Интересна та страшная клятва, какую приносят масоны в сохранении тайны своего учения: уже из этой клятвы можно заключать, как ужасна эта тайна. «Если я не сдержу, — говорит масон, — этой тайны, то да сожгут и испепелят мне уста раскаленным железом, да отсекут мне руку, да вырвут у меня изо рта язык, да перережут мне горло, да будет повешен мой труп посреди ложи при посвящении нового брата, как предмет проклятия и ужаса, да сожгут его потом и да рассеют пепел по ветру, чтобы на земле не оставалось ни следа, ни памяти изменника...»

Пусть вдумаются в эту ужасную клятву те, которые считают масонов какими-то невинными мечтателями. Автор замечает при этом: «И это — не пустые угрозы; дословно они теперь, конечно, не исполняются, но масону, изменившему ордену, несдобровать и в наши дни...»

Но что же это за ассоциация — масонство? Какая его цель? Кому оно нужно?

Автор отвечает: «Существуют два предположения: или масонство есть дело рук Англии, желающей довести до анархии все народы, чтобы завладеть мировым могуществом, или оно создано иудеями для достижения той же цели. Выдающуюся роль Англии в насаждении масонства легко доказать исторически, так как основателями всех лож во всем мире всегда являлись англичане. Проследить же иудейское влияние исторически пока невозможно: Его фактами нигде доказать нельзя, его можно доказать только логически. Рассеянные уже более двух тысячелетий по лицу земли, часто гонимые, упорные и мстительные, ненавидящие арийские народы, иудеи, привыкшие действовать тайно, хотя бы из чувства самосохранения, всегда мечтали царствовать над миром, а этого они могут достигнуть лишь тогда, когда рушатся все устои христианской цивилизации, а для этого нужно объявить беспощадную войну христианству, монархическому строю, семейному началу и праву собственности, т. е. сделать то, что делают масоны».

Если мы вспомним, что богоотступный народ иудейский ослеплен непримиримою злобою к самому имени Господа нашего Иисуса Христа, что он сам на себя призвал страшную клятву за Христоубийство, что за это ужасное преступление на время некое (Рим. 11, 25, 26) отступила от него та благодать Божия, которая промыслительно охраняет все народы земные, приуготовляя их к принятию учения о спасении, что именно от этого народа произойдет последний враг христианства — антихрист, то невольно приходишь к заключению, что именно сей народ и является орудием сатаны в осуществлении им тайны беззакония по всякому образу, и в том числе в виде страшного масонства... В безумной вражде против Бога и люди могут дойти до осатанения и потерять здравый разум, который должен бы подсказать и масонам, что в общей гибели культуры неизбежно погибнут и они, как бы ни хитро были сплетены их мудрецами — «мастерами» козни, направленные против христианства и всей христианской культуры...

Приглашаю моих добрых читателей мысленно сопутствовать мне по епархии. Пишу эти строки в Ульяновом монастыре, в 1183 верстах от Вологды. Было время, когда такой путь требовал и трудов нелегких, и потери времени; теперь он совершается на пароходе в течение 5–6 дней, да еще с большими остановками у городов.

Еду по Вычегде. Эта река помнит апостольские подвиги святителя Стефана. Начиная от Яренска и даже ранее слышится зырянская речь. По берегам красуются высокие белые храмы Божий. Зыряне любят строить такие храмы: они не доросли еще до того, чтобы любоваться внутренним благолепием храмов Божиих, и потому внутри храмы лишены живописи; белые стены как-то однообразно смотрят на вас, в то время как снаружи храм иногда прямо поражает вас своим величием. Кстати: любовь к построению храмов иногда доходит до излишества: при одном священнике, например, в Устькуломе (1210 верст от Вологды) в одной ограде теснится три каменных храма с несколькими престолами в каждом, и ни один из них внутри не украшен стенописью.

В Устькулом пришел пароход в 5 часов утра 17 июня. Несмотря на ранний час, собралась масса народу. Я говорил поучение о том, как жить, чтобы душу спасти, всячески стараясь упростить речь для этих простецов. Мужчины почти все говорят по-русски, женщины больше по-зырянски. Священник говорит с ними по-зырянски.

Из Устькулома мы вернулись в Ульянов в тот же день утром. Это — лавра зырянского края, отросток Соловецкого монастыря. Величественный храм и своеобразная, с четырьмя башнями по углам колокольня, несколько корпусов, обнесенных каменной оградой, по которой можно совершать крестные ходы — все это расположено на высоком холме, с вершины которого, особенно с колокольни, открывается вид на безбрежное море лесов, на сотни верст расстилающихся вокруг обители, и на долину реки Вычегды, прихотливо извивающейся среди этой дремучей тайги северо-восточной Европы. Говорят, чем дальше к Печоре и Уралу, тем природа суровее, леса дремучее, болота непроходимее.

И вот в такой обстановке приютилась обитель иноков с ее строгим, можно сказать, суровым уставом. Братия большею частью зыряне. Подобно Соловкам здесь живет до сотни годовиков-мальчиков по обету. Их обучают главным образом тому, чем занимаются сами иноки — сельскому хозяйству.

Здесь я совершил Божественную литургию в воскресенье, 19-го числа. Поют дружно, но о нотах, о гармонизации и понятия не имеют. Зато звон — единственный в крае. Большой колокол весит 1012 пудов. Это радость и утешение велие для простеца зырянина. С удовольствием прислушался и я к могучим звукам, разносившимся в воздушном океане над вершинами беспредельных лесных пространств.

Здесь мне очень понездоровилось.. Однако все же я побеседовал с братией о сущности монашеского подвига. Слушали внимательно. Подростков-годовиков оделил я Троицкими образками.

20-го ждали парохода, но он запоздал, и мы двинулись вниз по Вычегде на двух больших лодках. Верстах в 10 нам встретился пароход, идущий в Устькулому. Мы спросили: когда он будет обратно в ближайшем селе Деревянске? Ответ был: в 9 часов вечера. Мы заказали себе каюты и направились вниз — к Деревянску. Здесь второклассная школа. В храме собралось множество народа. Я побеседовал с ними, благословил их, оделил Тр. книжками. Затем зашел в школу. Там был один сторож, но вслед за нами собрались дети-подростки. К сожалению, немногие из них могли мне ответить на самые простые вопросы по Закону Божию, и то при помощи взрослых крестьян, служивших переводчиками на зырянский язык. Помогала и матушка, жена священника, хорошо знающая зырянский язык. А местный о. дьякон подбадривал детей: «Гора, гора!» — громче, смелее!

Местный священник, по должности благочинного, с моего разрешения, был в отлучке. Его заменила матушка — тип старинных неученых в школе, но «толченых» жизнью матушек — добрых спутниц сельских пастырей. Многому могли бы научиться у таких простушек современные молодые матушки из епархиалок. Чтобы не смущать ее смирения и христианской простоты, я не буду здесь распространяться о ее деятельности в качестве помощницы мужу по приходу; скажу только, что благодаря ее заботам построена и в некоторой степени обеспечена приходская богадельня, в которой призирается пять-шесть старушек, а иногда принимают и бесприютных круглых сирот. Матушка тут и начальница, и попечительница, и кормилица. Она даром доставляет сюда и молочко, и все, что Бог ей пошлет... Дай Боже побольше таких тружениц-помощниц нашим пастырям. Вековой опыт показывает, что им не столько нужно школьное образование ума, сколько доброе воспитание христианского сердца и закаление воли в добре. Увы! Ныне моду предпочитают здравому смыслу, и ради этой моды бедные священники в ниточку тянутся, чтобы дать своим дочкам «научное» образование — не только в епархиальных училищах — это бы еще добро, но и высшее, на каких-то высших курсах, откуда чаще всего выходят существа неопределенного пола с искаженною до неузнаваемости душою... Больно то, что не могут устоять против сего искушения и очень почтенные батюшки и матушки и уступают просьбам своих неразумных умниц-дочек, во что бы то ни стало стремящихся в столицы на разные курсы...