Все было не так уж прекрасно
Об этом упоминают
Не слишком часто -
Только на Диком Западе
Многим людям
Просто стреляли в спину.
Истории храбрых встреч
С глазу на глаз
На улочках,
С руками на рукоятях
Револьверов
Редкость.
Лучшим стрелком признавался
Обычно тот,
Кто выхватывал револьвер
И успевал сделать выстрел,
Покуда противник его
Выпивал,
Обедал,
Или в карты играл,
Или с какой-нибудь дамочкой
Лежал в постели -
Ну,
Или чем еще Был занят.
«Мертвец ничего не расскажет» -
Такая
Была поговорка.
Нынче на Западе
Не изменилось
Решительно ничего -
Кроме оружия.
Теперь тебе в спину выпалят
Раз семнадцать иль восемнадцать,
А может,
И больше -
Быстрей, чем ты
Успеешь сказать:
«Срань Господня!»
It’s Never Been so Good
Подгонять музу
Когда-то этот мужик
Был писателем интересным -
Он умел говорить резко
И неожиданно.
Однажды я присоветовал
Критикам и редакторам
Взглянуть на него попристальней -
Дескать, его до сих пор
Практически не замечали,
А заметить его, безусловно,
Уже пора.
Над иными моими фразами
Этот писатель
Подшучивал в книжках своих -
Я, впрочем, не обижался.
Публиковал он обычно
Маленькие брошюрки
Страниц от шестнадцати
До тридцати двух,
Отпечатанных на мимеографе.
Они вылетали
С огромной скоростью -
Может, три иль четыре
В год.
Проблема в том,
Что
Каждая из брошюрок была чуть слабее
Той,
За которой вышла, -
И он продолжал использовать
Мои старые хохмочки.
Жена моя тоже
Заметила перемены
В его работах.
«Что случилось с его уменьем
Писать?» – спросила она у меня.
«Он слишком много пишет.
Выжимает слова из себя. Пишет насильно».
«Паршивая книжка. Ты просто обязан
Сказать ему – пусть перестанет
Использовать твои хохмы».
«Не могу! Просто жаль, что он
Публикует так много».
«Ну, и ты
Публикуешься без остановки».
«У меня, – я ответил ей, -
Все по-другому».
Вчера он прислал мне очередную
Свою брошюрку
С ласковым посвящением
На титульном листе.
Этот последний опус
Был совершенно бездарен.
Слова,
Мертворожденные,
Словно
Падали со страниц.
Что с ним сталось?
Слишком большие амбиции?
Слишком часто писал
Просто ради процесса письма?
Не ждал, пока слова у него внутри
Скопятся -
А после
Вырвутся по собственной воле?
Тогда я решил на неделю
Вообще перестать писать -
Береженого Бог бережет.
Просто выключить свой компьютер,
Просто забыть
На время
Идиотское, чертово это занятье.
Я уже говорил -
Это случилось вчера.
Goading the Muse
Нестройная шеренга
Не знаю, откуда взялись они – может,
Из дома престарелых ветеранов.
Старые, часто – лысые, загорелые, мужественные -
И при этом словно бесполые.
Сидят они на ипподроме, залитом солнцем,
Ставки свои обсуждают,
Болтают, смеяются -
Но секс
Уже в их программу не входит.
Между забегами они порою
Говорят о спорте: что лучше всего?
Какая команда бейсбольная?
А хоккейная? Футбольная?
Баскетбольная? Спорят
О любителях и профессионалах,
И о том, кто лучший игрок
В каждой команде.
Частенько они злятся,
Орут друг на друга.
Их одежда – унылых цветов,
Коричневых или серых, ботинки – тяжелые,
У каждого на запястье – большие часы.
Другие мужчины – немногим их помоложе -
Еще должны
Бороться за выживание
В аду повседневности,
А они сидят себе, спорят,
Вправду ли пас по-прежнему
Лучший прием нападения
В профессиональном футболе.
Они делают ставки. Собираются
У окошка букмекера, злятся, в последний момент
Меняют решения, и кто-то один наконец
Ставит за всех.
Вечер за вечером
После скачек они уходят -
Нестройной шеренгой.
Иные слегка спотыкаются -
Словно их ноги
Не держат.
Измотанные, усталые,
Побежденные…
«Вот ведь местечко дерьмовое, черт его побери!
Увидишь меня здесь еще раз – можешь ремнем пороть,
Покуда не заору!»
«Как же, Марта. Поспорим – завтра припрешься?»
«Нет уж. На хрен!»
Назавтра после полудня все они – снова тут.
Сумели как-то разжиться малость деньгами.
Скинутся и монетой, и мозгами -
И все начнется сначала.
С внезапной серьезностью тщательно изучают
Программы скачек.
Делают ставки на первые два забега -
Дела не идут. Разговор переходит сердито
С лошадей на спорт.
Начинаются крики:
«ДА УЖ, КОНЕЧНО! Я СПОРЮ,
ТЫ И НЕ СЛЫХИВАЛ
ПРО БЫСТРОНОГОГО ХИРША!»
«ДА Я ЕГО ВИДЕЛ! ВИДЕЛ, КАК ОН ИГРАЕТ!»
«ТАК ВОТ? А Я ВИДАЛ САМОГО ДЖИМА ТОРПА!»
«ХА, ТЫ ТАК ЖЕ ВИДАЛ ДЖИМА ТОРПА,
КАК ТРАХАЛСЯ НЫНЧЕ НОЧЬЮ!»
«ЧТО-ТО Я ЗАМЕЧАЮ – ТЫ НЫНЧЕ С ТРУДОМ
СИДИШЬ!
МОЖЕТ, ТРАХАЛСЯ ТЫ?»
«ДА Я ЩАС ПОГАНУЮ ХАРЮ ТВОЮ РАЗОБЬЮ!»
Драки не получается – вот и славно.
Они ведь хорошие парни, они нужны нам -
как нужны вершины гор Сьерра-Мадре,
Там, вдалеке, задыхающиеся от смога,
Как нужно, чтоб Вилли Шумейкер обвел вокруг пальца
Хотя бы еще одного победителя, нужно, чтобы они
Помогли нам забыть обо всем, что когда-то
У нас не вышло, о ставках неверных – тем более.
Главное – это терпеть. Главное – это не помнить,
Что западное побережье США однажды – довольно скоро -
Рухнет в волны Тихого океана,
Что не было никакой нужды
Ни свой сад превращать в картинку,
Ни дочь посылать в Рэдклифф.
Я люблю наблюдать за этими стариками,
Они – как бродвейское шоу, просто их мюзикл
Зовется не «Парни и девчонки», а «Парни и парни».
Они – отличные парни, все и каждый в нестройной шеренге,
И красивейшие из женщин
Для них ничего не значат -
Ведь они на собственной шкуре постигли:
Женщины существуют лишь для других,
И нет смысла гадать,
Почему и как
Так случилось.
День за днем я смотрю лучший мюзикл в мире -
С лучшего места в зале.
Я – публика, автор и критик, а иногда -
Еще и один из актеров.
The Wavering Line
Дорога в ад
Эх, было б побольше магов, -
Они б помогли разобраться
Нам с этой странною жизнью!
Но их до смешного мало…
Худо, что чаще всего
Сила их колдовства
Держится очень недолго -
В основном, оттого,
Что они начинают считать
Волшебство
Частью собственной необыкновенности.
А ведь на деле оно -
Почти что случайная штука,
Как чертовски ценный,
Ничем не заслуженный дар.
И стоит магам
Начать
Пускать свою силу
На ветер,
Начать
Ее тратить
На что попало -
Она исчезает.
Таков
Извечный
ЗАКОН,
И он -
Один из непреложнейших,
Ненарушимых законов
Богов
И мира.
Нет зрелища
Печальней
И страшнее,
Чем человек,
Обладавший
Когда-то даром,
Что тщетно пытается
Творить
Волшебство
Для толпы.
А толпа-то – немилосердна.
Она
Только требует Милости!
The Road to Hell
