Кооператив мы зарегистрировали. Он начал работать. А я после регистрации естественным порядком оказался не у дел. Теперь уже не помню, как родилось желание попробовать что-нибудь свое. Помню другое: когда мы бывали в Мосгорисполкоме, там сидело множество людей, которые тоже мечтали о своих кооперативах. Они терпеливо ожидали очереди, чтобы задать те вопросы, на которые мы уже знали ответы. Наш кофточный кооператив был вторым или третьим в Москве. Так и родился «Факт», который отвечал на вопросы будущих кооператоров. Сегодня «Факт» к этим игрушкам не имеет отношения, но начинался с этого.
Е.Я.: Как ты перешел от кооператива «Факр> к газете „Коммерсант“?
В.Я.: Тоже случайно. Кооперативы росли как грибы. И началось движение за создание Союза кооператоров. Частично как ответ на социальное давление, а еще больше как борьба различных групп за влияние на кооператоров. Собрался съезд. И Артем Тарасов сообщил, что на нем присутствует академик Владимир Тихонов — это всех обрадовало: народный депутат СССР, уважаемый академик и вдруг почтил кооператоров своим присутствием. Тогда кооператоры испытывали огромный комплекс социальной неполноценности, это теперь они люди, свободные от комплексов. А когда зашла речь о председателе союза, тот же Тарасов предложил избрать Тихонова. И снова все обрадовались, тут же проголосовали. Мне, признаться, это надоело, и я вернулся в контору. Вскоре ко мне приехал Тарасов — за это время он успел стать вице-президентом и уже принялся решать первоочередные задачи Союза объединенных кооператоров. Главным, по его мнению, было начать выпускать газету. Сделать это решили поручить мне. Сперва я пожал плечами: пустая затея. Но все-таки написали бумагу, и я стал выяснять, каким образом можно зарегистрировать газету.
Оказалось, что летом — го года никто этого не знал. В Комитете по печати мне ответили, что не могут зарегистрировать без разрешения ЦК КПСС. А в ЦК сказали, что они газеты не регистрируют, обращайтесь в Комитет по печати. Так я и мотался с Пушкинской площади на Старую. Все-таки уговорил отдел ЦК, который курировал кооперацию. Наврал при этом в три короба, убеждая, что необходимо правильно воспитывать кооператоров. Честно говоря, им просто некуда было деться. Пока они все от себя отпихивали, я демонстративно делал газету, набирал людей, тратил деньги. Между делом мы выпустили два рекламных номера — этого от нас вообще не ожидали. Отправился с ними в Главлит. Тогда уже рекламу можно было выпускать без цензуры. Цензоры говорят: это газета, а не реклама. Я свое: нет, реклама. Они: нет газета. Я: это реклама, она просто очень похожа на газету, потому что это реклама газеты. Вздохнули и согласились. „Коммерсант“ зарегистрировали в конце декабря 88-го, за три дня до выхода первого номера».
Дальше у отца с сыном пошли разговоры о Горбачеве, о формах собственности, об отношении к иностранцам, к загранице, к большим деньгам и т. д. Длиннющая беседа, в ходе которой отец не раз восхищался сыном, вспоминал свои родительские переживания. Сын же и словом не обмолвился, что на всех ступенях своего жизненного поприща он вовсю пользовался тем, что был сыном Егора Яковлева. Горбачеву на Западе крупные кредиты давали «за гласность», т. е. за «Московские новости». Эта газета до советских людей почти и не доходила, зато на Западе, выходя на иностранных языках, она была символом на шей перестройки. В те времена и волос бы не упал с кудрявой головы Владимира Яковлева. Пока папа был в фаворе, сын автоматически пребывал в разряде людей выше закона, неприкасаемых в том смысле, что им можно было практически все. Лет 20 назад, когда я жил в общежитии высотного здания МГУ на Ленинских горах, во главе тамошнего черного рынка (шмотки из Зап. Берлина, валюта) всегда были иностранные студенты — дети генсеков зарубежных компартий (отпрыски отечественных вельмож бизнесом тогда не занимались). К детям генсеков милиция и КГБ на пушечный выстрел не подходили.
Бизнесменами эпохи перестройки стали сотни молодых людей, которые в силу мощных родственных связей могли не опасаться того, что любой милиционер потащит их в кутузку. У нас в начале 1992 года (1) многие десятки тысяч зэков кормили вшей за хозяйственные преступления, которые в либеральной стране не считаются нарушениями за конов, (2) милиция без стука и без ордера (без санкции прокурора) входила в любую дверь, конфисковывала любую хозяйственную документацию у любого человека, (3) приватизация земли и госсобствен ности фактически не начиналась.
Редактор «Коммерсанта» с завидным оптимизмом молодости писал на страницах «Российских вестей» (№ 19, сентябрь 1991) — в рамках ответов на вопросы журналистского Клуба одиннадцати — о демократии, прессе и власти:
«1. Если говорить о том, что надо делать, то ничего особенного делать не надо — просто жить нормально. Нужно жить. Идет очень хороший процесс нормализации жизни, который начался, собственно, еще до путча, и время политических кампаний, с моей точки зрения, благополучно кончилось.
Реформы? Я не вижу таких трудностей, из-за каких нужны были бы какие-то реформы. Сейчас, как мне кажется, есть нормальный законодательный дух развития частного предпринимательства в стране, есть интерес западных инвесторов, который может быть упрочен только временем, когда они увидят, что ситуация у нас в достаточной мере стабилизировалась. Единственное, что сейчас нужно, это время и нормальная работа без истерик и попыток решить все за полчаса. Импульс экономике уже дан. Свобода уже дана.
Почему не видно перемен? А потому что было 70 лет дичайшего бардака по уничтожению экономики страны. Это реальность. Поэтому единственное решение здесь — время. Время и работа. Те же самые совхозы и колхозы — это, с одной стороны, пережиток, а с другой — принимать государственное решение о том, чтобы завтра их распустить, есть идиотизм: сложившиеся экономические формы нельзя ломать государственным решением, они сами должны перерасти во что-то другое. Государство может и должно создавать для этого условия, чем, в общем-то, оно сейчас в большей степени и занимается. Говорить о правительственных решениях, которые могут исправить экономику сейчас, тоже вещь смешная. Все, что можно было разрешить, оно уже 25 раз разрешило. Все. Осталось только дальше жить и работать.
Путь к „четвертой власти“ лишь в самом начале лежал через политику, кото рая разрешает свободу слова. Дальше путь к „четвертой власти“ лежит через ком мерцию. Людей, которые могут делать газету или телепрограмму, в России доволь но много, но тех, кто это может делать так, чтобы это приносило прибыль, чтобы га зета существовала как здоровая экономическая структура и могла бы жить без до тации государства и т. д., таких людей, к сожалению, значительно меньше. Для того чтобы создать газету, нужно разрешение министра. Для того чтобы создать газету, которая проводит идеологию своего редактора или своего коллектива, для этого то же очень много не нужно. А вот для того чтобы сделать газету прибыльной, ком мерчески выгодной, нужно, чтобы эта газета соответствовала интересам тех, кто ее покупает. И эту ключевую проблему большинство газет пока не умеет решать. И когда научатся, тогда и будет „четвертая власть“.
Что бы сказал властям? Не забывать о том, что люди уже не те».
