– Тебе рассказывали, – проговорила Кэтрин. – Значит, ты не помнишь эти праздники?

– О Боже мой, конечно, нет! – сказал Джаспер. – Мы стали слишком важными и значимыми, чтобы продолжать эту вульгарную традицию. Кроме того, она была не просто вульгарной, а греховной, что еще хуже. Губительной. Порождением дьявола.

Кто «мы»? Кэтрин не спросила. Но догадалась, что он имеет в виду своего отчима.

– А ты тоже слишком важный и значимый? – поинтересовалась она.

– Чтобы возродить традицию? – уточнил Джаспер. – Кэтрин, это потребует огромнейших усилий. Я не уверен, что справлюсь с такой задачей.

– Тебе и не надо, – сказала она. – Теперь у тебя есть жена.

Джаспер поморщился.

– Спасибо, что напомнила, – буркнул он. – Из-за этого у меня сегодня была довольно беспокойная ночь. А ты, полагаю, спала как тот самый младенец?

– Спасибо, я отлично выспалась после долгого путешествия, – солгала Кэтрин.

На самом же деле она остро ощущала, что это вторая ночь ее семейной жизни, но что ее муж спит – или не спит – один в соседней комнате, в то время как за ночь до этого…

– Так я и думал, – заявил Джаспер. – Жестокосердная.

Он мрачно посмотрел на нее и вдруг улыбнулся.

– Возможно, – сказала Кэтрин, – мы сможем возродить ее на день рождения Шарлотты и устроить в ее честь прием, такой грандиозный, что она запомнит его надолго.

– Торжество? – произнес Джаспер, изгибая брови. – Бал? В этом году? Менее чем за месяц?

– А почему бы нет? – удивилась Кэтрин, воодушевившись столь невозможным планом. – Это дало бы нам замечательную возможность пригласить всех соседей и селян на объединенное празднование совершеннолетия Шарлотты и нашей свадьбы.

Джаспер пристально взглянул на нее.

– У меня появилось очень тревожное подозрение, – сказал он, – что я женился на очень увлекающейся и энергичной женщине. Поправь меня, если я ошибаюсь.

Кэтрин засмеялась.

– Думаю, это великолепная идея, – подытожила она. – Если, конечно, ты с ней согласишься.

Джаспер снова изогнул одну бровь.

– Если я соглашусь? – переспросил он. – Я здесь просто хозяин, не так ли? Я им всегда был. А ты, Кэтрин, хозяйка. Делай что пожелаешь.

О, она так и поступит! Хотя он говорил со столь характерной для него ленивой иронией, нечто в его словах привлекло ее внимание и заставило взглянуть на него внимательнее – «делай что хочешь», а не «можешь делать что хочешь».

– Ты здесь не просто хозяин, – возразила она. – Ты хозяин с большой буквы. Должно быть, ты всегда хотел этого.

– Полдня участвовать в соревнованиях по бегу на трех ногах или с яйцом в ложке, а другие полдня пробовать десяток или два фруктовых пирогов, видеть несметное количество кружевных платочков, от которых начинает рябить в глазах, объявлять победителя и затыкать уши от визга играющих детей? – Джаспер сделал вид, будто его передернуло. – А потом весь вечер танцевать энергичные контрдансы? Кэтрин, ты же знаешь, как сильно я люблю танцевать.

Однако Кэтрин не покидало твердое ощущение, что он хотел бы возродить сельские праздники. Ведь это его отчим отказался от традиции, заведенной его отцом и дедом, а может, и более далекими предками. А теперь у него есть возможность вернуть ее.

– Мы могли бы включить один вальс, – сказала Кэтрин. – Не исключено, что удастся уговорить меня оставить его за тобой.

Джаспер усмехнулся.

– Что ж, – произнес он, – в таком случае я сдаюсь и соглашаюсь на все. Устраивай праздник и бал. На балу я буду танцевать с тобой вальс, так что тебе не придется подпирать стену – ужасная участь благородной дамы, как я слышал. Можешь всегда обращаться ко мне, если тебе понадобится моя помощь или что-то еще.

– О, обязательно, – с улыбкой заверила Кэтрин. – Мы собираемся нанести визит твоим… нашим соседям?

– Мы? – Джаспер изобразил удивление.

– Конечно, – ответила она. – Ты должен представить меня. Наверняка все этого ждут, хотя некоторые, полагаю, считают, что уместнее приехать к нам с визитом вежливости. Именно так и произошло, когда Стивен въехал в Уоррен-Холл. Давай опередим их. Это даст тебе возможность показать всем, как сильно ты любишь меня, как сильно мы любим друг друга. Это поможет нам начать жизнь здесь с правильного шага.

Все это утро Кэтрин переполняла энергия и надежда. Возможно, их семейная жизнь окажется не такой уж ужасной, как ей представлялось незадолго до свадьбы.

– Да будет так, – провозгласил Джаспер. В его глазах появились задорные искорки. – Так и поступим. Только почему мы все еще стоим в дверях бального зала, когда есть много всего, что можно посмотреть? Галерея расположена в дальнем конце парадных покоев, там куча древних семейных портретов, так что тебе там будет неинтересно. Я покажу тебе другие помещения, которые ты еще не видела.

– Но я бы с удовольствием взглянула на галерею, – возразила Кэтрин.

– Вот как? – Джаспер явно был удивлен.

Галерея тянулась вдоль всего дома и освещалась через окна в торцах. Мраморные бюсты в нишах чередовались с обтянутыми бархатом банкетками. Паркет сиял. Стены были увешаны портретами. Это было идеальное место для прогулки в дождливую погоду.

Кэтрин переходила от одного портрета к другому, а Джаспер рассказывал, кто на нем изображен и какая степень родства связывает этого человека с ним. Она и не представляла, насколько древен род Финли. Здесь были портреты, относившиеся к пятнадцатому веку.

– Ты все знаешь об этих портретах и об истории своей семьи, – сказала она. – Я удивлена и поражена.

– Да? – произнес он. – Но все это имеет отношение исключительно ко мне. И в детстве я проводил здесь очень много времени.

Наконец они дошли до двух последних портретов.

– Моя мама, – показал Джаспер. – И мой отец.

Его мать, очаровательная шатенка, одетая в платье по моде двадцатилетней давности, была полной. Она безмятежно улыбалась, сидя за станком для вышивания, а у ее ног свернулась клубочком маленькая собачка. Кэтрин не увидела в ее лице общих черт с Джаспером и Шарлоттой или с Рейчел.

Зато у отца с Джаспером было много общего, даже насмешливо изогнутая бровь. Он был высоким, стройным и темноволосым. И на портрете ему было примерно столько же лет, сколько сейчас Джасперу.

– Его написали за несколько месяцев до смерти, – сказал Джаспер. – И за несколько месяцев до моего рождения.

– Как он умер? – спросила Кэтрин.

– Сломал шею, – ответил Джаспер, – прыгая через изгородь в дождливый день. Он был слегка навеселе – вполне типичное для него состояние.

– Мне жаль, – проговорила Кэтрин.

– Почему? – осведомился Джаспер. – Разве ты подбила его на выпивку? Или на то, чтобы прыгать через изгородь, когда рядом, в двадцати ярдах, были открытые ворота?

– Мне жаль тебя, – пояснила Кэтрин.

– Почему? – снова осведомился Джаспер. – Для меня это не было потерей. Я никогда не знал его. Хотя и сильно похож на него – так мне всегда говорили.

Кэтрин перевела взгляд с портрета на Джаспера. Ведь под этой маской сарказма, беспечности и беззаботности, вдруг ошеломленно осознала она, скрыто целое море боли. Возможно, зря она настояла на том, чтобы пойти сюда. А может, и не зря. Он говорил об отце с нетипичной для него горечью.

– Ах, эти глаза! – проговорил Джаспер, беря ее за подбородок. – Именно из-за них меня, знаешь ли, потянуло к тебе в те далекие дни, когда я не решался высказывать свое восхищение респектабельным барышням из опасения, что их мамаши заловят меня в сети и потащат к алтарю. Но против твоих глаз, Кэтрин, я устоять бы не мог, даже если бы тебя окружали десятки мамаш. Ты хоть представляешь, насколько они глубоки, насколько бездонны, как они манят человека… Гм… Куда манят? Сгинуть в их бездонных глубинах?

Он провел большим пальцем по ее губам, и она вся затрепетала в ответ на его ласку.

Его голос звучал нежно и искренне. Нежностью и искренностью светились его глаза.

Он действительно очень опасен.

Впрочем, она не должна сопротивляться чувствам. Кэтрин вдруг осознала, что если она связана с ним навеки, то можно позволить себе более глубокую привязанность к нему. Однако танцевать под его дудку она не намерена.