Этой ночью
Сколько ж моих мозговых клеток
Сожрал алкоголь!
Сижу. Выпиваю.
Все мои собутыльники мертвы.
Пузо чешу. Мечтаю об альбатросах.
Теперь я пью в одиночку.
Пью сам с собой. Пью за себя самого.
За жизнь свою пью и за смерть.
Я не утолил еще жажды.
Зажигаю новую сигарету, неторопливо кручу
В пальцах бутылку.
Любуюсь.
Верная спутница!
И так – годами…
Чем бы мог я еще заниматься,
Притом столь успешно?
Я выпил больше, чем взятые вместе
Сто человек,
Что мимо проходят по улице -
Или сидят в психушке.
Пузо чешу.
Мечтаю об альбатросах.
Я вошел в число величайших пьяниц
Всех времен и народов.
Я прошел нелегкий отбор.
Останавливаюсь – и снова поднимаю бутылку,
Делаю добрый глоток.
Мне даже подумать дико,
Что кто-то
Взаправду бросает пить
И ведет трезвый образ жизни.
Как это печально!
Трезвые, скучные, безопасные…
Пузо чешу. Мечтаю
Об альбатросах.
Эта комната мною полна до краев -
И сам до краев я полон.
Я пью за всех вас -
И за себя самого.
Давно уже заполночь.
Пес одинокий
Воет где-то в ночи.
И я так же молод,
Как огонь,
Что еще не погас.
Tonight
Замечания гостя
I
«Слышь, чувак, – он сказал, – мне стихи твои нравились
больше
Раньше, когда ты вечно блевал, со шлюхами жил, не вылезал
Из баров,
Попадал в вытрезвители,
участвовал в пьяных драках…»
Потом он заговорил о чем-то другом,
Почитал мне
Свои весьма реалистические стихи…
II
Иные поэты и критиканы никак не возьмут в толк,
Сколь нелепо всю жизнь цепляться
За одни и те же сюжеты.
Со временем шлюхи надоедают. Их острый глаз,
Их ругань, их робкая нежность
Смертельно осточертевают.
Что до блевотины – то ее очень скоро
Становится многовато,
Особенно если в финале светит
Вонючая койка в приюте для бездомных.
Что же до пьяных драк – нет, никогда я не был
Хорошим бойцом. Я просто хотел узнать, есть ли во мне
Хоть капелька мужества. Понял, что есть, – и все,
Зачем же искать дальше!
Можно, конечно, стихи посвящать разудалой жизни,
Но раньше иль позже становится ясно – пора писать о другом.
Если застрять на сюжете, он скоро тускнеет, наводит скуку.
Да, я по-прежнему выпить люблю, но теперь
Я в силах писать о шлюхах, барах и вытрезвителях -
И не чувствовать, что продал свою проклятую душу
Грязной сточной канаве.
Сколько критиканов были бы счастливы, если б стихи
Снова нашли меня в грязном проулке, с разбитой мордой,
А над моей пустотой бы густо роились мухи!
Скольким критиканам
Жизненно необходимы безумье Ван Гога,
Голод Моцарта,
Достоевский,
Идущий на казнь…
Сколько критиканов считают беду
Единственно
Ценным искусством!
А Достоевский, Ван Гог, Моцарт и иже с ними,
Думаю, не выбирали на долю свою боль и страданье
И ими не упивались!
III
Конечно, гостю-поэту я этого не сказал.
Он был слишком занят
Иканьем, рыганьем, пыхтеньем, сопеньем
И пусканием пузырей в предложенном мною бокале.
Он читал мне о СВОИХ похожденьях
В величье сточных канав -
Совершенно неправдоподобных,
На грани фарса…
Громкий голос.
Кустистые брови.
Смакованье своих несчастий:
Словно бы жить паршиво – большая победа
И высокое
Достиженье.
Он плоскостопо стоял на моем полу.
Он вызвал во мне то самое отвращенье,
Что считал великим
И нужным.
A Visitor Complains
В осаде
Вот эта стена – зеленая,
Та – голубая.
У третьей – глаза, и ползают по четвертой
Злые голодные пауки.
Нет, эта стена – пластинка воды замерзшей,
А та – подтаявший воск,
Третья бабки моей лицо обрамляет,
С четвертой падают кости отца.
А снаружи – город, город снаружи,
Он содрогается от колокольного звона и вспышек света,
Город – могила открытая,
Мне никогда не отважиться выйти наружу,
Лучше уж здесь оставаться, прятаться здесь,
Отключить телефон,
Задернуть наглухо шторы,
Выключить
Свет.
Город – много безжалостней стен,
И, в конце-то концов, стены -
Это все, чем мы обладаем,
А почти ничего
Все же гораздо лучше,
Чем
Совсем ничего.
Besieged
Новичок
Раннее утро, эпоха Великой депрессии,
Железнодорожное депо, двадцатилетний я.
Иду вдоль товарных вагонов «Юнион Пасифик» -
С опаской,ведь это
Первый мой день на новой работе.
Я почти уж дошел до места, где мы карточки пробивали -
И путь преградили три человека.
Лица без выраженья,
Ноги немного расставлены.
Когда подошел я ближе, один ухватил себя за член,
Двое других заржали.
Я быстро пошел на них,
И в последний момент они расступились.
Пройдя сквозь строй их,
Я остановился
И обернулся: «Я морду начищу любому из вас.
Один на один.
Кто-нибудь хочет
Попробовать прямо сейчас?»
Никто из них не шелохнулся
И не сказал ни слова.
Я пошел прочь,
Нашел свою карточку среди прочих,
Втолкнул в щель.
Подошел бригадир. Он был
Уродливей даже меня.
Он сказал: «Слушай, мы здесь просто делаем нашу работу.
Проблемы нам не нужны».
Я приступил к работе.
Позже, когда я чистил багажный ящик
Мокрой санитарной щеткой,
Главный из тех троих подошел и сказал:
«Ну, мужик, мы тебя достанем».
«Может, и так, – сказал я, – но это будет непросто».
Неплохая была работа. Похмелье прошло,
Мне нравилось, как санитарная щетка смывает грязь,
Меня манили дешевые бары грядущей ночи,
А в комнате, как всегда, поджидала бутылка вина…
В полдень в курилке
Я всунул монетку в автомат с газировкой. Те трое стояли поодаль. Болтали. Глядели.
Но дни и недели прошли -
И ничего не случилось.
Я шесть недель проработал – и сел в нью-орлеанский автобус.
И, озирая в окно пустые, бесплодные земли,
Потягивая «Катти Сарк»
Из бутылки,
Я думал – когда же и где
Я наконец-то остановлюсь
И приживусь?
The Novice
Клеопатра теперь
Она была красивейшей из актрис
Нашего времени,
Когда-то она выходила замуж
За добрую дюжину
Богатых и знаменитых мужчин -
А теперь с перебитым хребтом лежит на растяжке
В больнице, на обезболивающих.
Ей теперь шестьдесят…
Еще несколько лет назад
Ее палата ломилась бы от букетов,
Телефон бы трещал,
Посетители в очереди стояли.
А теперь телефон звонит слишком редко,
Несколько жалких цветочков
Подарены лишь из вежливости,
И почти что нет посетителей.
Но с возрастом эта дама стала умнее,
Теперь она знает больше и понимает больше,
Чувствует глубже, относится к жизни мягче.
А толку что?
Если ты – больше не молодая
Клевая телка, если уже не можешь
Играть обольстительниц,
Закинув ножку на ножку,
Мерцая взором лиловым
Из-под длинных
Черных ресниц,
Если ты – не красавица больше
И уже не снимаешься в фильмах,
Если тебя уже
Не фотографируют
Мертвецки пьяной
С молодым любовником
В дорогом кабаке, -
Толку-то что?
Теперь она, позабытая всеми,