Лицо Траса Суртиана налилось кровью.

— Проклятье! — взревел он. — К черту все это. Ты убила моего короля, а раньше, вероятно, и королеву. И ты за это заплатишь! — Он занес меч, словно для того, чтобы разрубить ее пополам.

Стужа медленно поднялась на ноги, взяв ножны в правую руку:

— Тогрин Синтелл был замешан в похищении Аки. Вероятно, он сам все спланировал.

— Лжешь! Это ты убила Аки с помощью своего колдовства или магии, а затем вернулась, чтобы покончить с Тогрином! Я видел это с горящими пальцами! И слышал жуткие вопли, словно открылись все врата ада, чтобы поглотить моего господина! Ты пытаешься посеять смуту в Коркире, уничтожив ее монархов!

— Ты последний болван, если в это веришь! — Стужа начинала выходить из себя. — Ты почитал Тогрина, а я плюю на него. Он убрал Аки со своего пути, чтобы завладеть троном! Он сам признался мне в этом, прежде чем я пронзила его подлое сердце! У него был сообщник. Тогрин назвал мне его имя и сказал, где его искать. И если ты решил меня остановить, — она смерила Траса ледяным взглядом, — то подумай дважды. Или не пройдет и часа, как один из нас уснет во владениях Гата!

— Ты решила, что сможешь запугать меня именем бога хаоса? — Он отступил. — Ты приносишь более страшный хаос, чем все твои темные божества! Остановить тебя? — прогрохотал он. — Я убью тебя, женщина, если ты сейчас же не отдашь мне свое оружие и не вернешься со мной в Марашаи!

Меч Стужи со свистом вылетел из ножен.

— Будь ты проклят, Трас Суртиан! — крикнула она, чувствуя, как приливает к щекам кровь. — А я еще называла тебя другом!

— Ты убила моего короля! — воскликнул Трас, вынимая из ножен свой клинок.

— Твоего короля? — Голос девушки сорвался на визг. — А как насчет королевы? Ты подумал об Аки? Неужели ты не слышал того, что я тебе сказала? Она, может быть, еще жива!

— Где она? — спросил Трас изменившимся тоном, но тут же добавил: — Ведьма! — вложив в это восклицание все свое презрение.

— В Кефалении, у человека по имени Онократос, сообщника Тогрина.

— Откуда ты это узнала?

Стужа яростно тряхнула головой.

— Я уже говорила тебе, Тогрин признался мне перед смертью. Неужели настолько трудно понять, что коркирский барон может быть таким же алчным интриганом, как любой другой человек? Для того чтобы стать королем, Тогрин пошел на убийство. — Она на мгновение задумалась. — Вероятнее всего.

Суровое выражение лица вояки внезапно смягчилось. Рука с мечом опустилась.

— Ты поставила меня перед трудным выбором, — наконец сказал он. — Должен ли я отправиться с тобой, чтобы расследовать преступление, которое ты могла и выдумать? Или поквитаться с тобой за убийство, совершенное на моих глазах?

— Доверяй своему сердцу, — посоветовала Стужа.

Он усмехнулся, но в его голосе слышался гнев.

— Сердце часто лжет, ты сама говорила мне об этом. Не могу поверить, что кто-то из членов королевской семьи совершил то, в чем ты обвиняешь Тогрина Синтелла.

Грозный воин в мгновенье ока превратился в усталого старика, согбенного под бременем горя и боли. Он растерянно переводил взгляд с одного предмета на другой, словно не решаясь взглянуть Стуже в лицо.

Ее гнев растаял, и она убрала меч в ножны.

— Я заключу с тобой договор, — предложила девушка. — Если в течение месяца я не сумею доказать вину Тогрина, мы вместе вернемся в Марашаи, и вы приведете свой приговор в исполнение. Но у меня есть два условия.

Она выдержала паузу, Трас терпеливо ждал.

Стужа подняла палец.

— В том случае, если народ признает меня виновной, обещай, что не дашь меня повесить. — Девушка вспомнила Руку Славы и того несчастного, благодаря которому она смогла пробраться во дворец, — Казните меня каким-нибудь другим способом.

Он кивнул:

— Второе?

— Ты поедешь со мной в Кефалению.

— Это не твое условие, а мое, — сказал он.

Стужа пожала плечами:

— Не важно. Доказательства не всегда можно увезти с собой. Я хочу, чтобы ты увидел все собственными глазами и смог подать голос в мою защиту. Ты очистишь мое имя от позора, когда я докажу тебе, каким подлецом на самом деле был Тогрин Синтелл.

— Не говори о нем плохо, — предупредил Трас Суртиан. Он грузно спрыгнул на землю. — Несмотря на все твои обвинения, он все же носил коркирскую корону.

Девушка повесила ножны на пояс:

— Для меня это не причина, чтобы относиться к нему с уважением.

Трас приторочил щит к седлу, снял перчатки, встал на колени у ручья и начал пить. Вода намочила его нос, бороду и кончики волос. Когда капитан поднялся, суровое выражение его лица несколько смягчилось. Он перешел на сторону Стужи.

— Это справедливая сделка, — сказал он, протягивая девушке руку. — Мы снова друзья?

Стужа отступила:

— Нет. Ты мой судья и присяжный, и пока это так, я не пожму твоей руки.

Улыбка исчезла с лица Траса. Во взгляде была боль.

Девушка спокойно смотрела ему в лицо.

— Ты многого требуешь от друзей, Трас. Может быть, даже слишком. Я предложила тебе этот договор не из соображений справедливости или здравого смысла. Ты забыл, что я наемник, воюющий за плату и что я никому не присягала на верность. Но если ты вернешься в Марашаи без меня, ты потеряешь свое доброе имя. А мне известно, что значит для тебя честь. — Она замолчала, дав ему возможность осознать сказанное. — И если бы мы стали сражаться, один из нас погиб бы. — Стужа отвернулась, глядя на солнечные блики, — игравшие на поверхности ручья. Затем девушка вздохнула. — Из-за Аки я подвергаю себя страшной опасности, я еще не знаю, какой именно, но чувствую ее приближение! А из-за тебя я ввязалась в дурацкую сделку, которая может стоить мне жизни. — Она вдруг засмеялась, вскинув руки. — Насколько было проще в дни моей юности, когда я думала, что никого уже не смогу полюбить!

Трас раскрыл объятия, чтобы прижать девушку к себе.

Она вновь отступила и выскользнула из его рук.

— Нет! — вскрикнула Стужа, но тут же попыталась успокоиться. — Если я очень постараюсь, вероятно, я смогу отучиться от глупой привычки заботиться о других, черт бы вас всех побрал!

Трас Суртиан побрел к своему коню с видом побитой дворняги. Он поднял поводья, но не сел в седло, а просто прислонился к нему, уткнувшись лбом в жесткую кожу.

Стужа сжала кулаки и уставилась в землю, ожидая, когда пройдет гнев. Она сделала глубокий вдох. Сейчас все перепуталось в ее голове. Вероятно, когда она снова окажется в седле, ей будет думаться лучше. Им с Трасом предстояло проехать еще множество дорог, пока они доберутся до Кефалении.

Девушка нагнулась, чтобы в последний раз напиться вкусной прохладной воды, и заметила собственное отражение в одном из следов на берегу ручья, в котором скопилась влага. Зеленые глаза, глубокие, словно Календское море, смотрели на нее оттуда с непоколебимым спокойствием. Единственное украшение ее лица, как она считала. Стужа не осмеливалась назвать их красивыми; она полагала, что в ней вообще нет ничего красивого. Девушка зачерпнула из ручья воды, сделала несколько глотков, вытерла рот и вновь взглянула на свое отражение. Внезапно она резко ударила по нему кулаком. Во все стороны полетели брызги грязи, запачкав ее рукав. Но вода быстро снова заполнила впадинку, и вот на Стужу уже вновь смотрели все те же зеленые глаза, отчужденные, равнодушные, безмятежно-спокойные.

«Надо беречь эту отчужденность», — подумала девушка и вскочила в седло.

Трас тоже неуклюже взобрался на своего коня, звеня оружием.

— Ты сказала — в Кефалению?

— В Шадаму. — Стужа пощупала изумруды в кошельке. — Я должна кое-что доделать.

— Это важнее, чем поиски Аки?

Она бросила на Траса испепеляющий взгляд, и он замолчал.

Стужа вновь потрогала изумруды. В руках такой искусной знахарки, как Уна, они могли обрести целительную силу и спасти жизнь того ребенка. Уна так беспокоилась за деревенского мальчугана, приносившего ей полевые цветы! А Шадама была по пути в Кефалению.