Принимая гвардейское знамя, Н. А. Токарев так же волновался, как и я. Я видел и чувствовал, как глубоко воспринял он это радостное событие.

Когда командир полка вместе с комиссаром Аркадием Забежанским стал на колено, чтобы произнести клятву, весь полк последовал их примеру, преклонив перед знаменем колена. Это было величественное и трогательное торжество…

Повторяя за прославленным командиром слова клятвы, полк обещал с честью и достоинством нести гвардейское знамя, завоеванное кровью и жизнью многих боевых друзей, до полной победы над коварным врагом.

…У меня словно и сейчас звучат в ушах голоса сотен летчиков, штурманов, стрелков-радистов, а в памяти встают дни и ночи, когда летчики 5-го гвардейского полка наносили сокрушительные удары по врагу под Одессой, Севастополем, под Бухарестом и Плоешти.

И сердце мое в те минуты наполнилось радостью оттого, что мне посчастливилось вручать гвардейское знамя прославленным летчикам военно-воздушных сил Черноморского флота.

Не могу не сказать хотя бы коротко о судьбе командира и комиссара первого на флоте гвардейского авиационного полка.

В январские дни 1943 года группа самолетов Ил-4, на одном из которых был воздушным стрелком заместитель командира 5-го гвардейского полка по политчасти майор Аркадий Забежанский, совершила удар по конвою противника. Экипаж Забежанского атаковал эсминец противника, охранявший транспорт, и, приняв на себя огонь вражеского корабля, дал возможность остальным самолетам нанести торпедный удар. Транспорт затонул. Но самолет, где был Аркадий Забежанский, враги сбили. Ил-4, как рассказали мне участники этой операции, горящим упал в море.

С А. Е. Забежанским мне приходилось не раз встречаться. О нем я и сейчас сохранил воспоминание как о скромном и в то же время очень смелом политработнике. Рассказывая о боевых делах полка, он никогда не говорил о том, что и он летает. В докладе слова «я» не было, оно заменялось словами «мы», «коммунисты и комсомольцы полка».

Я знал, что Забежанский не входил в штатный расчет экипажа, мог не летать, но он считал своим долгом летать на боевые задания, особенно с теми, кого воспитывал, кого призывал к решительным и смелым действиям при выполнении боевой задачи.

Летал он не просто наблюдателем. Вместе с экипажем решал он боевые задачи и был для других примером мужества и высокого умения выполнять боевые обязанности.

Аркадий Забежанский изучил в совершенстве курс воздушной стрелковой подготовки, получил квалификацию воздушного стрелка. Он был желанным членом экипажа для всех, кто летал на боевые задания — о нем шла слава, как об отличном воздушном стрелке. Летать, как правило, он стремился с молодыми летчиками, не имевшими боевого опыта. Одним своим присутствием в полете он укреплял уверенность новичка.

Командиры многих авиационных частей утверждали, что Забежанский был в числе лучших политработников авиации флота. То, что это было так, подтверждается и сейчас. Встречаясь с теми, кто знал Аркадия Забежанского, я слышу добрые и теплые слова о нем.

Н. А. Токарев в 1944 году стал генерал-майором авиации, командиром дивизии. Он был неутомим в борьбе с ненавистным врагом, который уже в то время отступал. Оставляя под ударами Красной Армии наши города и села, фашисты осуществляли тактику выжженной земли, угоняли в рабство советских людей.

Полки минно-торпедной дивизии базировались в районах, освобожденных от гитлеровских захватчиков. Николай Александрович не мог спокойно слушать рассказы советских людей, которым удалось скрыться от фашистов, обо всех мучениях и страданиях, перенесенных ими за время пребывания в фашистской оккупации.

Не знали усталости в боевых полетах Токарев и его летчики, они находили удовлетворение в том, что отплачивали врагу за его злодеяния, совершенные на нашей земле. Токарев не переставал летать и тогда, когда стал командиром дивизии, генералом. Свой богатый боевой опыт передавал он подчиненным, участвовал в выполнении всех сложных заданий, был ведущим в этих операциях.

В марте 1944 года при нанесении бомбового удара по транспорту противника самолет Н. А. Токарева был подбит и, горящим, упал на окраине Евпатории…

Но снова вернемся в Севастополь 1942 года.

С рассветом 30 июня противник возобновил атаки по всему фронту, нанося главный удар по Балаклавскому шоссе в направлении Куликова поля и по железнодорожному вокзалу.

На Херсонесском аэродроме получил пополнение стрелковый батальон ВВС, который находился в резерве СОРа.

К вечеру 30 июня генерал-майор В. В. Ермаченков сообщил руководящему составу 3-й особой авиагруппы о том, что Ставкой Верховного Главнокомандования по просьбе вице-адмирала Ф. С. Октябрьского командованию СОРа разрешено оставить Севастополь.

К вечеру 30 июня курсом на Новороссийск ушли 13 тральщиков, 4 буксира, 3 сторожевых катера и 2 водолазных бота, которые приняли раненых и эвакуированных.

Тем же вечером с Херсонесского аэродрома вылетели в Анапу 18 самолетов. Каждый самолет, приняв на борт летно-технический состав, улетал с большой перегрузкой.

На аэродроме в капонирах стояли три «яка»: первый принадлежал командующему военно-воздушными силами Черноморского флота генералу В. В. Ермаченко, который считал своим долгом вылететь в числе последних, второй — подполковнику Н. А. Наумову и третий — командиру эскадрильи майору К. Д. Денисову. Константин Дмитриевич Денисов с первых дней войны командовал эскадрильей истребителей, а затем авиаполком. В период обороны Севастополя 73 раза водил он свою эскадрилью на штурмовку врага, лично сбил в воздушных боях 13 самолетов противника, в групповых боях с его участием сбито 6 вражеских машин.

С кавказских аэродромов в ту ночь вылетело 16 Ли-2, но на Херсонесском аэродроме приземлились только 13. Три самолета, потеряв ориентировку в связи с перебоями в работе моторов, вернулись на Кавказское побережье.

Посадка на Ли-2 происходила в трудных условиях. В районе аэродрома скопилось большое количество бойцов и командиров из отходивших частей и подразделений. Многие из них знали, что транспортные самолеты каждую ночь увозят раненых, а теперь будут брать эвакуируемых, и каждый надеялся попасть на транспортный самолет.

Ли-2 приземлялись с интервалом в 15–20 минут. Разгрузка доставленного боеприпаса и продовольствия проходила быстро. Ящики со снарядами и минами порой тут же погружали в машины и отвозили на батареи.

Всего в ночь с 30 июня на 1 июля было доставлено около 24 тонн боеприпаса и 2 тонны продовольствия.

В обратный рейс самолеты приняли в ту ночь 232 человека командного и летно-технического состава и 49 раненых. Все самолеты благополучно долетели до кавказских аэродромов.

Командир экипажа Ли-2 старший лейтенант Михаил Семенович Скрыльников, прилетевший 30 июня на Херсонесский аэродром в числе первых, быстро разгрузился, но распоряжения принять пассажиров не получил. Скрыльникову приказали подрулить к капониру, а экипажу укрыться в убежище.

В 1968 году я встретился с Михаилом Семеновичем Скрыльниковым. Он и сейчас продолжает летать. Ту последнюю ночь на Херсонесском аэродроме он хорошо помнит.

…Несколько раз, после того как экипаж спрятался в укрытие, Скрыльников ходил к дежурному по аэродрому, просил разрешения принять людей и улететь. Скрыльников вспоминает, как нервничал он и весь экипаж от неизвестности. На аэродроме не оставалось уже ни одного Ли-2.

Я с интересом слушал рассказ Михаила Семеновича о его мужественном экипаже, с которым он тогда летал. С большой любовью говорил Скрыльников о бортмеханике Аркадии Кудишине, втором летчике Саше Куримове, радистке Маше Чихиревой. Чудесным, видимо, был этот боевой коллектив. Экипаж Скрыль-никова совершил 538 вылетов в осажденный Ленинград, сотни вылетов в тыл противника.

Время было за полночь, когда Скрыльников получил приказание подготовиться к вылету.

Командование СОРа во главе с вице-адмиралом Ф. С. Октябрьским с трудом пробилось к Ли-2. С этим самолетом должны были улететь командир 3-й особой авиагруппы полковник Г. Г. Дзюба и военком полковой комиссар Б. Е. Михайлов.