У Светкиной двери Наташка потребовала пощадить «прожектор», передав мне свое «светило», а сама полезла за ключами. Потом у нее что-то не заладилось. Она долго возилась у двери, пытаясь совладать с замком. Время от времени я мешала, настойчиво шепча о печати. Похоже, в ответ она чертыхалась. Наконец раздался легкий щелчок. Облегченно вздохнув, подруга боком толкнула дверь и вошла в квартиру. Мне совершенно не хотелось оставаться одной на темной лестничной площадке, и я сразу же ввалилась следом.

– Не наступай на пятки! – зашипела Наташка. – Блин, не могу нащупать выключатель!

– И не надо, – тесня ее вперед и закрывая дверь, также шепотом приказала я. – Нельзя, чтобы заметили нашу освещенность.

– Так здесь же, прости за выражение, прихожая! Если эту нору можно таким названием осчастливить, – чуть громче выразила Наташка. – Сейчас двери в комнаты закроем, никто и не увидит. Да и кому видеть-то? Все спят.

– Враг не дремлет! – заявила я, первой нашарила выключатель и, противореча самой себе, щелкнула кнопкой, предварительно зажмурившись. Не хотелось ослеплять себя внезапной вспышкой света. Ослепило другое – догадка, что света не будет. В то мгновение подумала, что лампочка перегорела. В Светкину квартиру мы наведывались только днем, проверять наличие света в прихожей не было оснований.

Я протиснулась вперед. Наташка не возражала. Высвечивая себе путь уже моим слабосильным фонариком, мы отправились дальше, тихонько переругиваясь по поводу моей чрезмерной осторожности. Именно Наташке взбрело в голову обойти дозором всю квартиру, чтобы убедиться в отсутствии привидений – покойной матери Светланы, которую мы вообще в глаза не видели, и Арефьева, которого, к сожалению, если и видели, то мельком. Пластиковый мешок и гроб – атрибуты, не располагающие к долгому общению с незнакомцами.

То, что произошло дальше, было похоже ну на очень дурной сон! Совмещенный санузел, и до этого момента не вызывавший у меня теплых воспоминаний из-за вынужденного купания под душем холоднющей воды, преподнес очередной сюрприз. Из категории ужастиков. Сначала слабый луч моего фонарика высветил на кафельном полу спортивные тапочки. По-моему, черные. И надетые на чьи-то чужие ноги. Я сразу поняла, что хотела приобрести именно такие же. Не ноги, разумеется, – тапки. Как только у меня сил хватило удержать фонарик в руках! Впрочем, в ту минуту они полностью заменили мне разум, оправдав пословицу – «сила есть, ума не надо». По мере продвижения луча вверх, взору открылись мои замызганные дорожной грязью бывшие белые брюки, плавно переходящие в не менее замызганный, но все же относительно желтенький блузон. Одним словом, грязный комплект моей собственной верхней одежды. Только не на мне и оставленный мной лично в Светкиной ванной до лучших времен.

Лицо носительницы или носителя моих шмоток мы не увидели – на нем было розовое махровое полотенце, затем фонарик просто выбили у меня из рук. Он полетел назад – туда, откуда мы с Наташкой приплелись, а мы с ней, направленные легким толчком сильной руки, ринулись в кухню, где не очень благополучно распластались на крайне ограниченном свободном пространстве. Пятиметровая клетушка не позволила разместиться с удобствами. Я сбила табуретку и, доскакав с ней до окна, с грохотом шлепнулась. Наташка, взяв немного левее, улеглась на столе. Без шума и пыли. Мы даже не успели встать на ноги, когда раздался глухой стук и характерный щелчок закрывшейся входной двери. Надо признаться, мы не очень-то торопились подняться.

– Я, кажется, сейчас заору, – глухо промычала подруга из-под собственной ладони, которой старательно зажимала себе рот.

– Пождно. Не штоит. Шошеди выжовут милицию, и наш арештуют, – жуя угол нечаянно попавшего в рот платка, отозвалась я и выплюнула «жвачку». – Надо вернуться на лестничную клетку к распределительному щитку. Есть подозрение, что квартиру специально обесточили.

– Сейчас, – пробормотала Наташка. – Только подберу средство обороны. – И включила на кухне свет. – Извини, но искать в потемках что-то серьезное для этой цели невозможно. – Прищуренным, но наметанным глазом она оглядела кухонный закуток. – Ага! Ты возьми табуретку, а я… табуретку. Две… табуретки. Пусть еще одна останется в запасе. Так, а это что такое? Забыла, как называется, я им, пожалуй, голову прикрою. Ну, цветок в пыли, стоять будем или пойдем врубать свет?

Я невольно прижалась к узкому подоконнику, отрываться от него мне не хотелось. С двумя табуретками наперевес подруга являла собой устрашающее зрелище. Только пустая, плетеная из соломки хлебница на ее голове несколько сглаживала общее впечатление разъяренной Афины-воительницы, придавая этому образу легкий налет легкомысленности и кокетства. Вот как раз последнее обстоятельство перепугало меня окончательно, ибо от него несло откровенным безумием.

– Ты сейчас в окно вывалишься, – покачивая табуретками, печально заявила подруга.

Я мигом уселась на пол, не зная, как расценить ее слова. Что это – предупреждение или угроза?

– Вставай, простудишься, – не меняя интонации, продолжила Наташка.

– Знаешь, давай не пойдем к распределительному щитку. Свет уже дали, – промямлила я. Не теряя из поля видимости подругу, осторожно поднялась и уселась на выделенное мне орудие обороны – табуретку, с которой меня свела судьба во время падения. Наташка покорно кивнула и повторила мой маневр – поставила на пол свои табуретки да так на две и уселась.

Пару минут мы посидели, бросая настороженные взгляды в сторону входа и не решаясь встать. Наконец Наталья выдавила из себя предположение: насколько было бы лучше, если бы нас прямо сейчас и арестовали. Вместе с табуретками, потому как оторваться от них нет никаких сил. Подруга определенно приходила в себя. У меня на душе потеплело – по крайней мере хоть от Наташки не надо обороняться.

– Что это было? Там, в ванной. Светкина покойная мать или не менее покойный Игорь? – задумчиво спросила она. – Скорее всего, Игорь. Ему не понравился пиджак без пуговиц, которые отрезали из-за тебя. Ты первая украла у него пуговицу. Вот он в порядке компенсации пришел за твоими шмотками.

– Они же грязные!

– Зато пуговицы на месте! Можно подумать, ему в твоих вещах на подиум! Хорошо хоть не придушил.

Наташке определенно становилось все лучше и лучше. Вместе с ней оживала и я.

– Это не Игорь. И не Светкина мама, царствие им обоим небесное. Это человек, который пришел за тем же, за чем и мы. Почти… за тем же. Убивать нас он не собирался. Более того, сам испугался не меньше нас. Отсутствие света на трех этажах в подъезде – его рук дело. А в квартире он его вырубать не стал. Во-первых, как и мы сами, пользоваться светом не собирался, наверняка вооружился фонариком, во-вторых, никаких визитов не опасался – дверь-то была опечатана. Кстати, когда ты открывала замок, я просила тебя проверить наличие печати.

– Нашла время! У меня замок заело. Потом дошло, что пытаюсь его открыть ключом от своей двери.

– Вот как раз твоя возня с замком его и спугнула. Не из окна же ему прыгать? Он и сунулся в ванную, где напялил на себя мои шмотки, а голову из скромности прикрыл полотенцем. Этот человек определенно нас знает, также как и мы его. В противном случае явился бы нам в собственном образе и подобии, не меняя одежды. Скорее всего, она нам тоже знакома… – Я помедлила, предложила Наташке спокойно посидеть и, попутно включая свет в ванной и коридоре, отправилась закрывать входную дверь. Подруга не возразила. К тому моменту, когда я вернулась, она, засучив рукава, в ящиках кухонного стола искала то, о чем не ведала, комментируя процесс поиска замечаниями об отсутствии времени.

Я мигом подключилась к работе. Для начала утащила Наташку из кухни в маленькую комнату. Как оказалось, неизвестная личность, проникшая сюда раньше нас, успела переворошить все ящики туалетного столика, что вызвало у аккуратной подруги приступ здоровой злости:

«Нужное украл, ненужное положи на место!»

Чтобы успокоить Наташку, я выключила везде освещение и сунула ей в руки ее же фонарик, приказав – «Свети всегда, свети везде…», где скажу. Она хотела выразить протест, но раздумала. Некогда было бояться, тем более что я начала разъяснительную работу: