— Прошу в мой кабинет, — Люциус галантно взмахнул рукой.

В кабинете Мохаммед опустился в кресло и велел дочери:

— Рассказывай.

Девушка села рядом на подставку для ног и положила голову на колени отцу.

— Я не понимаю, что со мной творится, папа. Я меняюсь. Словно иблис вселился в меня, и делает все по-своему. Иногда я говорю такое, что потом бывает стыдно.

Раньше я никогда так не поступала. Мой характер стал портиться. Порой я просто не узнаю себя. Это не я.

Отец ласково погладил ее по голове.

— Я заметил это по твоим письмам. А как твое самочувствие?

— Мне становится хуже. Часто падаю в обмороки. Кошмары снятся почти каждую ночь.

Чаще всего просто неясные образы, но я иногда снова начинаю гореть, — она вздохнула. — Сегодня горела очень сильно. Я была расстроена вечером…

— Да, хайби. Это всегда взаимосвязано. Тебе нельзя расстраиваться.

— Я ведь и раньше переживала, но такого не было. Просто в этот раз… — она осеклась и умолкла.

— Как ведет себя Драко?

— Терпимо, — Халифа усмехнулась. — А я его постоянно обижаю. Потом ругаю себя за это. Я не хочу мучить Драко, но не мучить тоже не могу. Словно что-то меня заставляет. Откажи им, папа. Мне надоело быть такой стервой.

Отец медленно кивнул.

— Скоро все кончится. Я поговорю с ними, может они откажутся сами.

— Драко этого не допустит. Сколько я над ним не издеваюсь, он все терпит. Еще немного и я начну восхищаться его упорством. Порой он даже переступает через свое самолюбие.

Мохаммед усмехнулся.

— Завидная целеустремленность. Придется поубавить их энтузиазм.

— Ты им расскажешь?

— Да, хайби. Они имеют право знать, почему ими пренебрегают.

Халифа подняла голову.

— А как же… — она не решалась сказать вслух. Но отец понял.

— Его ищут. Скоро паршивую крысу загонят в угол, и все кончится. Он очень изворотлив, но ты не переживай — в Хогвартсе он до тебя не доберется.

— Я знаю. Правда, мне тут однажды попался Меняющий форму…

Мохаммед вопросительно взглянул на дочь, и та кивнула.

— Он напугал меня. Я атаковала его, думая, что это князь. Я снова увидела как он … — девушка нервно поежилась. — У меня была вспышка… Правда, совсем слабая…

— Опять? Хайби, давай вернемся домой вместе. Тебе необходим абсолютный покой.

Она замотала головой.

— Это была случайность. Все обойдется. Я не хочу уезжать.

Отец вскочил, разволновавшись, его глаза засверкали.

— Ты что, не понимаешь, глупая, что каждый всплеск делает все еще хуже?! С каждым расстройством, с каждой вспышкой ты позволяешь джинну все больше завладеть тобой! Я думал, что ты сама все видишь, что ты поумнела! Но нет!

Халифа ошеломленно смотрела на него. Мохаммед опустился рядом с ней на колени, взяв ее ладошки в свои.

— Поехали домой. Я всегда буду рядом. Один год. Один год спокойной жизни — и ты придешь в себя. Все вернется на место. Я уже не раз пожалел о том, что отправил тебя сюда.

— Папа… Осталось всего три с половиной месяца. Я доучусь и вернусь домой, ладно? Я буду беречься, обещаю.

Он встал.

— Твое упрямство совершенно бессмысленно.

— Я согласна побыть следующий год дома. Но дай мне закончить год здесь, пожалуйста.

В дверь постучали.

— Мохаммед? — раздался голос Люциуса. — У вас все в порядке? — Малфой вошел, с подозрением глядя на взвинченного отца и подавленную дочь. — Халифа, Нарцисса хочет показать вам замок и поболтать по-женски.

— Иди, дочка, — сказал Мохаммед. — Мне нужно поговорить с ними.

Халифа кивнула и спустилась в холл, встретив на лестнице Драко.

— Тебя ждут в кабинете, — сказала она, увернувшись, когда он попытался схватить ее за руку.

Юноша сердито посмотрел ей вслед.

Мохаммед откинулся на спинку кресла и соединил кончики пальцев. Глядя на сидящих напротив Малфоев, отца и сына, он без предисловий произнес:

— Я хочу предложить вам расторгнуть помолвку.

Люциус резко выпрямился, так и не взяв свою чашку кофе с принесенного эльфом подноса.

— То есть как? Расторгнуть? Но почему?

Драко нахмурился. Неужели Хейли нажаловалась отцу? Но на что?

Мохаммед вздохнул.

— Не смотри на меня так, Драко. Ты здесь ни при чем. Наоборот, Халифа очень хорошо отзывается о тебе, а это говорит о многом — уж я-то знаю, как нелегко справиться с моей дочерью. Дело в другом. — Он взглянул на Люциуса. — Я так понял, что у вас всего один наследник. Если с ним что-то случится, род прервется?

— Э-э… Вообще-то у нас есть и другие родственники… но род Малфоев — да, прервется.

— Я предложил расторгнуть помолвку, потому что моя дочь не пара вашему сыну. Она для него опасна.

— Что? — рассмеялся Люциус. — Это милое дитя?

Драко мрачно усмехнулся. Это "милое дитя" запросто доведет его до Святого Мунго…

— Я хочу поведать вам историю нашего рода, — сказал Мохаммед. — Выводы сделаете сами.

Люциус кивнул и взял чашку, устроившись поудобнее.

— Я слушаю.

— За сто двадцать пять лет до эры пророка, — начал Мохаммед, — или в четыреста девяносто седьмом году по христианскому летосчислению могущественный джинн-силат Дасэ аль-Инфитар по прозвищу Танцующий самум почувствовал приближение своей смерти. Было ему почти четыре тысячи лет. В излюбленном своем стремлении посмеяться над судьбой он сделал то, что считается нарушением правил, а по некоторым меркам даже грехом. Он взял в жены человеческую женщину. Спустя три месяца его призвал к себе Аллах, а жена его вскоре родила сына, Абу, который положил начало роду Дасэби.

Люциус казался слегка озадаченным.

— Вы хотите сказать, что в ваших жилах течет кровь джинна?

— Именно так, — кивнул Мохаммед. — Дети от подобных союзов, как правило, не выживали, но не столько из-за разницы в физиологии, сколько из-за того, что мы с вами назвали бы "энергетической нестабильностью". Джинны изначально созданы из огня и обладают недюжинной магической силой. Это непосильная ноша для слабого человеческого ребенка. Она просто разрывает его телесную оболочку, сжигает ее, и он погибает, порой даже не успев родиться.

— Но ваш предок выжил?

— О, да. Дасэ аль Инфитар взял в жены довольно необычную женщину — Сатию Пейфези из рода Улеев — самого сильного волшебного рода Аравии. Будучи могущественной колдуньей, она смогла совладать с магией, наполнившей ее чрево, и дать своему сыну нечто вроде… иммунитета. — Мохаммед чуть улыбнулся, пробуя на вкус маггловское слово. — Она была невероятно честолюбива. Возможно, именно это придало ей сил выносить ребенка джинна, который смог выжить и прославил ее на века.

Малфой-старший сделал свои выводы:

— Итак, джинн женился на ведьме. Выходит, ваша волшебная кровь еще более древняя?

— Да, это так, — Мохаммед слегка растерялся от подобного поворота беседы. — Но вы же понимаете, что в соединении с кровью джинна ее по определению уже нельзя считать абсолютно чистой.

Тон Люциуса был абсолютно спокойным, даже слегка насмешливым:

— Я не вижу существенной разницы. Ведь джинны — тоже маги.

Мохаммед развел руками:

— Ну, с этой точки зрения получается, что нашей магической родословной не меньше двух тысяч лет…

Малфой с удовлетворенным видом поставил чашку на поднос. Он услышал именно то, что хотел услышать.

— Это превосходно! Нет, вам действительно не о чем беспокоиться. Вряд ли ваше генетическое наследие повредит нашей семье. Напротив, все необычное, как правило, порождает несомненный интерес окружающих, да и что греха таить, зависть. Нам, знаете ли, тоже не чуждо честолюбие. Вам нечего опасаться.

Помрачнев, Мохаммед встал и прошел к камину. В его черных глазах отражался огонь.

— Вы не поняли, друг мой. Дело вовсе не в легенде. Наш род проклят.

Люциус лишь пожал плечами.

— В каждом уважающем себя роду есть что-нибудь эдакое. И у нас тоже достаточно.

— Наш род проклят за вызов судьбе, — покачал головой Мохаммед. — За то, что нам повезло. Абу Дасэби обладал невероятной магической силой, не такой, как его отец, но не сравнимой с человеческой. Он натворил много бед… Следуя новой традиции, он тоже женился на сильной ведьме. Его дети были лишь незначительно слабее его самого. Правда с каждым поколением эта мощь слабела, постепенно приближаясь к человеческой. Со временем Дасэби сравнялись по силе с обычными колдунами, лишь в моменты гнева или отчаяния проявляя былую мощь. Сейчас мы можем лишь испускать мелкие, слабые, совершенно спонтанные и никуда не направленные вспышки. Разбитая посуда, искры, трещины на хрупких предметах — вот все, что осталось у нас от былой мощи джинна. Годам к тридцати, как правило, все обычные Дасэби уже с легкостью контролируют ее, не давая вырваться наружу.