При этом, учитывая всячески выпячивавшуюся им напускную воинственность и его любовь к мундирам и милитаристским побрякушкам, как бы сам собою напрашивался выбор в пользу Франции — генштаб, выправка, мундиры, поминутное отдание чести и прочая столь любимая герцогом мишура, и искушение усиливалось ещё и тем обстоятельством, что Эдварду, в отличие от Георга VI, повоевать не дали, хотя в прошлую войну он прямо-таки рвался (на словах, но тем не менее) на фронт. «Вот тебе возможность претворить твою давнюю мечту в жизнь — хочешь на фронт, пожалуйста, езжай на фронт, инспектируй, хочешь ехать туда на бронепоезде — получи бронепоезд, хочешь лететь — вот тебе истребитель, хочешь скакать — скачи, хочешь танк — на тебе танк, играйся, сколько душе угодно!»

Герцогская чета отправилась в Англию. Правда, сперва с ними был согласован протокол визита. Протокол был унизителен, но когда они, оставив за спиной Ла Манш, ступили на землю Англии, выяснилось, что помимо протокола существует множество мелочей, позволяющих унижение довести до степени почти непереносимой. Официальной встречи они удостоены не были, в Портсмуте их встретил сын Черчилля Рэндольф и смущённо сказал им, что в распоряжении Букингэмского дворца не оказалось автомобиля, на котором их можно было бы отвезти из Портсмута в Лондон. Переночевать им было предложено в здании Адмиралтейства. Семья проверяла степень смирения «блудного сына» и усиливала искушение перед тем, как услышать ответ.

14 сентября герцог встретился с королём. Несмотря на очередное унижение, выразившееся в том, что Уоллис в аудиенции было отказано, «встреча была на удивление сердечной.» Когда они остались одни, Эдвард сказал, что он сделал выбор и что он хочет пост в Уэльсе. Это означало, что он хочет во время войны находиться в Англии. Это означало, что за ним стоит сила, Англии враждебная. Георг VI в ответ не произнёс ни слова, он только молча кивнул. Кивок этот можно было понимать как угодно. Эдвард, знавший, что у Георга затруднения с речью и что тот предпочитает, когда это возможно, обходиться без слов, захотел увидеть в этом кивке согласие и посчитал, что дело в шляпе. Куя казавшееся ему горячим железо, он захотел встретиться с матерью. Та отказалась, заявив, что не желает его видеть. Также было сказано, что ему запрещено видеться с младшим братом, герцогом Кентским.

Через двадцать четыре часа высказанное королю желание Эдварда было отклонено. Причина отказа официально объяснялась демаршем сэра Ванситтарта, открыто позиционировавшего себя как личного врага герцога Виндзорского. (Здесь я позволю себе маленькое отступление. Имя «Ванситтарт» уху и глазам сегодняшнего обывателя ничего не говорит, и это не удивительно, широкая фигура Черчилля и была извлечена на свет именно для того, чтобы спрятать за нею куда более интересных, чем он сам, людей, и в описываемых нами событиях роли куда более значительные играли такие товарищи как лорд Бивербрук и сэр Роберт Ванситтарт и тем, кто хочет узнать «как оно было на самом деле» я бы посоветовал копаться не в мемуарах фанфарона Черчилля, а в биографии того же Ванситтарта.) Эдварду пришлось если не испить горькую чашу, то проглотить очень невкусную пилюлю и винить ему было некого, когда-то он сам превратил Ванситтарта в своего врага и врага могущественного. Крыть было нечем. Эдвард попытался играть (в меру сил, ума и возможностей, конечно), официально не приняв должность во Франции, но, тем не менее, отправился туда.

27 сентября 1939 года эсминец «Экспресс» (любят большие игроки символику, ох, как любят) доставил герцогскую чету в Шербур. В Париже герцог поступил в распоряжение генерал-майора Ховарда-Вайза, который с напускной серьёзностью расписал перед ним важность предстоящего задания — герцогу Виндзорскому предстояло составлять и класть на стол генерала подробные отчёты о состоянии французской армии. В общем, всё сложилось даже и к лучшему, та же SIS (Secret Intelligence Service, если кто забыл) посчитала, что её задача теперь даже и облегчается, так как в многолюдном Париже за герцогом было куда легче следить, да и «контакты» тут проявляли себя сами. Одним из первых, с кем «Виндзоры» возобновили знакомство, был Шарль Бидо, в свою очередь находившийся у SIS «под колпаком». В весёлом Париже мотыльки сами летели на свет лампы.

10 октября, после одной из инспекций, герцог составил подробный отчёт о состоянии линии французской обороны на границе с Бельгией. Для составления «справки» он обратился за сведениями к французскому генералу Александру Монтаню и тот их ему предоставил. Некоторые детали из отчёта герцога каким-то чудом стали известны немцам, о каковом прискорбном факте французская разведка донесла генералу Гамелену и тот немедленно сместил Монтаня с занимаемого поста «за разглашение государственной тайны» (спасибо, хоть не расстрелял, вот вам и отличие между «демократией» и «тоталитаризмом»), Монтань был единственным высокопоставленным офицером, лишившимся своего поста за всё время «странной войны». Как французские, так и английские «разведчики» полагали, что связующим звеном между герцогом и немцами была Уоллис.

А что до отчёта, написанию которого герцог посвятил несколько дней, то в Англии, получив его, посчитали, что там нет ничего такого, чего англичане уже не знали бы о «состоянии французской обороны». Отчёт зашвырнули на верхнюю полку как «бессмысленный и сверх всякой меры многословный».

17 октября 1939 года герцог Виндзорский неожиданно и без приглашения появился в штаб-квартире главнокомандующего английскими экспедиционными силами во Франции генерала Горта, хотя было особо оговорено что он там появляться не будет. Однако он мало того, что явился куда не следовало без спросу, но он ещё и совершил демонстративную бестактность, нажив ещё одного врага в лице младшего брата, третьего сына Георга V, герцога Глочестера. Тот был прикомандирован к Горту в качестве «смотрящего» и по рангу только он имело право отдавать ответную честь Горту и когда Эдвард, опережая его, сделал это, то привёл Глочестера, который до этого относился к отрёкшемуся брату достаточно индиффирентно, в ярость. После этого инцидента Эдварду было запрещено появляться в расположении английских войск. По мере того, как нарастала «напряжённость в международных отношениях», его перемещения стали ограничивать и французы, так что теперь почти всё время он проводил в Париже.

В ноябре и декабре 1939 года Францию дважды посещал король Георг VI, однако он не только не встречался со старшим братом, но даже и не вступал с ним в контакт. Изоляцию, в которой оказалась герцогская чета, попыталась прорвать Уоллис, в декабре отправившаяся в расположение французских войск с тем, чтобы раздать солдатикам рождественские подарки. Теперь уже пришёл в ярость не один человек, а весь Уайтхолл, где посчитали, что герцогине совершенно нечего было делать в прифронтовых частях. Ну и нелишним будет напомнить, что герцогская чета всё время находилась под неусыпным наблюдением агентов британской секретной службы, которые особо и не скрывались. Новый приступ подозрительности англичане испытали после того, как Уоллис неожиданно вступила в Красный Крест, дело было было в том, что хорошая организация кишела немецкими шпионами.

Окончание же «странной войны» и вовсе расставило всё по своим местам. 10 мая американская журналистка и писательница Клэр Бут, находившаяся в Париже, была приглашена на обед в герцогский дом на бульваре Суше. Во время обеда участники трапезы услышали сообщение БиБиСи о начале немецкого наступления и о том, что немецкие самолёты бомбят Лондон и населённые пункты на южном побережье Англии. Американка, услышав знакомые названия и полагая, что ей нужно по этому поводу высказаться, заметила: «Я как-то проезжала по тем местам на автомобиле, то, что происходит — ужасно, ужасно…» На что последовала ответная реплика Уоллис: «После того, как они поступили со мною, я не испытываю к ним ни малейшей жалости, вы только представьте себе — вся нация объединилась против одной женщины!» Кроме этих слов, тут же ставших известными, репутации бедненькой женщины, в одиночку противостоявшей целой нации, повредил (хотя казалось бы, что там ещё повредить можно было) произошедший по злой усмешке рока случай.