Глава XXXXIII
Меджугорье, Босния и Герцеговина
28 ноября, вторник
14.30
Мишнер внимательно осмотрел одноэтажный дом, выстроенный из камня и местами покрытый мхом. По стенам беседки вилась засохшая виноградная лоза, а единственным украшением служила деревянная вертушка, висящая над окном. Небольшой огород в боковом дворике, казалось, с нетерпением ждал приближающегося дождя. Вдали вырисовывались силуэты гор.
Чтобы найти дом, им пришлось дважды спрашивать местных жителей. Они сначала не хотели показывать дорогу и сделали это только тогда, когда Мишнер объяснил, что он священник и ему очень нужно поговорить с Ясной.
Ведя за собой Катерину, он подошел к дому и постучал в дверь.
Им открыла худощавая, как подросток, женщина с миндальным цветом лица и темными волосами. Приятное лицо, добрые карие глаза. Она испытующе смотрела на них, и Мишнер почувствовал себя неуютно. Ей было около тридцати, у нее на шее висели четки.
– Мне пора идти в церковь и некогда разговаривать, – сказала она. – Я с удовольствием поговорю с вами после службы.
Она говорила по-английски.
– Мы пришли не за тем, за чем вы думаете, – ответил Мишнер.
Он вкратце объяснил ей, кто он такой и зачем приехал.
Она никак не отреагировала на его слова, как будто к ней каждый день приезжали гонцы из Ватикана. Наконец, поколебавшись мгновение, она пригласила их войти.
Интерьер дома простой и более чем скромный. Сквозь полуоткрытые окна с потрескавшимися стеклами в комнату проникал солнечный свет. Над камином – изображение Девы Марии, окруженное мерцающими свечами. В углу – статуя Девы. Вырезанная из дерева фигура одета в серое платье со светло-голубой отделкой. Ее лицо скрыто светлой вуалью, подчеркивающей волнистые пряди каштановых волос. У нее теплые выразительные голубые глаза. Мишнер узнал эту фигуру: Фатимская Дева.
– Почему Фатима? – спросил он, указав на резное изображение.
– Это мне подарил один паломник. Мне она нравится. Совсем как живая.
Мишнер заметил, что правый глаз Ясны слегка подрагивает, и ее бессвязные реплики и вкрадчивый голос внезапно вызвали у него подозрения. Он подумал про себя, не находится ли она под воздействием какого-нибудь психотропного вещества.
– Вы утратили веру? – вдруг тихо спросила она.
Вопрос застал его врасплох.
– Разве это так важно?
Она указала взглядом на Катерину.
– Она отвлекает ваши мысли.
– Почему вы так считаете?
– Сюда редко приезжают священники в сопровождении женщин. Особенно в мирской одежде.
Мишнер не собирался отвечать. Они все еще стояли, поскольку хозяйка так и не предложила сесть, и это было не самым хорошим началом разговора.
Ясна повернулась к Катерине:
– А вы вообще не верите. И никогда не верили. Как, должно быть, страдает ваша душа.
– Вы хотите произвести на нас впечатление своей проницательностью?
Если Катерине и были небезразличны слова Ясны, то она не собиралась никак это показывать.
– Для вас, – сказала Ясна, – реально только то, что вы можете потрогать руками. Но, кроме этого, существует еще многое. Есть столько всего, чего вы и представить себе не можете. И хотя не все можно осязать, все это абсолютно реально.
– Мы выполняем задание Папы, – сказал Мишнер.
– Климент сейчас лицезреет Деву.
– Я тоже на это надеюсь.
– Но своим неверием вы причиняете ему вред.
– Ясна, Климент отправил меня узнать десятое откровение. У меня есть письменное распоряжение об этом, подписанное самим Папой и кардиналом-камерленго.
Она отвернулась.
– Мне оно не известно. И я не хочу его знать. Когда я его узнаю, Дева перестанет являться мне. А Ее слова очень важны для всего мира.
Мишнер знал, что слова, сказанные Девой в Меджугорье, ежедневно рассылаются по факсу и электронной почте по всему миру. В большинстве своем – это просто призывы к вере и миру на планете, убеждающие, что того и другого можно достичь постом и молитвой. Вчера он прочел в ватиканской библиотеке несколько недавних посланий из Меджугорья. Как правило, веб-сайты, где передавалась божественная воля, были платными, что давало Мишнеру повод задуматься об истинных мотивах Ясны. Но, судя по простоте дома и ее вида, она не извлекала никакой прибыли от их распространения.
– Мы знаем, что вам не известно десятое откровение, но вы можете сказать нам, от кого из других очевидцев мы можем его узнать.
– Нам всем было сказано никому не сообщать эти откровения, пока сама Дева не разрешит рассказать о них.
– Неужели распоряжения Святого Отца недостаточно?
– Святой Отец умер.
Ее нежелание идти на контакт начало раздражать Мишнера.
– Зачем вы все так усложняете?
– Небеса тоже спрашивали меня об этом.
Эти слова напомнили ему жалобы Климента за несколько недель до его смерти.
– Я молилась за Папу, – произнесла она. – Наши молитвы нужны его душе.
Мишнер хотел спросить, что она имеет в виду, но не успел он и рта раскрыть, как она подошла к стоящей в углу статуе. Неожиданно ее взгляд стал отсутствующим и устремился в одну точку. Она молча опустилась на колени на специальную молитвенную скамеечку.
– Что она делает? – беззвучно спросила Катерина.
Он пожал плечами.
Вдали трижды ударил колокол, и Мишнер вспомнил, что Дева является Ясне каждый день в три часа. Одной рукой женщина нащупала висящие на шее четки. Затем начала что-то неразборчиво бормотать, перебирая их. Подойдя ближе, Мишнер наклонился и проследил направление ее взгляда, устремленного снизу вверх на статую. Но не увидел ничего, кроме вырезанного из дерева спокойного лица Девы Марии.
Он когда-то читал, что фатимские очевидцы рассказывали о том, что во время явлений Девы они слышат странные голоса и ощущают тепло, но считал это лишь признаком массовой истерии, которой подвержены простые души неграмотных людей, отчаянно желавших верить в чудо. И сейчас Мишнер не мог понять, видит ли он подлинное явление Марии – или это всего лишь галлюцинация религиозной женщины.
Он придвинулся ближе.
Ее взгляд как будто направлялся на что-то, находящееся вне помещения. Она не замечала присутствия Мишнера и продолжала бормотать. На мгновение ему показалось, что ее зрачки вспыхнули, в них промелькнул знакомый образ в лучах сине-золотистого света. Мишнер попытался понять, откуда он исходит, но ничего не увидел. Только залитый солнечным светом угол и безмолвная статуя. То, что происходило, было известно лишь самой Ясне.
Наконец она уронила голову на грудь и прошептала:
– Дева ушла.
Она метнулась к столу, схватила ручку и начала писать что-то в блокноте. Затем передала написанное Мишнеру.
«Дети мои, любовь Господа велика. Не закрывайте свои глаза, не закрывайте свои уши. Любовь Его велика. Внемлите Моим словам, услышьте призыв, с которым Я обращаюсь к вам. Сосредоточьтесь на своих сердцах и откройте их Господу. Да поселится Он в них навеки. Мои очи и Мое сердце останутся с вами, даже когда Я перестану являться вам. Во всем поступайте, как Я говорю вам, и Я приведу вас к Господу. Не отрекайтесь от Его имени, и Он не отречется от вас. Примите Мои послания, и вас примут. Дети мои, настало время решать. Будьте добродетельны и чисты сердцем, чтобы Я могла отвести вас к вашему Небесному Отцу. И Мое явление к вам есть знак Его любви».
– Вот слова Девы, – сказала Ясна.
Мишнер еще раз перечитал послание.
– Это адресовано мне?
– Только вам это решать.
Он передал листок бумаги Катерине.
– Но вы так и не ответили на мой вопрос. Кто может сообщить нам десятое откровение?
– Никто.
– Остальные пять очевидцев знают его. Кто-то из них может рассказать нам…
– Только если это разрешит сама Дева, а теперь Она является одной мне. Всем остальным надо еще получить от Нее разрешение.
– Но ведь вы не знаете десятого откровения, – сказала Катерина. – И не важно, что только вы из всех очевидцев не посвящены в него. Мы не хотим видеть Деву, нам нужно Ее откровение.