Еще в июле Лассар и Гриффин пришли к заключению, что Уайтекеру следует предъявить обвинение как участнику ценового сговора. Хотя, по словам японских и корейских бизнесменов, практика фиксирования цен была заведена уже давно, с появлением АДМ на рынке Уайтекер стал играть центральную роль в переговорах. Он профукал свой иммунитет, говорили прокуроры, и присяжные нас не поймут, если исключить Уайтекера из числа обвиняемых.
Шепард и Херндон не могли с этим согласиться и обвинять человека, по чьей инициативе было начато расследование.
– Это неправильно, – сказал Шепард во время одной из телефонных конференций. – Если бы не Уайтекер, вообще никакого дела не было бы.
Лассар объяснил свою позицию, добавив, что, даже если Уайтекера приговорят к тюремному заключению за участие в фиксировании цен, этот срок, скорее всего, не добавится к сроку за мошенничество, а будет засчитан параллельно с ним.
– Если никакой фактической разницы не будет, тогда чего ради добиваться этого несправедливого приговора, Скотт? – спросил Херндон.
– С его болезненной психикой он не сможет воспринять такое решение адекватно, – добавил Шепард. – Бог знает что он выкинет, узнав об этом.
Однако агентам не удалось переубедить прокуроров. 15 декабря 1996 года большое жюри в Чикаго предъявило обвинение в нарушении закона Шермана Мику Андреасу, Терри Уилсону и Марку Уайтекеру, а также Кадзутоси Ямаде из «Адзиномото».
Вернувшись из Северной Каролины, Уайтекер нанес визит доктору Миллеру. Он был возбужден и не контролировал свое поведение. Вместе с ним пришли оба его новых адвоката, и, с разрешения Уайтекера, Миллер рассказал им о биполярном расстройстве их клиента. Они никогда не слышали о такой болезни и попросили у врача какую-нибудь книгу об этом заболевании.
Миллер видел, что Уайтекер давно не принимает лекарство. Оставшись с доктором наедине, он с маниакальной горячностью заговорил об иске, который вчинит и тем самым решит все проблемы.
– Когда я выиграю это дело, – сказал Уайтекер, – я стану главой АДМ.
Утром 9 января Брайан Шепард проверил почту, поступившую в декейтерскую резидентуру ФБР. Дисплей автоответчика информировал, что поступило сообщение, и Шепард нажал нужную кнопку.
«Это Рон Хенкофф из журнала „Форчун“. Перезвоните, пожалуйста, – у меня для вас важные новости».
Шепард помнил Хенкоффа: это он написал нашумевшую статью об Уайтекере. В 11.20 Шепард набрал его номер.
Хенкофф сразу взял быка за рога.
– Я хотел бы получить от вас комментарии по поводу некоторых обвинений, выдвинутых Уайтекером.
– Простите, – отозвался Шепард, – боюсь, я не смогу дать никаких комментариев.
– Понимаете, – сказал Хенкофф, – характер этих обвинений таков, что я решил дать вам возможность высказаться по этому поводу.
Он рассказал, что прослушал аудиозапись разговора Шепарда с Уайтекером. На ней было слышно, как человек, чей голос похож на голос Шепарда, проигрывал пленку с записью Мика Андреаса, а затем велел Уайтекеру уничтожить ее.
Мало того, сказал Хенкофф, Уайтекер собирался предъявить иск Шепарду, обвинив агента в том, что тот избил его кейсом и во время расследования запрещал ему встречаться с адвокатом и врачом.
У Шепарда подкосились ноги.
– Простите, никаких комментариев, – повторил он.
Положив трубку, Шепард позвонил Мучнику, а тот подключил к разговору находившегося в Спрингфилде Херндона.
– Привет, Брайан, что у тебя? – спросил Мучник.
– Позвонил репортер из «Форчун» – тот, который написал самую первую статью об Уайтекере. По его словам, Марк собирается подать на меня в суд. Я будто бы заставлял его уничтожать пленки.
– Ничего себе! – воскликнул Херндон. – Вот подонок!
Шепард был вне себя. Как мог этот новый адвокат Уайтекера одобрить иск своего клиента, основываясь только на его словах? Таких записей не существует. Этого разговора не было.
– Как лучше поступить? – спрашивал растерянный агент. – Может, просто обратиться в суд и заставить его отозвать иск?
– Брайан, так дела не делаются, – сказал Мучник. – Не знаю, в какой суд они собираются подавать иск, но если подадут, то аннулировать его никто не имеет права. Все должно идти своим чередом. А на это нужно время.
– Но это же чушь! – кипятился Шепард.
– Брайан, не волнуйся, – сказал Херндон. – Это действительно чушь. Это же Уайтекер! Никто ему не поверит.
Но Шепарда это не успокоило.
– Я так и знал! – горько бросил он. – Я говорил, что нельзя обвинять его в фиксировании цен.
Через два дня «Форчун» разослал пресс-релиз с копией своей последней статьи, озаглавленной «ПРЕДАТЕЛЬСТВО». Как и первая публикация, статья основывалась на интервью Уайтекера, но теперь ее сюжет был иным.
«Осведомитель сделал крутой разворот и обрушился с обвинениями на ФБР,
– гласила статья. –
Уайтекер утверждает, что один из агентов приказывал ему уничтожать вещественные доказательства, не позволял обратиться к адвокатам и врачам и чуть не довел до самоубийства. По словам Уайтекера, его обвинения и на этот раз подтверждаются аудиозаписями».
Затем приводилось заявление Уайтекера о том, что Шепард приказал ему избавиться от записей, характеризующих АДМ с положительной стороны. Уайтекеру это не понравилось, и он стал незаметно записывать агента на диктофон, когда слышал подобные требования.
«Я начал осознавать, что ФБР, по сути, почти ничем отличается от АДМ,
– цитировала статья Уайтекера. –
Они используют такие же нечестные методы. А я оказался между двумя жерновами».
Выдержек из аудиозаписей статья не приводила, но утверждала, что они, по заявлениям источника, существуют, хотя хранятся не у Уайтекера.
Журнал предупреждал читателей, что к заявлениям Уайтекера следует относиться с осторожностью, так как они противоречат всему, что он говорил о Шепарде прежде. Но Уайтекер, писал автор статьи, давно разочаровался в агенте и из-за этого испытывал мучения. В июле 1995 года он послал письмо Джиму Эпстайну, где делился с ним своими тревогами. В интервью Уайтекер сообщал, что Эпстайн убедил его не выступать против ФБР. Но он больше не может молчать.
В тот же день копию статьи прислали факсом мне на дом. Я освещал эту необычайную историю с АДМ на страницах «Нью-Йорк таймс» с осени 1995 года, и ее причудливые зигзаги были мне знакомы. Я видел, что статья верно излагает все претензии, выдвигавшиеся Уайтекером в последнее время. Он уже несколько недель развивал передо мной легенду о коррумпированности ФБР. В подтверждение своих слов он передал мне два документа: письмо к Эпстайну, которое цитировалось в статье, и письмо за подписью его психиатра. Оба письма, сказал Уайтекер, свидетельствуют о том, что он уже в 1995 году говорил о коррумпированности ФБР.
Уайтекер дал мне прослушать и запись, которая, по его словам, доказывала, что Шепард приказывал ему уничтожить вещественные доказательства. На пленке действительно были слышны голоса Уайтекера и Шепарда, но разобрать их слова было трудно. Уайтекер дал мне распечатанный текст беседы, однако сделать для меня копию записи отказался.
Прочитав в воскресенье статью в «Форчун», я позвонил Уайтекеру.
– Марк, мне надо срочно поговорить с вами. Я к вам приеду.
– О чем поговорить? – спросил он с подозрением.
– Ну а вы как думаете? О статье в «Форчун», разумеется.
Помолчав, Уайтекер согласился встретиться со мной в Северной Каролине. Он понимал, что, если речь идет о сенсационном материале, репортер не может усидеть спокойно. Я попросил его привести с собой Джинджер, потому что она тоже упоминалась в статье. Он согласился.
