— Как шмальнули?!

— Так. Пулей меж глаз!

— Как так шмальнули?! Мы же на пожар ехали…

— А это и есть пожар. Только социальный. Короче, мне вам тут объяснять некогда. Раз вы откомандированы. Разгоняйте машины и ставьте бортом к вагонам. Потом раскатывайте свои кишки и по моему сигналу бейте водой стекла. Пробьет струя стекла-то?

— Стекла-то? Конечно, пробьет. Только мы под пули не полезем.

— Да не полезете, не полезете. Я полезу. Ваше дело под прикрытием машины шланги размотать. И воду под напором дать. Ясно?

— Ясно. Чего не ясно. Если вы сами, мы не против… В каком вагоне возгорание? В смысле к какому вагону подъезжать?

— Вы двигайтесь, а я скажу. И сирены включите. Погромче. Сирены, они способствуют.

Несколько пожарных машин, ревя сиренами, выскочили к составу. Грибов внимательно отсматривал окна. Не могла такая масштабная выездка не привлечь внимания террористов.

Первый вагон, второй, третий…

Есть! Есть шевеление. В четвертом вагоне.

Грибов высоко поднял правую руку и растопырил четыре пальца. А потом еще четыре раза подряд поднял и опустил руку. Для верности.

Четвертый вагон.

Выждал короткую паузу и еще три раза выбросил вверх руку.

Третье купе.

Третье купе в четвертом вагоне.

Четвертый вагон. Третье купе — увидел заранее условленный сигнал Григорьев.

Итого надо успеть пробежать три вагона. Под шумок. Пока все взоры обращены в сторону ревущих сиренами пожарных автомобилей.

Он быстро перемахнул насыпь и, пригибаясь, побежал вдоль вагонов с противоположной от пожарных машин стороны.

Первый.

Второй.

Третий.

Четвертый.

Четвертый. Тот, что нужен.

— Что это за машины? — недоуменно спросил подполковник.

— Черт их знает. Может, помощь террористам? — предположил майор.

— Ну ты скажешь! Помощь. Кабы одна-две. А их штук десять. И еще лестницы. Пожарные это. Только за каким… И кто их вызвал?

— Может, спецназовцы? Они вечно мудрят. Вечно что-нибудь такое в последний момент выдумывают. Чтобы выделиться.

— Какие спецназовцы? Они же мне подчинены. Я командую операцией.

— Может, и вы. А может, уже и не вы. Вон сколько генералов понаехало. И у каждого своя связь. И свое представление о том, как это дело должно выглядеть.

— Неужто действительно? Неужто опять обошли на повороте? Чтоб их! — в сердцах выругался подполковник и, придерживая каску, побежал к замершим невдалеке «Волгам».

Выйти на начальство рацией он не решился. Как-то это неправильно при личном присутствии обращаться к высокому начальству обезличенно.

Капитан Григорьев быстро забрался по расположенной со стороны межвагонной сцепки откидной лестнице на крышу вагона. И на пузе прополз к третьему купе. Затем он зацепил за трубу вентиляции веревку, обвязал ее дальний конец вокруг груди. Так обвязал, чтобы можно было мгновенно отдать узел. И встал на крыше вагона в рост. На одно малое мгновение встал, чтобы только оценить расстояние и силу толчка.

Потом пододвинулся спиной к краю, сильно оттолкнулся и прыгнул вниз.

«Хорошо, что надел на операцию армейские бутсы. Которые с подковками. Если бы штиблеты — хана», — подумал в последнее мгновение он.

Амплитуда падения была достаточно большая. Плюс вес качнувшегося маятником человека. Плюс мощнейший удар, который он нанес в последний миг полета разогнувшимися ногами по стеклу.

Подковы с разгону вбились в вагонное стекло. Во все стороны брызнули осколки. Григорьев влетел внутрь вагона, раздирая о выступы битого стекла одежду.

Он упал на пол. Тут же вскочил, снова упал, откатываясь в соседнее купе, и снова встал, уже выставив изготовленный к выстрелу пистолет.

— Ты чего? — удивленно сказали обернувшиеся от окна террористы.

— Да вот. Мимо проходил, — ответил Грибов, — решил зайти. Сдавай оружие.

— Ты чего?! — еще раз спросили террористы. — Нас же второй взвод брать должен. Согласно плану. А ты кто такой?

— Я за них. За второй взвод. Они меня послали.

— А сами где?

— Пиво пить пошли. Жарко.

— Ну ты даешь, мужик! — возмутились «террористы». — Ты же нам всю малину испортил. Своим скипидаром. Мы же две недели тренировались! Начальство пригласили. Чтобы они оценили. А ты…

— Ладно трепаться. Сдавай оружие! — крикнул Григорьев.

— Больной, — сказал главарь «террористов». — Убери свою пукалку и вали отсюда. Пока у тебя ноги ходят.

— Вы не поняли. Операция закончена. Успешным освобождением заложников и пленением задерживавших их преступников. Без причинения им телесных повреждений.

— Дурак, — вздохнул старший «террорист». — Вот что, парни, закатайте пока его куда-нибудь на багажную полку, а после мы разберемся. Кто он такой и откуда взялся.

— Предупреждаю, что при оказании сопротивления я буду вынужден стрелять! — сказал Григорьев.

— В кого стрелять? В своих? Причем холостыми патронами? Не смеши.

Григорьев опустил оружие.

К нему быстро подошел один из «террористов», выдернул из рук «Макаров» и завертел кисть за руку.

— Куда его?

— В багажный рундук. В качестве бесхозного чемодана.

— Топай! — приказал «террорист» и подтолкнул жертву в соседнее купе.

Чего та жертва и ожидала.

Григорьев дернулся вперед, неловко оступился и стал падать. Вцепившийся в кисть руки сопровождающий на мгновение ослабил хватку. И подался вперед. Григорьев ударил его задней частью каблука в голень. И, слегка повернувшись, локтем в подбородок. Конвоир молча упал в проход.

Дернувшегося ему на помощь напарника следователь уложил ударом левой ноги в солнечное сплетение.

— Ну, ты, оказывается, гад! — выдохнул главный «террорист», разворачивая на него дуло обреза.

Конечно, патроны в обрезе были холостые. Но с такого расстояния, в не защищенное пластиковым забралом лицо и пустые заряды могли выбить глаза из глазниц.

Очень это неприятно — две темные дырочки стволов, направленные в зрачки.

— Все! Шабаш! Я сдаюсь! — сказал Григорьев.

Поймал мгновенное сомнение во взоре противника, отшатнулся в сторону, ухватился за обрез, дернул его на себя и ударил «террориста» лбом в переносицу.

Бухнул выстрел. Вернее, два выстрела, слившиеся в один. Но они уже никому вреда причинить не могли. Главный «террорист» осел на пол. Григорьев выдрал у него из рук сочащийся дымом обрез и отбросил его далеко в проход.

— Я же говорил, что преступники были захвачены. Но уже с причинением им легких телесных повреждений.

Заложники при этом не пострадали.

На полке в купе сидели прижатые друг к другу «заложники» — две матерчатые куклы. Исполненные в натуральную, соответствующую детям семи- восьмилетнего возраста, величину.

Внеочередное производственное собрание следственного отдела восемнадцатого отделения милиции тянулось уже два часа. Следователи с откровенно скучающими лицами сидели на неудобных стульях, слушали затянувшееся выступление своего непосредственного начальника, согласно кивали в паузах головами и думали о своем. О крайне желаемой по итогам квартала премии, детях, которых не позднее чем через полчаса надо было забирать из садиков, и женах, которые должны были их забрать, но, конечно, не заберут…

Напротив начальника следственного отдела по стойке «смирно» стояли следователи Грибов и Григорьев. Второй час стояли.

— Ну вот, расскажите своим товарищам, как вы докатились до такой жизни. Вот расскажите здесь, перед всеми…

— Ну как докатились. Попали на наклонную плоскость… и покатились… — смиренно ответил Григорьев.

— Нет, вы не отделывайтесь общими фразами. Вы по существу скажите. К примеру, как пытались сорвать проведение общегородских учений по освобождению заложников.

— Ну не сорвали же.

— Как же не сорвали, если сорвали.

— Как же сорвали, если заложники были освобождены. С минимальными потерями с обеих сторон.