И сие широкое поле благотворения открывается пред нами милостию Божией, дабы мы сами заслужили сию милость, Самому Богу подражая в милосердии. «Блажени милостивии, яко тии помиловани будут». И — суд без милости не сотворшему милости!

Притча Христова говорит, что хозяин сеял пшеницу, а среди пшеницы появились и плевелы. Слуги предлагали ему выполоть плевелы, но он не позволил, жалея пшеницу, которую легко было вырвать с плевелами.

Господь щадит и грешников ради праведных и готов был пощадить преступные города Содом и Гоморру, если бы там нашлось хотя десять праведников. Пока грех порабощает себе отдельные личности, пока он не становится характерною чертою целого народа, дотоле Господь терпит грешникам, дотоле не губит их со беззакониями их. Но когда грех становится стихией народной жизни, когда им заражаются, ему порабощаются, им хвалятся, как каким-то достоинством, как национальной добродетелью, уже не только отдельные лица, но и массы народные, тогда — наступает час суда Божия и изливается на народ пламенный фиал гнева Божия.

И прежде всего над таким народом исполняется древнее изречение: кого Бог хочет наказать, у того отнимает ум. Он теряет способность здраво рассуждать, он смотрит на все в те очки, какие подставляет ему его национальный порок он все явления окружающей его жизни видит, оценивает, старается истолковать и использовать как средство служения обуревающей его страсти. И ему кажется, что он думает и действует разумно, законно, что лучше нельзя и действовать. А со стороны изумляешься его ослеплению, его помешательству на своей страсти.

Пример такого всенародного греха у нас пред глазами. Народы германского племени помешались на идее всемирного господства, и вот, в наши дни, весь мир возмущен их гордынею, и нет уголка на земле, где эта гордыня не заставляла бы, по крайней мере, говорить о себе, а десять держав, великих и малых, уже составили союз, чтобы смирить буйного помешанного тевтона, и к сим державам, возмущенным высокомерием немцев, шлют свое сочувствие, а может быть, в потребную минуту и примкнут содействием многие не только, христианские, но и языческие народы: так всем стала ненавистна гордыня немецкого народа, обуянного сатанинским грехом!

И вот мы являемся свидетелями поразительного явления. Мы как будто переживаем события, предсказанные в апокалипсическом откровении: так все необычно, так все неожиданно и непредвиденно!

С одной стороны два государя, один, считающий себя преемником преданий благородного рыцарства, честности, лучших заветов средневекового западноевропейского христианства; другой, носящий титул «апостолического величества», величающий себя «христианнейшим» среди христианских государей, — два государя и их — в сущности один, с ними единомысленный народ немецкий, гордящийся своею наукою, своим просвещением, считающий себя носителем культуры и цивилизации, — государи, как представители сего народа, и народ, как исполнитель их воли, объединились ненавистию к разрозненным, ими же угнетаемым народам только за то, что эти народы не принадлежат к их роду-племени, исповедуют христианскую веру не в том виде, как исповедуют они, хотят говорить на родном языке, не хотят, да и не могут превратиться в немцев... Но за этими народцами стоит великий их старший брат, исполин — народ Русский, и вот вся сила злобы, ненависти обрушивается на этого могучего заступника угнетенных народностей, и начинается война... Страшная, едва ли в летописях мира бывалая война.

Много и мы, русские, согрешили пред Богом. Быть может, мы, как мытари времен Христовых, и поделом заслужили Божие наказание: в нашей истории, подобно истории древнего избранного народа Божия, так часто проявлялись судьбы промысла Божия, то наказующего, то милующего, что самая история народа неразрывно сплетается с судьбами Церкви Божией на земле. И народ наш привык смотреть на все бедствия очами веры: то нашествие татар, то — поляков и литовцев, то — французов, а теперь — немцев — все это народ принимает, как Божие наказание за народные грехи: за уклонение от заветов отцов, от заветов матери — Церкви, за пьянство, нравственную распущенность; и, сознавая это, народ кается, подобно ниневитянам, подобно евреям лучших времен их исторической жизни; и Господь внемлет всенародному покаянию и, по ходатайству родных нам не только по вере, но и по крови угодников Своих, милует нас и паки возвращает нам Свое благоволение, и Русь паки обновляется и народ паки служит Богу отцов своих. Но есть грех, так сказать трудно поддающийся покаянию как в личной, так особенно в государственной жизни, это — грех гордыни. Наш Русский народ — дети православия, а основная стихия православной жизни есть смирение. Русскому народу чужда национальная гордыня: для русского человека и немец, и француз, и всякий другой иностранец, даже и некрещеный еврей, татарин и даже — язычник — все люди, все по образу Божию созданы, и обижать их без крайней нужды, когда они не обижают, не следует — грешно, не по-божьи. Вот почему даже с пленными врагами — турками и японцами — наши русские люди всегда обходились миролюбиво, сохраняя достоинство христианина, и это миролюбивое настроение русской души не только проявлялось, например, в добрых отношениях русского солдата к врагу во время перемирия или в отношении к пленным, когда солдат делился с пленным последним куском своего хлеба, но и в тех крайностях, с которыми нельзя мириться, когда, например, наши интеллигенты брали пленных французов в гувернеры к своим детям или наши дамы подносили цветы пленным туркам: это уже уродство какое-то! Мы знаем и помним, ибо этому учит нас мать наша Церковь православная, — что всякая гордость есть грех, — мы радуемся, мы счастливы, мы благодарим Бога, что мы — русские, но не гордимся этим: это милость Божия, за которую, мы и благодарим Господа. Внимая судьбам Божиим, проявляемым в истории нашей Руси православной, мы с благоговением и смирением видим, что Господь зовет наш народ и ныне на святое дело — не только освободить наших братьев славян от духовного порабощения немцам, от пленения их неправославною культурой Запада, от вытравления в них тех начал, какие заложены были нашими первоучителями Кириллом и Мефодием равноапостольными, — но и самому Западу показать, если только он захочет познать, сокровище православной духовной культуры нашей, всю красоту ее, всю ее животворность для человеческого духа. Все это задачи будущего, может быть, очень и очень не близкого, и ко всему этому мы должны еще готовиться и готовиться не покладая рук: до гордости ли нам? До того ли, чтобы мерить себя и высоко о себе мудрствовать? Помог бы Бог, хотя в некоей малой мере, выполнить поставленную нам промыслом Божиим задачу.

В целях народных, в их жизни и истории, повторяются законы духовной жизни отдельных лиц. Известно, что святые Божии, чем выше поднимались по ступеням духовной жизни, чем более приближались к Богу, тем более смирялись, считали себя как бы полными нулями в среде людей, и за то Бог избирал их орудиями Своей Божественной жизнедеятельности в человечестве и даже облекал их силою свыше творить чудеса. Прилагая этот закон к жизни народов, можно сказать: чем более наш народ будет смиряться, всецело вручая себя Богу, сознавая, что без Божией помощи, без Божия благословения он не может исполнить возложенного на него промыслом Божиим дела, тем скорее придет к нему эта помощь Божия. Такие великие праведники, как покойный отец Иоанн Кронштадтский, совершая своею молитвою чудо исцеления, всячески гнали от себя самую тень мысли, будто они тут «при чем-то»: все — Бог, все Его сила благодатная да вера тех, кто просил их молитв. А они — они ничто, только свидетели сей чудотворящей веры, привлекающей силу Божию. Не то же ли бывает и с народами — исполнителями судеб Божиих? Когда Моисей воздевал руки в своей пламенной молитве во время битвы евреев с амаликитянами в пустыне, тогда евреи брали верх; когда же опускал руки, то брали верх амаликитяне. Поднятие рук — символ крепкой, всепобеждающей веры, возносящей к Богу ум и сердце молящегося пророка и низводящей от Бога чудотворящую силу Божию, поражающую врагов. Подобно Моисею и святая Церковь ныне непрестанно воздевает свои руки, простирает к Богу свои горячие молитвы в то время, когда Русский народ, в лице своих воинств, выступает против нового Амалика, в гордыне своей возносящегося превыше облак небесных и беспощадно, зверски истребляющего беззащитных жителей и даже детей, имевших несчастие быть застигнутыми в своих местах пребывания. Сердце обливается кровью, когда читаешь об этих зверствах. Справедливо говорит один публицист: «Ничем иным, кроме поразительного безбожия и потери совести (без Бога — какая уж совесть!), нельзя объяснить чудовищных случаев насилия, проявленного немцами над несчастными нашими соотечественниками, среди мира захваченными ими в плен. Исчерпаны все виды издевательства, брани, побоев, лишения свободы, томления голодом, оплеваний, истязаний. Исчерпано воровство, ложь, клевета, ограбление церквей и икон, изнасилование женщин и, наконец, самое циническое человекоубийство. Все заповеди христианской веры растоптаны немцами и осмеяны».