— Юность глупа и безрассудна. Она вольна делать беспочвенные предположения, менять суждения, совершать исправимые, или неисправимые никогда, ошибки… Бог ей судья. Но старость, если это, конечно, мудрая, а не впавшая в маразм старость — ошибаться права не имеет. Никогда. Она обязана точно знать всё наперёд. Иди, дружок, делай, что велено.

И, Джедди сделал то, что велено было — написал подробнейшее, на шести страницах, Прошение на имя самого El Senor Presidente, сбегал во всё ту же "La Golondrina blanko" и привёл с собой трёх, безусловно безупречных Свидетелей — Поручителей: милейшего и тишайшего капитана Большого Сида, гостившего на берегу по случаю пулевого ранения в левое, на этот раз, плечо; дона Сильвестра Кастро — в прошлом наглого и беззастенчивого контрабандиста, а ныне — уважаемого начальника городской таможни; и, наконец, мистера Джека Рида — Председателя Правления банка "Честные Деньги" — в далёком-далёком прошлом, специалиста по вскрытию бронированных ящиков самого различного назначения.

Эти уважаемые джентльмены без колебаний и раздумий торжественно заверили своими подписями — как своё полное согласие с Прошением Джедди, так и сам факт подачи сего Прошения Судье дону Сезару Мерри в означенный день от Рождества Христова.

Мудр и прозорлив был Судья Мерри — пригодилось это всё, и очень и очень скоро.

Вечером этого же дня взял Джерри у мистера Джона Рида чемоданчик с некими инструментами, сохранёнными уважаемым банкиром сугубо в качестве сувениров, глядя изредка на которые так приятно было повспоминать дни бурной молодости. И, пользуясь тем, что охранники, приставленные Comandante к гостинице "El Nacional", беспечно ушли праздновать именины капитана Большого Сида — больно уж настойчиво капитан приглашал, беспрепятственно вскрыл хлипкие двери гостиничного склада, где хранились клетки с полосатыми пленниками, открыл все запоры — да и выпустил кошачью братию на все четыре стороны.

И сошло бы, возможно, всё Джедди с рук, да вот только коты, оказавшись на воле, подняли невообразимый вой. Это они пели гимн Свободе — единственному и поэтому бесценному Достоянию кошачьей нации, — людям, погрязшим в своих мелких стремлениях к золоту, особнякам, модным машинам, власти и прочей дребедени, уже нипочём и никогда не понять, что такое она есть — Свобода, и какова её ценность.

Как бы там ни было, на все эти оглушительные вопли немедленно прибежали представители власти, да и «повязали» Джедди, как говорится, "с поличным".

Посидел он недельку в каталажке — а там уже и суд — не принято в Сан-Анхелино всякие там долгие расследования: попался, посидел-подумал — пожалуйте в суд, дабы участь свою узнать.

Дело это вызвало в Сан-Анхелино интерес самый, что ни наесть повышенный.

Поскольку здание Суда чисто физически не смогло бы вместить всех честных горожан, пожелавших принять участие в Слушаниях, местные власти обустроили на одном из заброшенных пляжей специальную площадку — для Судьи Мерри была возведена из дорогущей импортной фанеры вполне достойная трибуна; для подсудимого смастерили широкую скамью из толстых пальмовых досок и глинистого местного кирпича, зрители же были вынуждены довольствоваться хлипкими ящиками из той же пальмовой древесины, служащими в другое время по своему прямому назначению — для перевозки в северные страны разнообразных тропических фруктов.

Злые языки утверждали потом, что кое-кто из местных чиновников весьма даже неплохо "погрел руки", списав на обустройство сего выездного Заседания Суда кругленькую сумму из казённых средств.

Само же Заседание прошло просто бесподобно — как утверждают некоторые местные патриоты, его описание в дальнейшем даже вошло в некоторые иностранные учебники, по которым в далёких странах обучают прыщавых юношей высокому искусству «юриспруденции».

Достопочтимый Судья Мерри выслушал потерпевшую сторону в лице почтенного профессора Бруно, походившего в этот момент на рассерженного торговца-менялу, которому подлые туземцы вместо обещанного изумруда в двадцать карат (за последний, кстати, уже по честному было уплачено десятью крупными жемчужинами, изготовленными из качественной чешуи сельди) — подло всучили кусок шлифованного бутылочного стекла.

Опросил свидетелей-зевак, не спавших в ту памятную ночь по самым различным причинам, и стражей порядка, принимавших непосредственное участие в задержании опасного преступника.

Глубоко задумался, перебирая своими толстыми пальцами некие бумаги, бумажки и бумажонки, не торопясь, закурил толстенную сигару, откашлялся, и, голосом Бога, изгоняющего слабовольного Адама и беспутную его подругу Еву из благословенного Рая, произнёс:

— Высокому Суду всё ясно. На лицо грубое и циничное преступление, нанёсшее значительный урон собственности как лично дона Бруно, так и всей уважаемой La Expidicion в целом.

Глухой ропот непонимания пронёсся над толпой — большинство собравшихся целиком и полностью были на стороне Джедди, одобряя его поступок. Да и вообще: Джедди — свой, Судья — свой, los gatos — свои, а La Expidicion — люди здесь чужие, поэтому подразумевалось, что и Процесс судебный пойдёт по другому, с акцентом на юный возраст подсудимого и его вполне простительное непонимание — по молодости лет — таких важнейших понятий, как "неприкосновенность частной собственности", "финансовые убытки", "недополученная прибыль" и пр.

Видимо, уловив настроение толпы, прозорливый дон Мерри продолжал:

Особенно мою грусть вызывает тот факт, что это беспримерное преступление совершил человек молодой, и даже — юный, — слушатели стихли и насторожились, — До каких пор, я вас спрашиваю, молодёжь будет наплевательски относится к нашим фундаментальным ценностям? Не пора ли дать этим анархическим настроениям достойный, жесткий отпор? — Вопрошал Судья.

— Кстати, — это он уже обратился к секретарю Заседания, вялому молодому человеку с лицом цвета недозрелого лимона, — Я настоятельно прошу записывать все мои слова скрупулезно и точно, дабы в случае жалоб одной из сторон на мои действия и решения, вышестоящий Суд мог бы в кратчайший срок разобрать эти жалобы беспристрастно и справедливо, — судья закрепил эту свою просьбу могучим ударом специального судейского молотка по чугунной сковородке.

В наступившей после этого тишине, дон Мерри продолжил:

— Учитывая все вышеназванные особенности этого необычного преступления, я рассмотрел возможность применения в этом случае наказания, предусмотренного 6-ой Статьёй 7-го Уложения Кодекса Республики. А именно, — нацепив на свой мясистый нос пенсне и взяв в руки соответствующую бумагу, Судья процитировал, — " В отношении лиц, совершивших на территории Республики с особым цинизмом преступления в отношении к общественным Устоям, повлёкшие за собой нанесение значительного материального, либо финансового урона частной собственности и благосостоянию как граждан Республики, так и лиц иностранного подданства, предусматривается наказание, — пауза, которую выдержал старый дон Сезар была бесконечна — все великие актёры, как старой школы, так и современные выскочки, отдыхают, — В виде каторжных работ от 20-ти до 50-ти лет — на усмотрение Судебных Властей Республики.

Вздох негодования вознёсся над белыми песками заброшенного пляжа, эхом отразился от голубой глади моря, пронёсся над банановыми рощами и апельсиновыми садами, и затих где-то вдали — над незримой границей между влажными беспечными джунглями и хвойными лесами Предгорий.

На смену вздоху пришли вопли, крики и проклятия.

Именно так под Южным Крестом и начинаются Революции, главным катализатором которых всегда выступает Её Величество Вопиющая Несправедливость — именно Вопиющая, Наглая, Бессмысленная — потому, зачастую, и искусственная, умело созданная специально обученными людьми для решения локальных проблем, возникающих иногда среди участников Большого Бизнеса.

— Молчать, висельники! — надрывался Судья, непрерывно стуча своим молотком в сковородку, — Молчать, уродцы грязные!