Я встретился с Уайтекером в небольшом закутке эджфилдской тюрьмы рядом с помещением для посетителей. Он прекрасно выглядел и был в хорошей физической форме – похудел, занимался физическими упражнениями. Он больше не носил накладку, которая так его молодила. Если бы не зеленая тюремная куртка, он был бы больше прежнего похож на руководителя какой-нибудь компании.

Мы часами говорили обо всем, что с ним произошло. Он часто противоречил тому, что я записал ранее, а иногда и тому, что говорил сам несколько минут назад. Несмотря на диагноз, который поставили два психиатра, – и несмотря на последствия собственных деяний, – Уайтекер не проходил психиатрического лечения. Он сказал, что врачи Федерального бюро тюрем нашли состояние его психики абсолютно нормальным.

Даже в тюрьме он продолжал утверждать, что украденные им деньги были частью обширного корпоративного заговора. Я снова привел ему неоспоримые доказательства того, что он говорит неправду. Не было никаких следов системы нелегального вознаграждения служащих АДМ. Все указывало на обыкновенную кражу.

Уайтекер спорил со мной, приводил доводы, которые, по его мнению, подтверждали его правоту. Мы разобрали все эти доводы один за другим. В конце концов Уайтекер кивнул:

– Ну хорошо. Я скажу вам правду. Единственный человек, который знает ее, это Джинджер. Но я расскажу вам.

Исповедь Уайтекера длилась более четырех часов. Он сказал, что вскоре после начала работы в АДМ до него стали доходить слухи, что некоторые сотрудники мошенничают и это никого не волнует. И действительно, не прошло и двух лет, как казначея компании уволили, обвинив его в финансовых махинациях. Но уголовного дела так и не завели.

Итак, можно было красть без всякого риска поплатиться. И Уайтекер стал красть. «Они же преступники, – думал он. – Что со мной сделают, даже если поймают? Они не рискнут обратиться в суд».

– То есть вы признаете, что переводы денег АДМ в иностранные банки совершались без ведома руководства компании? – спросил я.

– Честно говоря, я стал использовать деньги акционеров в личных целях по собственной инициативе, без одобрения сверху, – ответил Уайтекер.

Последующие многомиллионные транзакции он совершил, полагая, что расследование вот-вот закончится, сказал Уайтекер. Он боялся, что в результате расследования пострадают накопленные им средства, и решил украсть столько, чтобы быть уверенным в своем будущем.

– Не будь у меня такого прикрытия, как ФБР, я бы не осмелился присвоить так много, – сказал он. – Я хотел стать независимым от АДМ. Это было что-то вроде раздела имущества, если хотите знать.

И все же Уайтекер отрицал, что выдумал историю с Фудзиварой для того, чтобы в очередной раз похитить деньги АДМ. Он никогда не стал бы действовать таким образом, твердил Уайтекер. И он не соглашался с мнением агентов ФБР, что на кражи его толкнуло «нигерийское мошенничество». Он присвоил бы деньги и без подсказки нигерийцев, заявил он.

Разумеется, нет уверенности, что Уайтекер говорит правду. Вся его история непостижима. Он начал воровать просто потому, что представилась такая возможность? Но почему он не сознался, когда его поймали с поличным?

– Не знаю, – ответил он. – Знал бы, не сидел бы здесь.

Уайтекер признался, что обманывал всех без исключения, даже жену. Он раскрыл Джинджер всю правду только во время одного из тюремных свиданий. Она все поняла, уверял Уайтекер, поняла и простила.

В нашем разговоре он с любовью отзывался о своей семье. Джинджер с детьми поселились неподалеку, чтобы навещать его по выходным. И Марк, и Джинджер уверяли, что их брак прочен, как никогда. В тюрьме, заявил Марк, ему куда лучше, чем в годы его сотрудничества с ФБР.

– Когда я работал в АДМ, мне казалось, что я веду сразу несколько разных жизней, – объяснял он. – Я сам не знал, кто я такой. Это же ненормально. С Брайаном Шепардом я был осведомителем. С Миком и Терри я «мистер АДМ». Все это, конечно, угнетало.

Уайтекер рассказал, что в тюрьме он много занимается и хочет, вдобавок к имеющимся, получить степени по юриспруденции и психологии. Если бы можно было проводить дневные часы с семьей и за учебой, то он не возражал бы против того, чтобы возвращаться на ночь в тюрьму.

– Теперь я лучше понимаю самого себя и знаю, чего хочу от жизни. Я вновь стал самим собой. Вернулся к себе. Я даже не помню, когда спал так же хорошо, как в тюрьме. У меня на душе покойно.

– А если бы вы могли нажать кнопку и сразу оказаться на свободе, по-прежнему работая в АДМ, вы сделали бы это? – спросил я.

Уайтекер улыбнулся.

– Ни за что не нажал бы. Нет. Теперь я счастлив.

Боб Страусс стоял перед коллегами из совета директоров АДМ, с улыбкой глядя на своего друга Дуэйна Андреаса. Они собрались в Майами на чествование Андреаса, оставлявшего свой пост председателя совета, на котором пробыл четверть века.

– Этому человеку трудно воздать хвалу, потому что любой хвалы будет мало, – сказал Страусс. – Он всегда обладал чудесной способностью входить в любые миры – мир агропромышленный, мир политики, мир международный, – и везде оставил заметный след.

Восхваления Андреаса длились несколько часов. Так его провожали директора. Теперь компанию возглавит племянник Дуэйна Аллен, поневоле занявший место, к которому его кузена Мика готовили почти всю жизнь. Круг странным образом замкнулся. Именно Аллен сообщил ЦРУ в 1992 году о предполагаемом вредительстве на заводе АДМ и дал толчок событиям, вызвавшим падение Мика.

Спустя три часа церемония закончилась. Директора направились к своим лимузинам. Дуэйн занял переднее сиденье, а сзади расселись члены семьи, присутствовавшие на торжествах. Автомобиль направлялся в аэропорт, и сидевших в нем объяла атмосфера трагедии. Завершалась эпоха, но такого конца не предвидел никто. Мик, сын Андреаса, которого он прочил в преемники, был преступником и сидел в тюрьме. Это был переломный момент, и трагическая реальность потери кричала о себе со всех сторон.

Лимузины прибыли в аэропорт и въехали на летное поле, где стояли корпоративные самолеты, готовые развезти членов совета директоров по домам. Некоторые прибыли раньше Андреаса и стоя ждали его. Дуэйн выбрался из машины первым, за ним семья. Здесь была и его дочь Сэнди. Напряженность момента оказалась ей не по силам. Глаза Сэнди наполнились слезами. Она посмотрела в глаза отца.

– Ох, папа, – воскликнула она.

Андреас раскрыл объятия. Они стояли, обнявшись и плача от переполнявшей их печали.

Директора и друзья семьи отвели глаза. Затем они повернулись и направились к своим самолетам, оставив Дуэйна и его дочь наедине с их скорбью.

К 2000 году Уайтекер, судя по всему, восстановил душевное равновесие – правда оказалась удобнее лжи. После выхода «Информатора» Уайтекер не раз признавался, что в прошлом обманывал всех – и в телевизионных интервью, и в общении с представителями власти. Мне он написал, что, открыв всю правду во время нашей последней беседы, он окончательно порвал со своим путаным прошлым.

При содействии тюремных властей Уайтекер подал прошение президенту США о смягчении меры наказания. Казалось, ничто не мешало удовлетворить его просьбу. Его саморазрушительное поведение, объяснявшееся психическими отклонениями, привело к тому, что ему вынесли приговор без учета его беспрецедентной роли в разоблачении одного из крупнейших в истории корпоративных преступлений.

Очень многие поддержали прошение Уайтекера. Агенты ФБР публично заявляли о своем недовольстве приговором и писали в Министерство юстиции, выражая свою убежденность в том, что Уайтекера следует освободить. Сенаторы США, включая будущего генерального прокурора Джона Эшкрофта, просили Министерство юстиции внимательно отнестись к прошению Уайтекера. Впервые за многие годы Уайтекер и его семья смотрели в будущее с надеждой.

7 января 2001 года президент Билл Клинтон присутствовал на политическом форуме в нью-йоркском отеле «Уолдорф-Астория». Чествовали несколько видных фигур, среди которых был и Дуэйн Андреас. В тот вечер Билл Клинтон недвусмысленно дал понять, что политики не отвернутся от Андреаса, невзирая на вскрывшиеся в его компании правонарушения.