Огромный и толстый.
Пожалуй, довольно.
Подозвав официанта,
Я прошу принести счет.
A Big Night
Разница в музыке
Я много слушал,
Немало думал -
И кажется мне, что наши
Современные композиторы
(По крайней мере американцы – уж точно)
Состоят в основном
На содержании университетов.
Им жить хорошо и удобно,
И творчеству их не хватает
Трагического романтизма
И чувства игры
Старого Света.
Сравните-ка с европейскими старичками
Двух прошлых столетий!
Это правда – многих из них
Поддерживала, так сказать,
«Знать».
Но была еще
Целая уйма других -
И они голодали,
Сходили с ума,
Совершали самоубийства -
Полностью приносили жизни свои
В жертву искусству.
С точки зрения прагматичной,
Наверно,
Это
Покажется глупым,
Но, чувствую я,
Это было чертовски смело -
И отголоски
Их страшных,
Абсолютных жертв
До сих пор слышны
В музыке, что осталась нам.
Люди
Лгут много меньше,
Если им нечего есть,
Или если они балансируют
На грани безумия -
Не всегда,
Но довольно часто.
A Musical Difference
Скажите, в чем смысл
После десятков, десятков лет в нищете,
Теперь, когда я стою
На пороге смерти,
У меня появились внезапно дом и новый автомобиль,
Сауна, бассейн и компьютер.
Прикончит все это меня?
Ну, раньше иль позже
Что-нибудь, безусловно,
Меня прикончит.
Парни из тюрем, со скотобоен и фабрик,
С садовых скамеек и почты,
Парни из баров
В жизни бы не поверили
В это мое настоящее.
Я сам себе верю с трудом!
Ведь сейчас я – все тот же,
Что и тогда, в маленьких комнатушках,
В безумии и нищете.
Только и разницы,
Что стал я
Постарше,
Получше
Питаюсь,
Виски пью
Подороже.
Все прочее -
Чушь,
Билет лотерейный
Удачи.
Иногда жизнь меняется
За десятую долю секунды -
А порою
На это уходит
Семьдесят лет.
You Tell Me What it Means
Дорогому читателю
Перед тем, как прийти сюда
Этим вечером,
Чтобы писать стихи,
Сидел я внизу
С женой.
По телевизору
Начинался
Документальный фильм.
Закадровый голос вещал:
«Создав свой первый роман,
Кен Кизи
Ничего не писал
Целых двадцать пять лет».
Потом на экране
Возник и сам мистер Кизи.
Он сказал: «Я хотел жить,
А не только писать о жизни».
Тогда я ушел наверх,
К своей электрической
Пишущей машинке.
Сел.
Заправил в машинку
Лист бумаги
И задумался.
Как там сказал мистер Кизи?
«Я хотел жить,
А не только писать о жизни».
Нет, конечно же,
Право выбора
Есть у каждого,
Но лично я предпочел бы делать
И то, и другое сразу -
И жить,
И писать.
Потому что, по-моему, жить и писать -
Понятия неразделимые.
Dear Reader
Немного птичьего пения
Влево взглянуть – и вот они, машины в ночи,
Что мчатся вдаль по шоссе – мимо и мимо.
Машины не остановятся никогда,
В беспрерывности их потока
Есть что-то волшебное.
А вот и птица ночная – незримая,
Скрытая между ветвей ближайшего дерева,
Она поет для меня одного.
Птица не спит. Я тоже не сплю.
Говорила когда-то мне мать-бедняжка:
«Ну, ты и сова, Генри!»
И верно – бедняжка, она не могла и помыслить,
Что мне предстоит досидеть до закрытия трех тысяч баров,
До крика:
«Последний заказ!»
Теперь я пью в одиночестве – у себя, на втором этаже,
Гляжу на огни фар в темноте шоссе,
Слушаю птиц ночных сумасшедшие трели.
После полуночи мне везет. Тогда начинают
Со мной говорить боги.
Не то чтоб они говорили помногу -
Но и немногих их слов хватает,
Чтоб снять напряженье прошедшего дня.
Письма сегодня были кошмарны – десятки, десятки,
По большей части в них содержалась фраза:
«Я знаю, вы мне не ответите, но…»
И авторы правы. Мне б хоть себе самому
Ответить на эти вопросы -
Ведь я проходил когда-то и прохожу до сих пор
Сквозь все,
О чем они так ропщут.
От боли жизни есть лишь одно лекарство,
Но я не знаю какое.
Вот и замолкла песня ночной птицы.
Но у меня еще есть огоньки
Фар на шоссе -
И руки,
Вот эти мои руки,
Коим передаются мысли
Из головы безумной.
Блаженством
Дружбы незримой
Пропитаны стены,
Чудесная, тихая ночь
И довольно плохие стихи,
Что написал я об этом.
Not Much Singing
Тени ночные
Завоеваны земли вражьи,
Кровь жертвенных агнцев алтари обагрила.
Готовы на землю пасть тени ночные.
История чешет хребет о пожелтевшие стены,
Банкиры спешат подсчитать свои барыши,
Девушки красят алым голодные рты,
Псы засыпают некрепким, тревожным сном,
Океаны вбирают в себя людскую отраву,
Рай приглашает ад на танец в прихожей,
И все начинается снова.
Мы жарим яблоки,
Покупаем машины,
Стрижем газоны,
Платим налоги,
Клеим обои,
Ногти себе подстригаем,
Слушаем пенье сверчков,
Шары надуваем,
Пьем апельсиновый сок,
Забываем о прошлом,
Мажем на хлеб горчицу,
Снимаем очки темные,
Глотаем таблетки,
Мерим температуру,
Натягиваем перчатки…
Кто-то звонит в дверь.
Спит в раковине жемчужина.
Начинается дождь,
И готовы на землю пасть тени ночные.
The Shadows
Затишье перед контратакой
Чертовски хреново,
Когда заплетаются ноги,
А мозг
Смертельно устал.
Время заказывать камень могильный,
Точно, малыш?
А может, пошлешь всех подальше
И проскрипишь
Годков так еще двадцать?
(Успеешь знакомство свести
С новой оравой критиков.)
Но, думаю, я по-любому
Прежде всего окунусь ночью
В джакузи, залитую лунным светом.
Жестокая драка была и, полагаю,
Дело того стоило.
Так что теперь я оттащу свое пузо
Вниз по ступенькам,
Во двор,
И в бурлящую воду.
Война далеко еще не закончена,
Милый друг,
Возможно, я просто разогреваюсь
Для главной битвы -
С тобой и с собою, с жизнью,
С самою смертью.
Давным-давно я сказал тебе прямо:
Я навсегда останусь с тобою,
Чтоб в прах разбивать сладчайшие грезы твои!
А теперь я сижу в пузырьками покрытой воде,
И где-то внутри,
Зарождаясь,
Кружатся строчки
Новых стихов…
A Pause Before the Counter Attack
