После чудесной трапезы в пустыне, когда Господь насытил пять тысяч человек пятью хлебами и двумя рыбицами, Он заповедал Апостолам собрать все крохи, оставшиеся от трапезы, да не погибнет от них ничтоже. Проблески духовной жизни в Церкви Христовой, конечно, дороже крошек видимого хлеба, ибо питают души живыми примерами добродетелей, увлекают сердце к подражанию. Вот почему от веков древних повелся обычай ревнителей духовной жизни собирать хотя бы и отрывочные сказания о всех подвижниках, о всяком их деле и слове. Так образовались Патерики, Лимонари, Лавсаики и подобные сборники, это сокровище многоценное опыта духовного и жизни христианской.

Жива Христова Церковь и поныне, ибо неложно слово Его: «Аз есмь с вами», верующими, «Во вся дни до скончания века, и врата адова не одолеют ей». Но жизнь духовная есть сокровище сокровенное: в полноте своей оно ведомо единому Богу. Дух христоподражательного смирения не попускает православному делать добро напоказ: это противно душе его. «Не носи своего добра на языке своем, чтоб не склевали его адские птицы» — вот завет отцов наших, древних подвижников. Оттого и выходит наружу, против воли самих подвижников, очень немногое — только то, чего нельзя сокрыть, что само собою светится по слову Христову: «Тако да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят добрыя дела ваши и прославят Отца вашего, Иже на небесех». Но тем ценнее эти жемчужины духа, тем они светлее, тем достохвальнее православная жизнь, тем паче славится в Церкви Своей вечная Глава ее — Христос Спаситель.

Смиренная добродетель православная (говорю «православная», а не просто христианская, ибо не всякое христианское исповедание так подчеркивает смирение, как это делает наша православная Церковь) не только сама себя укрывает, но и искренно сама себя «не знает», почитая самым естественным явлением в духовной жизни то, что она творит. Человек не может жить без дыхания: вот так же подвижник не может не исполнять заповедей Христовых, не понуждать себя к сему деланию, а следовательно: какая же в том заслуга пред Богом? За что хвалить себя? За то, что хоть с трудом, а все же дышишь? Да это — милость Божия, а не твоя заслуга. Но добро имеет свойство согревать не только подвижника, но и всех, кто около него: оно благоухает, и окружающие, имеющие, по выражению митрополита Филарета, очищенное чувство духовное или по крайней мере ищущие сего очищения, не могут сердцем не ощущать сего благоухания. И те, кому дорого это сокровище, кому Бог положит на сердце, иногда не только запоминают, поведают другим, но и письменно передают свои наблюдения на пользу читающим. Иногда эти заметки простых людей отличаются наивностью, но тем они дороже для верующих, дороже умно написанных мемуаров великих мира сего.

У меня в руках тетрадь одного простеца-инока родной моей обители, долго пожившего в пустыни Святого Параклита, подчиненной Троицкой Лавре, покинувшего эту пустынь за святое послушание. В назидание тех, кто не критикует современное монашество, а ищет в среде его того сокровища, которое в наше грешное, гордое время особенно дорого, делаю выписки из рукописи сего инока. Может быть, утилитарист нашего времени не найдет тут ни подвигов просвещения народа, ни особых выдающихся дел милосердия, но я верю, что мой читатель, любящий Церковь и верующий в нее целым сердцем, отдохнет душой и найдет утешительное подтверждение того, что не напрасно существуют наши обители, что в них еще веет дух подвижничества, завещанного преподобными от веков древних.

17 февраля 1877 года в пустыни Святого Параклита скончался старичок, рясофорный послушник Стефан. Он всегда занимался молитвою Иисусовой и соблюдал строгое воздержание. По простоте своей не умел он скрывать своего молитвенного настроения, всегда вслух творил молитву Иисусову, даже и тогда, когда занимался рукоделием, так что на нем буквально исполнялось учение святых отцов: «Дело в руках, а молитва в устах». Послушание его было — делать грабли и топорища, и он настолько был усерден к своему делу, что после его смерти его изделий осталось в запасе на много лет. А худощав и легок он был настолько, что живший в то время на кухне послушник Сергий (ныне духовник пустыни, иеромонах Серапион), глубоко чтивший старца Стефана, бывало, возьмет его в охапку и принесет к себе в келлию, чтоб напоить чайком. И старец, не имевший своего самовара, бывал этому по-детски рад. Но и за чаем он не оставлял своего духовного делания и повторял: «Эх, брат! Мы вот чаек попиваем, а что нам будет на том свете-то?» Иногда и заплачет при таких размышлениях. Напоминая всем о втором пришествии Господа, он был общим любимцем всей братии. И скончался он яко един от древних: по напутствовании святыми Таинствами Церкви, с молитвой на устах затихло его дыхание и дух его возвратился к Богу, а тело предано земле около церкви обители!

1889 года июля 20 в пустыни Святого Параклита скончался старичок Георгий Родионов. В миру он занимался мелочной торговлей вразноску. В пустынь поступил уже под старость: но ревность ко спасению имел наравне с молодыми. В церкви он был свечником, а в трапезе старшим трапезником. Ко всем службам являлся за полчаса, несмотря на то что в то время утреня бывала в полночь. Все службы он выстаивал с благоговением, не позволяя себе садиться без времени. Неопустительно совершал он и келейное правило, свою «пятисотицу». В трапезе он готов был подбежать к каждому и спросить: не нужно ли чего подать? Чаю вовсе не пил; если иногда разрешал себе до обеда съесть ломтик хлеба с квасом, то потом каждому жаловался: «Вот я какой грешник, не дотерпел, не удержался, поел прежде времени». Так он чуток был к упрекам своей совести. От долгого стояния у него отекли ноги и открылись раны, из коих сочился гной. Наконец, однажды, во время акафиста преподобному Сергию, к удивлению всех, старец присел: тут все поняли, что приближается конец его жизни. С неделю пользовали его домашними средствами, потом пособоровали, причастили святых Христовых Тайн и отправили в больницу Лавры, где он и скончался. Погребен в родной ему пустыни Св. Параклита.

1899 года мая 4 скончался в лавровской больнице юный послушник Петр. Сей юноша украсил свою жизнь целомудрием Иосифа Прекрасного и послушанием преподобного Досифея. Мальчиком жил он в Петрограде у богатого хозяина. Он был очень красив лицом: когда пришел в возраст, его красота пленила его хозяйку, которая стала его склонять на грех. Страх Божий, страх душевной погибели и страх срама пред людьми сделали то, что он бросил шумный город и убежал в обитель и сделал это так быстро, что и расчета не взял у хозяина, поручив это сделать своему отцу, который жил тоже в Петрограде. Какими-то судьбами Бог направил его в пустыню Святого Параклита. В то время подвизался там старец схимонах Онуфрий, имевший много учеников. Принятый в обитель, юноша Петр с великим усердием и горячею ревностию пошел к старцу, рассказал ему всю свою жизнь и просил его принять под свое руководство, обещаясь повиноваться во всем. И когда старец согласился, юноша с того же дня предался ему, по выражению святых отцов, как железо ковачу. Скоро его чистая душа усвоила молитву Иисусову. Он стал блюсти строгое воздержание: с утра выходил голодным на послушание, за обедом ел довольно, а за ужином съедал только нижнюю корку хлеба, которую и жевал в продолжение всего ужина, дополняя этот скудный стол тремя ложками щей и несколькими крупинками каши. Жалея его, братия говорили ему, чтобы он кушал больше, но он уклончиво отвечал: «Простите, я насытился и больше не хочу есть». А иногда скажет: «Простите, у меня грехов много, помолитесь». Так он подвизался два года. В 1898 году найден был на луговине пустынной умерший странник. Это было в июле месяце. Пустынь св. Параклита находится в пределах Владимирской губернии, поэтому расследование этого дела должно было производиться не Сергиево-Посадской полицией, а из города Александрова следователем. Прошло тринадцать дней, пока явился следователь. Все это время пустынная братия обязана была стеречь тело умершего день и ночь. Наравне с другими был назначен на это послушание и юноша Петр. С покорностью принял он это послушание, но жуткость лесная, темнота ночная, сырость и холод, безотчетный страх и зловоние от трупа смутили юношу и подействовали вредно на его здоровье. С того времени он стал недомогать, слабеть и бледнеть. Настал Великий пост, ему хотелось поститься по-прежнему, старец не давал на то совета, но он, по ревности своей, держал строгий пост и на все предложения братии сожалеть себя отвечал: «Простите, не хочется есть». На Страстной неделе он совершенно изнемог. Пропели «Христос Воскресе», разговелись, разговелся и он, с большим трудом проглотив кусочек кулича, но больше уже ничего не мог есть. Его причастили святых Христовых Тайн и отправили в лаврскую больницу, там он недели две протянул и скончался. Незадолго до смерти он сказал окружающим: «Отнесите меня на мою койку». Так некогда преподобный Никон, умирая, говорил: «Отнесите меня в светлую храмину, уготованную мне молитвами отца моего: не хочу здесь более оставаться».