– Наши люди делали все возможное в тех крайне тяжелых условиях, в какие они были поставлены… – начал он, но Ваксман перебил его:
– Брайан Шепард либо сообщник этого жулика, либо полный идиот!
– Как это понять? – взвился Хойт.
– Адвокаты «Уильямс и Конноли» утверждают, что у них есть основания подозревать агентов ФБР в преступном сговоре с Уайтекером.
Это было неслыханно, это выходило за все границы разумного. Вашингтонские чиновники не знали абсолютно ничего ни о Шепарде, ни о Херндоне, ни о Везеролле, и все же смели выказывать им недоверие и, возможно, ставить под удар всю их карьеру – основываясь только на словах представителей защиты?
– Вы же не знаете этих агентов, – сказала Киллэм. – Это наши лучшие сотрудники.
Хойт спросил, чем подтверждается участие агентов в преступной деятельности, но вразумительного ответа не получил. Прокуроры не признались, что единственным источником этой информации была пара анонимных писем. Они-то и подорвали доверие к спрингфилдскому офису ФБР.
– Очевидно, вам только начали приоткрывать правду, – ядовито ответил Хойт. – Скоро узнаете, что мы-то и возглавляем преступный сговор.
В это время Мэри Спиринг со спутниками вошли в конференц-зал министерства. Дон Маккей поразился числу присутствующих.
– Ну и толпа! Пахнет жареным.
– Так, – произнес Ваксман, – к нам присоединились сотрудники отдела по борьбе с мошенничеством во главе с Мэри Спиринг.
Прибывшие отыскали свободные места. Они не знали, о чем пойдет речь, а тем временем дебаты шли полным ходом. Приходилось составлять общую картину из обрывков услышанного.
Маккей, бывший окружной прокурор Иллинойса, с удивлением услышал знакомые названия – АДМ, Декейтер. Он тут же разобрался, что́ вызвало этот ажиотаж.
Вашингтонские юристы закидали Кейт Киллэм вопросами о беседе агентов с Уайтекером накануне, в китайском ресторане. Рассказ Уайтекера противоречил обвинениям, выдвинутым адвокатами «Уильямс и Конноли», – а они по большей части были подтверждены документально. В этом следовало разобраться.
– Мы встретимся с Уайтекером и выясним правду, – сказала Киллэм.
– Нет-нет, не стоит, – тут же откликнулся Ваксман. – Несколько часов назад мы вообще ничего не подозревали, а теперь у нас кризисная ситуация. Подождем и посмотрим, как пойдут дела.
– Минутку, – возразила Киллэм. – Нам важно быть на связи со свидетелем. Мы работали с ним больше двух лет. Он очень нестабилен эмоционально и нуждается в поддержке. Его нельзя просто бросить.
– Понимаю, – сказал Ваксман, – но таково мое решение. Теперь это уголовное дело. Позже мы вернемся к этому вопросу и тогда посмотрим.
– Это неправильно, – запротестовала Киллэм. – Вы совершаете ошибку.
Дон Маккей с трудом подавил одобрительную улыбку. Он не знал Киллэм, но она вызывала уважение. Не всякий осмелится открыто возражать помощнику заместителя генерального прокурора. Да, характер у нее есть.
– Ну, на этом все, – произнес Ваксман минуту спустя. – Спасибо за участие.
И отключил связь.
Все, собравшиеся в кабинете Стаки, кипели от возмущения. Как это понимать? Что за намеки на участие агентов в преступной деятельности? Почему они не раскрывают всей информации?
Больше всех негодовал Хойт, дошедший до белого каления. Он с самого начала расследования говорил, что этим делом должен заниматься уголовный отдел Министерства юстиции. Но его не желали слушать. А стоило адвокатам со связями – да еще из фирмы, представляющей президента Клинтона, – выступить с голословными обвинениями в адрес агентов ФБР, как министерство из кожи вон лезет, чтобы придать делу уголовную окраску.
Хойт покачал головой. Он был уверен, что вашингтонские шишки не ведают, что творят.
После беседы со спрингфилдскими агентами служащие министерства стали решать, кто будет вести дело Уайтекера.
Скотт Лассар не видел в этом проблемы. Свидетели обвинения часто бывали замешаны в преступной деятельности, и опытные прокуроры в таких ситуациях побывали не раз. Сейчас фирма Лассара заканчивала громкое дело о коррупции, один из фигурантов которого совершил ряд преступлений именно в то время, когда работал на ФБР. Прокуратура намеревалась освободить преступника от судебного преследования и использовать его как свидетеля. В этом не было ничего исключительного, а что до «Битвы за урожай», то, по мнению Лассара, Уайтекер приобретет даже бо́льшую ценность как свидетель, если присяжные будут знать, что он не вышел сухим из воды, а понес наказание.
– Я считаю, что, прежде чем разделять это расследование на два самостоятельных дела, надо поговорить с самим Уайтекером, – заявил Лассар. – Если он сознается в преступлении, заведем на него дело в Чикаго, а расследование сговора о ценах пойдет своим чередом.
– С этим расследованием тоже придется подождать, – ответил Ваксман. – Сначала надо выяснить все факты, и в первую очередь проверить обвинения, выдвинутые против агентов ФБР. Нужно убедиться, что у них чистые руки.
– Я знаком с адвокатом Уайтекера Джимом Эпстайном, – сказал Лассар. – Он настоящий профессионал и мыслит трезво. Я мог бы поговорить с ним.
Мэри Спиринг не нравилась позиция Лассара. Дело как нельзя лучше подходило ее отделу, но сотрудничать с Лассаром она не хотела – ей казалось, что ради успеха «Битвы за урожай» он готов замазать возникающие проблемы.
– Лучше, если делом Уайтекера займется отдельная группа, – сказала она. – Тогда конфликтов не будет, а результаты будут достоверны.
Некоторые из присутствующих юристов слушали этот разговор с недоумением. Если обвинения «Уильямс и Конноли» имеют основания, значит, преступление совершено в Центральном округе Иллинойса и подлежит юрисдикции окружного прокурора Фрэнсис Хьюлин, а вовсе не Чикаго или Вашингтону. Но имя Хьюлин даже не упоминалось. Дело рассматривалось совсем в иной плоскости.
Совещание затянулось, многие устали. Глава антитрестовского отдела Анна Бингеман вдруг встала. Она была бледна и дышала тяжело. Извинившись, она удалилась в свой кабинет.
Все разошлись поздним вечером, так и не придя к единому мнению. Мэри Спиринг было ясно одно: этим делом должен заниматься ее отдел, и больше никто.
И больше никто.
Начало отпуска не предвещало ничего хорошего.
Херндон повез семью на юго-запад – познакомиться с краем, навестить друзей. Они выехали в четверг, намереваясь добраться до Оксфорда в штате Миссисипи и остановиться у старого друга Боба, который недавно стал начальником местной резидентуры офиса ФБР.
Увидев придорожную гостиницу «Холидей-Инн», Херндон подумал, что здесь можно отдохнуть и перекусить, поменять пеленки малышке и позвонить на работу – просто узнать, как дела. Оставив Рилен с дочкой в комнате отдыха, Боб взял блокнот и направился к телефону-автомату. Он набрал номер Кейт Киллэм, своего непосредственного начальника.
– Кейт, это Боб. Что нового?
– Да ничего хорошего, – ответила Киллэм.
Херндон выслушал рассказ Киллэм о выдвинутом против Уайтекера обвинении в краже двух с половиной миллионов долларов. По ходу рассказа он делал пометки в блокноте, и в нем закипал гнев. Миллионы. Людей осуждают за кражу в несколько долларов, а у Уайтекера, оказывается, аппетиты побольше.
Два с половиной миллиона.
Херндон вспомнил, как он убеждал руководство оказать Уайтекеру финансовую поддержку, как показывал фотографии детей Уайтекера, чтобы пробудить к нему симпатию. Сколько раз Уайтекер клянчил у них деньги, даже просил помочь ему купить дом. А у самого были припрятаны краденые миллионы. Да у этого парня голова не в порядке, точно.
Херндон закидал Киллэм вопросами, но ответов получил немного. Когда он закончил разговор, Рилен уже снова сидела в автомобиле. Боб тоже сел в машину. Двигатель работал, кондиционер был включен.