без согласования с вышестоящими комитетами по печати включать понравившиеся им рукописи в план издания. Но появились другие проблемы. Прежде не было никаких проблем с реализацией печатной продукции. Все шло по налаженной колее — что нужно издавали, продавали, неликвид годами лежал на книжных полках магазинов и библиотек, затем тихо шел на списание.
В 1991 году официальная книжная торговля в лице своего главка «Союзкнига» была еще более нужна центру, чем прежде. Положение таково, что книгу Горбачева продавали за символическую государственную цену в любом книжном магазине СССР, мемуары Ельцина продавали также по всему Союзу, но уже по бешеной цене и усилиями черного рынка, а книги первых лиц из республик — даже будучи изданными на русском языке, как правило, никогда и нигде за пределами своих республик не распространялись.
Вацлав Гавел, получивший в 1989 году премию Мира западногерманских издателей и книготорговцев тогда, когда он еще был диссидентом, а не президентом ЧССР, тоже не видел в СССР своих книг — ни на прилавке, ни под ним. А очень хотелось бы прочесть книги, написанные Иоанном Павлом II, Лехом Валенсой, матерью Терезой, тысячи и тысячи книг, которые заботливые издатели и книготорговцы Запада умудряются выпускать одновременно на множестве языков цивилизованного мира.
