Наша артиллерия и минометы из-за недостатка боеприпасов больше молчали в те дни и только изредка вели огонь прямой наводкой по атакующей пехоте и танкам противника. Каждый снаряд и мина были на счету у осажденных. В Севастополе скопилось много раненых. Задача авиагруппы — доставлять боеприпасы, продовольствие и медикаменты, вывозить раненых.

Штаб авиационной группы разработал маршруты и план воздушной операции. Для скрытного подхода к Херсонесскому мысу выбрали горную полосу Кавказского побережья между Анапой и Новороссийском. На траверзе Судака маршрут изменялся и проходил вдоль берега, но на значительном от него расстоянии, чтобы скрыть от вражеских звукоулавливателей шум моторов и сделать трассу недосягаемой для немецких зенитных батарей.

В Краснодаре 1-ю эскадрилью перебазировали на один из близлежащих аэродромов — чтобы рассредоточить группу. Несмотря на удаленность от командования группы, экадрилья успешно справилась с поставленной перед ней задачей. Этому немало способствовал опыт командира эскадрильи, старейшего летчика подполковника Константина Александровича Бухарова.

Бухаров служил в авиации с 1922 года. Несколько лет был инструктором в Качинской авиашколе. Этот опыт позволил Бухарову отлично подготовить свои экипажи к выполнению сложной задачи. И сейчас, спустя 30 лет, Константин Александрович с большой теплотой вспоминает своих соратников, боевых товарищей, мужественно выполнявших чрезвычайно трудные задания. Он рассказывал, как штурманы пользовались для определения курса прожекторами, которые служили для них маяками. Было их три: первый прожектор вращался вкруговую, и луч его падал до горизонта в сторону запада, в направлении Севастополя. Второй поднимал луч в зенит и резко опускал в направлении запада. Третий освещал западное направление веерообразно.

Когда план полетов был разработан, командиры эскадрилий Пущинский и Бухаров с комиссарами Булкиным и Кузнецовым провели собрание. Летчики говорили о готовности выполнить задачу, как бы ни были сложны обстоятельства. С одобрением восприняли экипажи предложение командира группы майора Короткова совершать по два вылета в ночь. Летчики Любимов и Скрыльников были в числе первых, кто сумел сделать за ночь два полета с посадкой.

Первым на прокладку ночной трассы в осажденный Севастополь вылетел командир 3-й эскадрильи капитан Владимир Александрович Пущинский. Тяжело груженный Ли-2 подрулил к старту, включил фары и в ночной мгле осветил себе летную полосу.

Спустя 25 лет я встретился с отважным летчиком-коммунистом и узнал, что Пущинский ни разу до этого в Севастополь не летал, так же как и второй пилот П. И. Колесников.

Вспоминая этот рейс, Владимир Александрович говорил о трудностях полетов на Ли-2 над морем. Требовались большая выдержка, мужество и, конечно, летное мастерство. В лунные ночи тени облаков создавали на поверхности воды обманчивое впечатление горной береговой цепи, что нередко вводило в заблуждение даже опытного летчика. Добрым словом Пущинский вспоминает морских штурманов, летавших в составе экипажей Ли-2. Они отлично ориентировались в полете над морем.

До сих пор Владимир Александрович помнит свой первый вылет. Он повел самолет над морем, взял курс на Севастополь. Миновав Феодосию, увидел горящие леса. Потом горизонт осветился тревожным красным светом. Пролетев еще немного, летчик увидел отблески огня в бухтах — казалось, будто горит сама вода. Это был Севастополь.

У крайнего выступа, омываемого с трех сторон морем, несколько раз мигнули красные и зеленые огни Херсонесского маяка — условный сигнал на посадку.

На земле засветился треугольник фонарей. Владимир Александрович приземлился, подрулил к капониру. Аэродром обстреливался артиллерийским огнем.

Пущинский осмотрел летное поле и передал радиограмму в Краснодар: «Выпускайте все самолеты».

Груженные боеприпасами самолеты стояли на аэродромах в боевой готовности. Два с половиной часа с момента вылета Пущинского показались экипажам Ли-2 вечностью. Летчики получили задания и с нетерпением ждали сигнала для взлета.

Той ночью на аэродроме выпустили листки. В одном из них поместили письмо летчика Бибикова: «Клянусь, пока руки держат штурвал, пока бьется сердце в груди, буду летать до последнего дыхания, всеми силами помогать севастопольцам бить, громить, уничтожать врага». Перед первым вылетом авиаторы написали заявления с просьбой принять в партию. Бортмеханик Герусенко писал: «В эти дни суровых испытаний для Родины я хочу коммунистом летать на выполнение боевого задания».

На аэродроме появились командир группы и комиссар Карпенко, летчики окружили их, и Коротков прочел телеграмму Пущинского.

Самолеты один за другим стали выруливать на старт. Взлетали с интервалом в 10–15 минут, так как в Севастопольской операции была принята тактика одиночных полетов. Это давало возможность избегать скопления самолетов на Херсонесском аэродроме, который находился под постоянным артиллерийским обстрелом.

— Я помню, как возвращались первые самолеты из осажденного Севастополя, — рассказывал И. С. Булкин. — Командиры экипажей возбужденно и торопливо докладывали о выполнении задания. На лицах летчиков светилось выражение радости и гордости.

Трудно передать словами состояние вывезенных из Севастополя раненых. Ошеломленные тишиной, они с наслаждением вдыхали полной грудью чистый утренний воздух и со слезами на глазах благодарили летчиков…

Экипажи по своей инициативе выносили из самолета все возможное, в том числе и спасательные средства, чтобы высвободить место для лишнего ящика с боеприпасами и взять из Севастополя побольше раненых.

После первых полетов выявились и недочеты. Летчики делали несколько заходов, чтобы получить разрешение на посадку, не сразу разгружали доставленное, раненые не везде были привезены к месту посадки и стоянки Ли-2.

По поручению командования МАОН, на Херсонесский аэродром вылетел комиссар 3-й эскадрильи старший политрук И. С. Булкин. Он должен был встретиться с членом Военного совета флота дивизионным комиссаром Н. М. Кулаковым и доложить, что мешает более успешно выполнять задачу.

Летал Булкин на Ли-2, где командиром был старший лейтенант Любимов. В экипаже был ранен бортмеханик, и командир эскадрильи не хотел его выпускать. Тогда И. С. Булкин заменил бортмеханика на время полета.

Ночь стояла тихая и ясная. Любимов с большой предосторожностью приземлился на Херсонесском аэродроме. Как только остановились моторы, стали ясно слышны непрерывная канонада, разрывы снарядов на летном поле,

Вскоре состоялась встреча с Кулаковым. Оказалось, что Николай Михайлович уже принял меры, чтобы самолеты сразу же после приземления разгружались и принимали максимальное количество раненых.

Когда И. С. Булкин возвратился на аэродром, на самолет погрузили 37 раненых. Ли-2 был явно перегружен. Но Любимов доказывал, что все раненые и члены экипажа имеют вес не более 80 килограммов, и, произведя подсчет, он принял на борт еще двух человек.

Для приема и отправки самолетов Ли-2 на Херсонесском аэродроме находился посланный из МАОЫ капитан Молодцов. Он вместе с 20-й авиабазой сумел так организовать работу, что за 10 ночей непрерывных полетов только один Ли-2 потерпел аварию при посадке, хотя, приземляясь, почти каждый Ли-2 получал какие-то повреждения, так как аэродром был усеян осколками и изрыт воронками. При посадке самолет сразу же заводили в капонир, где шла дальнейшая разгрузка и посадка раненых. В это время производили срочный ремонт, устраняли поломки, которые могли помешать взлету.

Весь летно-технический состав отряда работал очень напряженно. Противник знал, что на Херсонесском аэродроме происходят ночные полеты, и с каждым днем усиливал артиллерийский обстрел аэродрома.

В архиве Главного управления Гражданского воздушного флота сохранились донесения тех дней о полетах в осажденный Севастополь.

Привожу полностью одно из донесений, чтобы читатель имел представление о том, в каких условиях работала Московская авиационная группа особого назначения.