— Мы — люди и… — она издала горловой звук, воспроизвести который Фархад не смог бы. — Две жизни. Вы тоже можете стать живущими дважды.

В голове Фархада с громким криком сражались две противоречивые мысли.

«Какие возможности даст такой союз!».

«Демоны!!! Одержимые и их демоны!».

Аларья потерла виски. Происхождение Прагмы теперь стало совершенно ясным, и даже не казалось чем-то необычным. Да, удивительно и слегка фантастично, но вполне понятно. Ученые разберутся. Ничего сверхъестественного, не укладывающегося в научную картину мира. Способности к работе с информационными полями они, наверное, получили от энергетических существ. Тогда понятно, почему они работают на принципиально ином уровне, который и не снился экстрам Вольны.

Однако оставалось еще слишком много неясного.

— Скажите, каким образом наши предки не сохранили об этом памяти? — спросила Аларья и тут же сама поняла ответ: вся информация была закрыта тем способом, который им уже показали. Устранена из информационного поля.

— Они не приняли перемен, ибо были к ним не готовы. Их разум был закрыт и скован страхом, — принялась объяснять Каймиана. — Мы не хотели тревожить их преждевременно и убрали все, что могло бы смутить их умы. Время великих перемен настало лишь теперь, когда созрели нужные плоды.

Аларья уже привыкла выбирать из цветистой речи Каймианы зерна рациональной информации и отбрасывать мусор, но сейчас ей показалось, что она стоит на пороге ошибки. Что-то важное сказала гостья, то, что нельзя было упускать.

Остальные молчали, переваривая услышанное, и Аларья вспомнила о принятой накануне и почти что забытой программе. Не все еще вопросы были заданы и не все ответы получены.

— В вашем ультиматуме говорилось об отборе в члены Сообщества. Кого вы собираетесь выбирать?

— Тех, кто подобен вам. Тех, кто способен принять новое знание, — ответил Тон-эрт. Видимо, с вопросами по ультиматуму стоило обращаться именно к нему.

Аларья не без удовольствия повернулась к красавцу командору. Точеное лицо, воплощение мужественности, неизменно радовало глаз. Правда, как портрет на стене или скульптура в городском парке — любоваться можно, но вот прикасаться не хочется. Разве только кончиками пальцев, чтобы ощутить фактуру материала. Аларья предположила, что внешность пришельцев, коль скоро их тела так легко подвергаются изменениям, является отражением характера. Судя по виду командора, он был мужчиной рассудительным, выдержанным и серьезным. «Интересно, — подумала она. — А от кого они могут обороняться? Зачем им этот офицер? Кто им угрожает? Кто им может угрожать?!».

— У нас не так много экстр. Десятка три, может, и наберется, — сказала Арья. — Вы же могли их похитить без лишнего шума…

— Мы можем принять много больше. Среди живущих обоих миров есть достаточно тех, кто готов.

— Скажите, а у вас уже есть опыт адаптации взрослых людей к вашему образу жизни? — спросила Аларья. — К вашим симбионтам?

— Я был впервые рожден на Вольне, — коротко ответствовал командор.

Воцарилась пауза, во время которой вся четверка обменялась озадаченными взглядами и молчаливо выразила недоверие. Может быть, члены Сообщества Прагма и не умели лгать, но уж больно трудно было поверить в то, что это подобие человека, только что ковырявшее дырки в бицепсе, некогда ходило в детский сад, играло с детишками и вообще жило обычной жизнью.

— Постигающие всегда наблюдали за вами. Тех, кто был достаточно мудр и чист, дабы принять нас, мы находили, — пояснила Каймиана.

— И сколько же всего их было? — предполагая самое худшее, спросила Аларья.

— Не более сотни за все века, — ответил Тон-эрт.

Консультант Новак не могла понять, гордится ли он тем, что оказался среди избранных, или относится к этому равнодушно. Она уже сообразила, что командор весьма скуп на выражение чувств. Если Каймиана так и фонтанировала радостью, интересом, иногда — упрямым недоумением, то ее спутник казался почти незаметным. Застывшая на стуле фигура изредка подавала голос, но в остальное время напоминала бесстрастный предмет мебели.

— Скажите, а зачем вы создали нам такие странные представления о колонизации? У одних об эмиграции с планеты, у других — о том, что их предали?

Едва уловимая волна прохлады пробежала по залу, и ее источником, несомненно, был командор. Аларья чувствовала это совершенно точно. Ее впервые посетила мысль, которая давно должна была бы прийти в голову, не вались события и знания, словно лавина: сколько всего остается за кадром? Насколько интенсивно командор и Каймиана общаются между собой, что обсуждают? Они же телепаты, наверное, могут за секунду обменяться огромными массивами информации…

Еще много лет назад ее научили оценивать любую реплику со всех сторон. Не только что сказано, но и кто, как, зачем сказал. С каким выражением лица, с какой интонацией, совпадает ли видимое и слышимое. Есть ли в потоке речи собеседника паузы, минимальные заминки, неоправданные повышения и понижения тона? Развитый слух позволял ей подмечать куда больше, чем многие хотели бы показать. Лишь два человека в ее жизни оставались загадкой: Глор и Кантор. С ними этот навык не срабатывал.

— Мы не хотели, чтобы два мира преждевременно объединились, — сказала Каймиана. — Это противоречило нашему видению вашей судьбы. Мы влияли на точки роста, направляя древо ваших миров к наивысшему развитию.

— Ага, — невесть чему обрадовался Бранвен. Он даже привстал, опираясь на столешницу. — Это вашими трудами у нас так быстро появилась новая религия?

— Из многих противоречивых заблуждений разума мы создали единственно возможное. Отсутствие единства привело бы ко многим смертям. Этого нельзя было допустить. Два мира, не один, оба интересны нам. В каком родится больше разумных, готовых принять постижение?

Мозаика сложилась. Еще не вполне веря самой себе, Аларья сжалась в тугую пружину. По спине пробежал ледяной холод. Женщина испугалась, что горло перехватит спазм, и она не сможет задать последний и самый главный вопрос. Сейчас кто-то заговорит о другом, и будет поздно, поздно, поздно…

Голос не подвел, разве что прозвучал чуть громче, чем хотелось бы. Плечи сами развернулись, а подбородок оказался упрямо приподнят. Словно она, как многие годы назад, стояла на трибуне перед депутатами Сейма.

— А с информационным полем Вольны вы тоже поработали? Это из-за вас у нас дети бесятся?

— Это наша ошибка. Мы оказались недостаточно мудры и сделали неверное. Вам будет дано все необходимое, дабы исправить ее, — совершенно спокойно сказала Каймиана. Привычная теплая доброжелательность, исходившая от нее, не омрачилась ни на миг. — Мы хотели, чтобы готовых к постижению стало больше, но не учли всех ветвей и точек роста. Ошибка постигающих невелика.

— Давно ли вы ее совершили? — мертвенно спокойным голосом спросила Арья.

— Полтора самых длинных интервала счета назад.

— Полтора века? — переспросил Бранвен.

— Да, — ответил Тон-эрт.

Арья вскочила. С болезненным грохотом упал на пол тяжелый стул с металлическими ножками. Ее била крупная дрожь.

— Сто пятьдесят лет? Сто пятьдесят лет вы наблюдали за тем, что сделали, и не вмешались? — Так она не орала, кажется, никогда в жизни. С каждым словом из груди выплескивалось что-то, удивительное для нее самой. Вся боль жизни, все слезы усталости, не выплаканные за тридцать пять лет, вся ярость и гнев, что она накопила в душе. — Сидели и смотрели? Ставили опыты? Может, делали ставки? Вы, мудрые и всезнающие, вы!..

— Успокойся, сестра! — встала ей навстречу Каймиана, и Арья поняла, что сейчас размажет ее по стенам, и никакая небывалая мощь рыжей дряни не поможет. — Беды не случилось.

— Вы наблюдали за нами! Заполнили нашу жизнь ложью! Той самой, которой у вас якобы нет! Заставили нас воевать семьсот лет подряд, заставили наших детей сходить с ума! Вы… вы, такие красивые и развитые, да вы просто уроды, несказанные уроды! — кричала Арья в ничего не выражающее лицо. — Вы нас растили, как микробов в пробирке!