Фоллом была озадачена.

— Ну… он спрашивал, не нужно ли мне чего, удобно ли мне. Но со мной всегда был Джемби, так что мне никогда ничего не было нужно и всегда мне было удобно. — Она склонила голову и уставилась в пол каюты. Потом закрыла глаза руками и сказала: Но Джемби остановился. Я думаю, это потому, что Бан… тоже остановился.

— Почему ты так думаешь? — спросила Блисс.

— Я об этом думала. Бандер снабжал энергией всех роботов. И если остановился Джемби и все остальные роботы, значит, остановился Бандер. Так?

Блисс промолчала.

— Но когда вы вернете меня на Солярию, — сказала Фоллом, я стану снабжать энергией Джемби и всех роботов. И я снова буду счастлива.

Она всхлипывала.

— А с нами ты можешь быть счастливой, детка? — спросила Блисс. — Хоть немножко? Иногда?

Фоллом подняла к Блисс залитое слезами лицо и сказала дрожащим голосом:

— Я хочу к Джемби.

Полная мучительной жалости, Блисс обняла ребенка.

— Ах, Фоллом, как бы я хотела, чтобы я могла вернуть тебе Джемби. — И вдруг поняла, что тоже плачет.

Вошел Пелорат и застал их в слезах. Он остановился на полушаге и спросил:

— Что случилось?

Блисс отпустила Фоллом и полезла за маленьким кусочком ткани, чтобы вытереть глаза. Она молча покачала головой, и Пелорат с возросшей тревогой повторил:

— Что же случилось?

— Фоллом, — сказала Блисс, — тебе просто нужно отдохнуть. Я что-нибудь придумаю, чтобы тебе стало легче. Помни: я люблю тебя точно так же, как тебя любил Джемби.

Она взяла Пелората за локоть и поспешно вывела его в кают-компанию.

— Ничего, Пел, ничего… — сказала она.

— Дело в Фоллом? Я думаю, она по-прежнему скучает по Джемби?

— Ужасно. И мы ничем не можем ей помочь. Я могу сказать ей, что люблю ее, и это действительно так. Как можно не любить такого умного и доброго ребенка?… Ужасно умного. Тревиц думает, чересчур умного. Знаешь, она, оказывается, встречала Бандера. Точнее, видела его голографическое изображение. Однако эти воспоминания ее не беспокоят, к Бандеру она холодна и равнодушна. Их связывало только то, что Бандер владел имением, которое должно было потом перейти к Фоллом. Никаких отношений между ними не было.

— А Фоллом понимает, что Бандер ее отец?

— Ее мать… Если мы согласились, что Фоллом девочка, то Бандер — женщина.

— Пусть так, дорогая. Фоллом знает о родительских отношениях?

— Не уверена, что она понимает, что это такое. А может быть, и знает, но мы об этом не говорили. Пел, она догадалась, что Бандер умер, потому что поняла, что отключение Джемби и всех роботов было результатом потери энергии. И поскольку энергией снабжал Бандер… Это меня пугает.

— Почему пугает? — задумчиво спросил Пелорат. — В конце концов, это лишь логический вывод.

— Потому что следующий логический вывод она сделает о смерти Бандера. Солярию населяют долгоживущие космиты, и случаи смерти там должны быть редки. Для солярийского ребенка возраста Фоллом, возможно, это вообще первое столкновение со смертью. Если Фоллом и дальше будет размышлять о смерти Бандера, она может задуматься над вопросом, почему он умер и почему как раз в этот момент на Солярии появились пришельцы, что приведет ее к пониманию причины и следствия.

— Что мы убили Бандера?

— Не мы убили, Пел. Я убила.

— Она ни за что не догадается.

— Мне придется ей сказать. Она и так обижена на Тревица. Он очевидный руководитель экспедиции, и она, конечно, решит, что в смерти Бандера виноват он. Не могу же я допустить, чтобы на него пало несправедливое обвинение.

— Так ли уж это важно, Блисс? Ребенок не любил своего… своей матери. Она любит только Джемби.

— Но смерть Бандера повлекла за собой смерть Джемби. Я чуть не сказала ей. Мне этого очень хотелось.

— Почему же не сказала?

— Я хотела объяснить ей по-своему. Чтобы она не пришла к каким-то выводам и чтобы не пришлось потом, объясняя, оправдываться.

— Но оправдание у нас есть. Это была самозащита. Мы погибли бы через мгновенье, если бы…

— Я именно это хотела ей рассказать, Пел, но не решилась. Я боялась, что она мне не поверит.

Пелорат покачал головой.

— Но ты не думаешь, — со вздохом сказал он, — что нам не следовало брать ее с собой? У тебя такой несчастный вид.

— Нет, — сердито сказала Блисс. — Не говори так. Я была бы бесконечно несчастнее, если бы сидела сейчас и думала, что мы оставили несчастного ребенка, чтобы его безжалостно убили из-за того, что натворили мы.

— Но это обычай Солярии.

— Ну, Пел, не начинай рассуждать, как Тревиц. Для изолятов такие вещи приемлемы. Однако Гея привыкла спасать жизнь, а не уничтожать, или наблюдать, ничего не делая, как жизнь гибнет. Да, мы знаем, что жизнь постоянно гибнет, чтобы уступить место новой жизни, но это происходит не бессмысленно. Хотя смерть Бандера и была неизбежной, это трудно перенести, а смерть Фоллом просто не укладывалась ни в какие рамки.

— Ну ладно, — сказал Пелорат, — ты, наверное, права. Но я пришел поговорить с тобой не о Фоллом, а о Тревице.

— А что с Тревицем?

— Он меня беспокоит, Блисс. Он медлит с приближением к Земле и установлением фактов, и я боюсь, что он не выдержит напряжения.

— Ну, за него я не боюсь, — ответила Блисс. — Я считаю, что разум у него крепкий и стойкий.

— У всего есть пределы. Видишь ли, Земля оказалась теплее, чем он ожидал. Так он мне сказал. Я думаю, что для жизни там может оказаться слишком жарко, но он убеждает себя, что это не так.

— Возможно, он прав. Возможно, там не слишком жарко для жизни.

— Кроме того, он признался, что тепло может быть вызвано радиоактивностью на поверхности Земли, но поверить в это он тоже отказывается… Через пару дней мы настолько приблизимся к Земле, что увидим истину. Что, если Земля действительно окажется радиоактивной?

— Тогда ему придется признать этот факт.

— Но… я не знаю, как это сказать, или как выразить в ментальных терминах… Что если у него…

Блисс подождала, а потом сказала издевательски:

— Крыша поедет?

— Да. Не следует ли тебе как-нибудь его укрепить? Поддержать его равновесие и держать все время под контролем?

— Нет, Пел. Я не могу поверить, что он такой слабак. И Гея твердо решила, что в его разум вмешиваться нельзя.

— Не в этом дело. У него необычный талант "правоты", как вы это назвали. Потрясение от крушения надежд, когда поиск уже близок к завершению, может быть, и не повредит его мозгу, но может разрушить талант "правоты". Это ведь необычное свойство. Возможно, оно необычно хрупкое?

Блисс подумала и пожала плечами.

— Ладно, — сказала она, — я, пожалуй, понаблюдаю за ним.

В последующие тридцать шесть часов Тревиц смутно осознавал, что Блисс и Пелорат (в меньшей степени) ходят за ним по пятам.

Но на таком маленьком корабле это могло быть естественным, а голова Тревица была занята другим.

Садясь за компьютер, он заметил, что Блисс и Пелорат стоят у двери. Он вопросительно посмотрел на них.

— Да? — его голос был абсолютно ровным.

— Как дела, Голан? — фальшивым голосом спросил Пелорат.

— Спросите у Блисс, — ответил Тревиц. — Она несколько часов пристально рассматривала меня. Наверное, проникала в мой разум… Верно, Блисс?

— Нет, — спокойно возразила Блисс. — Но если вы чувствуете, что вам нужна помощь, я могу попробовать… Нужна?

— Нет. Зачем? Оставьте меня в покое. Оба.

— Пожалуйста, расскажите нам, что происходит, — попросил Пелорат.

— Догадайтесь.

— Земля оказалась…

— Да, оказалась. Все, о чем нам упорно твердили, — чистая правда. — Тревиц указал на экран. Экран занимала Земля, повернутая ночной стороной и заслоняющая солнце. На фоне звездного неба она выглядела плотным черным кругом, очерченным неровной оранжевой каймой.