— Что ты делал в иномарке? — еще раз повторил вопрос милиционер И еще раз ткнул в незащищенную спину пистолетом.
— Да вы что?! Там всего полета баксов было! — возмутился бандит. — Меньше, чем вас здесь! Вы что, совсем охренели? Из-за задрипанной полусотни такой гвалт поднимать!
Подошла машина банкира. И бегом Грибов с Григорьевым
Милиционеры подтащили подозреваемого к задней дверце иномарки.
— Он? — спросили банкира.
— Он, — подтвердил тот.
— Вы брали «дипломат»? — спросил Григорьев. — Вы вытаскивали что-нибудь из него?
— Какой «дипломат»?
— Вот этот «дипломат»
— На хрена он мне сдался. Я что, домохозяйка, чтобы сумки таскать.
— Снимите с него отпечатки пальцев. И с «дипломата», — распорядился Григорьев. — И проверьте наличие денег.
«Бычка» оттащили в сторону. Щелкнули замки «дипломата», отлетела вверх крышка. Деньги были на месте.
— Мама моя! — ахнул «бычок». — А я у него по карманам шарился!
— Уведите задержанных, — приказал Григорьев.
— Слышь, начальник, а сколько там было?
— Много.
— Не, ну я по честному, в натуре. Сколько там баксов? Всего?
— Миллион, — сказал кто-то из милиционеров.
— Сколько? — потерял дар речи «бычок». — Сколько?!!
— Уведите задержанных, — повторил Григорьев.
— Слышь, начальник, я это… я в сознанку иду. Ну в смысле, что это я его хотел… — заорал задержанный. — В смысле, что взял. Миллион! Слышь, начальник, пиши протокол. Это я тот миллион… Да если я по такому делу пойду… Это же что тебе генеральское звание! Это я тот миллион! Слышишь! Я! Пиши протокол! Пиши, гад! В натуре!!
В кармане банкира заверещал мобильный телефон
— Да, — ответил он, — я вас слушаю. — И изменился в лице. — Да, я понял. Я все понял…
— Что? Что случилось? Кто звонил?
— Он звонил. Он сказал, что встреча отменяется. Потому что улица полна ментов. Он сказал, что они здесь с утра стоят. Ямы копают. Он сказал, что если еще раз. Что если еще раз — они пришлют мне ее уши. А потом голову…
Глава 20
Командиры групп стояли по стойке «смирно» Как новобранцы школы милиции на первом в их жизни строевом смотре. Генерал играл желваками. Подполковник орал в голос. Матом. На столь много досадивших ему следователей. Орал в кабинете генерала.
— Доигрались, мать вашу. Чуть не весь отдел полдня продержали в засаде! За сигаретами послать было некого! Банк едва не лишили миллиона. А толку — ноль без дырочки! Тоже мне, Пинкертоны! Хреновы!
— Мы, между прочим, вообще здесь ни при чем. Мы находимся в отпуске без сохранения содержания, — тихо возразил Григорьев.
— В отпуске? В отпуске!.. Только не без сохранения содержания, а без сохранения совести! Шерлоки, растуды вас, Холмсы…
— Но кто мог предполагать?..
— Вы должны были предполагать. Вы! Если вы сыщики, а не хвост собачий. Все управление над нами потешается. Устроили облаву, как гестаповцы в кино. Все провода перервали. Все окрестности ямами перерыли. Тоже мне, герои! Не хватило своего ума справиться — надо было помощи попросить. У соседей. Может быть, там кто посообразительней нашелся..
— Я не понимаю, почему такая паника, — попытался возразить Грибов. — Да, сорвалась операция Но ведь в силу не зависящих от нас обстоятельств. Не по нашей вине. Разве такого не случалось раньше?
— «Не по нашей…» Естественно, не по нашей… По вашей! Раздолбай.
— Товарищ подполковник. Лев Григорьевич, — подал голос генерал, — все-таки у нас производственное совещание. А вы…
— Простите, товарищ генерал Сорвался. По форме. Но по содержанию… По содержанию считаю, что за провал операции следователей Грибова и Григорьева следует наказать строжайшим образом. Чтобы другим неповадно было. Вплоть до открытия следственных мероприятии по факту допущенного превышения служебных полномочий и, возможно даже, разглашения предназначенной для служебного пользования информации…
— Ну уж ты хватил, Лев Григорьевич. Разглашения…
— А откуда в таком случае преступники могли…
— Какой информации? — не поняли следователи.
— И все же я считаю, нельзя вот так, с маху. Следует разобраться в деле самым тщательным образом. И лишь потом делать оргвыводы. Все-таки мы имеем дело с живыми людьми, а не с одними только должностями. Надеюсь, вы меня поняли…
— Так точно, товарищ генерал Понял. Но должен поставить в известность, что, как непосредственный начальник, я буду настаивать на служебном разбирательстве и наказании проявивших преступную халатность подчиненных мне работников в рамках отпущенных мне полномочий.
— Это ваше право.
— Разрешите идти?
— Идите. Все идите. Все могут быть свободны…
Находившиеся в кабинете работники потянулись к двери. Кроме допустивших преступную халатность следователей.
— Какой информации? — еще раз переспросили так ничего и не понявшие следователи.
— Оперативной информации, — ответил генерал, устало массируя голову руками. — Той, о которой преступники не должны были узнать. — И кивнул на лежащую на столе папку: — Вот, полюбопытствуйте.
— Можно? — еще раз уточнил Грибов.
— Читайте уж, — махнул рукой генерал.
Грибов раскрыл папку и пробежал по листу глазами. И сразу помрачнел. Сбоку через его плечо заглянул в папку Григорьев И тоже не развеселился.
— Когда он позвонил? — спросил Грибов.
— Два часа назад. И сказал… Все то и сказал, что вы прочитали.
Грибов с Григорьевым уперли глаза в носки ботинок. Дальше оправдываться было бессмысленно. И глупо. Дальше действительно надо было отдавать под суд. Или как минимум гнать из органов поганой метлой…
— Как же они так смогли вас? Как детей малых. Вы же не первый год в сыске. Как такое могло случиться? Что они до последней машины… Как шахматные фигуры на доске. Как же вы могли не провериться? Как могли не заметить контрслежку? Тем более такую плотную контрслежку?
— Мы проверялись, — тихо сказал Грибов, — даже более тщательно, чем обычно.
— А как они тогда вас вычислили? Как машины подсчитали? Как?!
— Не знаем.
— Не знаете… Мне ваше «не знаем» к рапорту не подшить. С меня конкретные причины требуют. И конкретные головы. Такая буча поднялась… Вернее сказать, отец похищенной девочки ее поднял. Мне звонил. И выше тоже звонил. Такого наговорил… Что я передать вам не способен. И правильно наговорил. И что еще наговорит, если они теперь озвереют и, как обещали, ему ее уши пришлют. За контакт с милицией.
Я же вас просил тихо работать, как мыши в погребе. А вы как специально…
Следователи молчали. Словно двоечники, обещавшие исправиться и получившие вместо очередной двойки кол.
— Теперь по оргвыводам. От следствия я вас, естественно, отстраняю. Наказывать за прокол, как и обещал, не буду. По полной программе не буду. По мелочи — не обессудьте. Слишком серьезный случился провал, чтобы обойтись без административных мер. Постараемся ограничиться лишением премий и отнесением присвоения очередного звания где-нибудь месяцев на десять. От всех прочих карательно-воспитательных мер как-нибудь сам отбрешусь. Если, конечно, отбрешусь.
Ну а если не отбрешусь, то мое седалище стряхнут вот с этого кресла. Несмотря на беспорочную двадцатипятилетнюю службу. Те стряхнут, кто давно на нем посидеть мечтает. Ну а ваши седалища, соответственно, с ваших стульев. Вот такие вот дела. Въехали?
— Въехали.
— Ну тогда всю информацию передайте Федорову.
— Но мы… — попытался что-то возразить Григорьев.
— Все. Будем считать вопрос закрытым! Поймите наконец, в дерьме мы — по самую маковку. И вы, и я. Помочь я вам не в состоянии. Сам качаюсь. Помочь себе можете только вы.
В общем, так. Есть у вас три дня. На все про все. Или вы находите преступника, или… все мы переходим на работу в ближайший продмаг. Грузчиками. Если возьмут. Ясно?
— Куда уж яснее.
— Три дня я вас прикрою. А больше — не взыщите. Больше трех дней я в этом кабинете и сам не просижу.
