А однажды, к моему ликованию, он даже позволил мне его угостить Как-то раз, когда мы встретились на десять минут повидаться в Пирамиде на Пушкинской, Евтушенков честно признался мне, что наличных у него нет, а карточку он оставил в машине.

Я была просто на верху блаженства: один из самых богатых мужчин города позволяет мне себя угощать! Может быть, кому-то это покажется феминистическим идиотизмом, но для меня именно этот момент стал залогом дружеских отношений, в которые вскоре и переросло наше знакомство с Евтушенковым.

Когда после прихода к власти Путина у меня начались серьезные проблемы в Кремле, я всегда точно знала, что у меня есть надежное дружеское плечо, в которое можно прийти и поплакаться. В те моменты, когда из-за издевательств кремлевских чиновников у меня случался очередной нервный срыв, я звонила Евтушенкову и, благо его офис совсем рядом с моим домом (сначала – на Спиридоновке, а потом – в Леонтьевском переулке), приходила к нему.

Он почти всегда оказывался по уши занят, а в приемной еще и ждала очередь как минимум из десятка посетителей. Но не было ни одного случая, чтобы он отмахнулся от моих проблем.

Обычно он проводил меня в так называемую комнату отдыха за своим кабинетом и просил:

– Подожди меня здесь, пожалуйста, немножко, а? Попей чаю пока, съешь чего-нибудь. Не сердись, ладно?

Потом он быстро разделывался с очередным посетителем и возвращался ко мне:

– Ну что у тебя стряслось? Рассказывай…

Так, много месяцев подряд, Евтушенкову время от времени приходилось играть роль моего личного психоаналитика.

– Я тебя прекрасно понимаю, я и сам – точно такой же эмоциональный человек, как и ты. И поэтому я прекрасно знаю, как тебе там с ними в Кремле тяжело. Вот поэтому-то я от политики и от власти вообще стараюсь держаться подальше! – успокаивал меня хозяин Системы. – Тебе просто надо научиться вообще не принимать их близко к сердцу, пойми, что они просто роботы, функции!

В какой-то момент, выслушав от меня очередную историю из жизни кремлевских мутантов, он твердо заявил:

– Все… Я считаю, тебе надо уходить из Кремля… Они тебя там просто сожрут! Зачем тебе гробить на них свою нервную систему?!

Но я не сдавалась и шла в Кремль снова и снова. И Евтушенкову снова и снова приходилось меня успокаивать. В частности – закармливая меня, в целях психотерапии, через не могу, прямо как маленькую за маму – за папу, вкуснейшими, но чрезвычайно вредными для фигуры обедами домашнего, системовского изготовления.

Скоро я открыла в Евтушенкове еще одну неожиданную для олигарха черту. Находясь как бы вне кремлевской политики, он тем не менее (или, скорее, именно благодаря этому) оказался самым точным политическим аналитиком и прогнозистом из всех, кого я знаю в тусовке. За все четыре года нашего с ним знакомства еще ни разу не было случая, чтобы его прогноз не сбылся. Такого я не могу сказать больше ни об одном политике или бизнесмене в стране – даже о самых активных участниках политического процесса.

К примеру, в 1999 году, по моим наблюдениям, Евтушенков был единственным из окружения Лужкова, кто с самого начала здраво оценивал перспективы Отечества – Всей России.

В 2000 году, сразу после прихода к власти Путина, глава Системы стал первым, кто абсолютно точно спрогнозировал в беседе со мной, как будут развиваться события вокруг Березовского. Причем еще в тот момент, когда никакие видимые тучи над ближайшим к Кремлю олигархом, казалось бы, не сгущались.

И именно Евтушенков чуть позже абсолютно точно, по пунктам предсказал мне и будущее НТВ и ТВ-6. Список можно продолжать очень долго.

Некоторые, более долгосрочные прогнозы, данные им, пока еще не сбылись. И я даже боюсь их озвучивать – в надежде, что, может быть, все-таки пронесет…

В июле 1999 года в здании Коммерсанта появился подозрительного вида молодой человек иранского происхождения и объявил, что купил нашу газету. Имя молодого человека было Киа Джурабчиан, и оно ровным счетом ничего не говорило никому из отечественной бизнес-тусовки.

Компанию American Capital Group, главой которой он назвался, тоже никто не знал. Создал он свою фирму, по признаниям самого господина Джурабчиана, только в 1998 году (то есть всего за год до описываемых событий), со стартовым капиталом всего лишь 50 млн долларов.

Знакомство с журналистским коллективом Киа Джурабчиан начал с того, что повез народ обедать в ресторан Царская охота в поселке Жуковка – кичевое и безвкусное место нетронутых ресторанной культурой новых русских, куда ни один приличный человек (кроме разве что президента) в жизни не ходил.

Все это сильно напоминало костюмированное шоу фокусника Кио. Киа уселся, заказал руководящему составу Коммерсанта дорогую еду и предложил собеседникам высказывать: а) предложения по дальнейшему будущему газеты; б) пожелания по материальному благосостоянию сотрудников.

От второго пункта народ дрогнул и проникся к Киа симпатией. На эту приятную тему с ними никто уже давно не разговаривал.

– А как насчет августовской зарплаты? – решилась начальница отдела политики Вероника Куцылло поднять болезненную тему, которой все коммерсантовские старожилы уже давно были озабочены. Речь шла о зарплате за август 1998 года, которую, воспользовавшись дефолтовской неразберихой, прежнее руководство газеты заиграло.

Джурабчиан, который, разумеется, вообще ни сном ни духом не знал ни про зарплаты, ни про август, ни про дефолт, решил не вдаваться в детали, а поскорее завоевать сердца избирателей самым простым способом:

– Будут вам зарплаты! Все выплачу! И тут Вероника решила, пока новый хозяин добрый, взять быка за рога:

– А давай, Киа, не будем откладывать дело в долгий ящик, а? Вот, например, у меня есть служебная машина, Пежо. Она уже подержанная, я на ней несколько лет езжу. Так вот она сейчас стоит примерно столько же, сколько мне задолжала редакция за август девяносто восьмого года. Вот давай Коммерсантъ мне ее подарит? В счет компенсации?

– Дарю! Бери! Машина – твоя! – по барски кинул с плеча Джурабчиан под восторженное улюлюкание публики.

Словом, простой иранский мальчик так талантливо сыграл свою роль, что некоторых моих простосердечных коллег даже развел.

Но маскарад быстро закончился. Пежо Веронике так и не подарили, а по Москве все настойчивее поползли слухи о том, что Коммерсантъ купил не кто иной, как Борис Березовский, и что Киа Джурабчиан – просто его наемный работник, которому он выдал деньги на хорошую одежду, представительские расходы и подучил, как надо себя держать с трудовым коллективом.

Вся редакция Коммерсанта изнутри была увешана плакатами собственного производства: береза (в смысле, дерево), жирно перечеркнутая крест-накрест, а снизу – девиз: Но пасаранЪ! (где твердый знак символизировал логотип нашего издательского дома).

Тогдашний главный редактор Ъ, Раф Шакиров, до последнего клялся мне, что ничего не знает о том, кто стоит за смазливым двадцативосьмилетним иранцем. И как вскоре выяснилось благодаря увольнению Шакирова, – не врал.

А Леонид Милославский, внезапно восстановленный в должности гендиректора Издательского дома, на вопрос наивных сотрудников, кто, все-таки, купил Коммерс, острил:

– Кто-кто! КИА-Моторс! Южнокорейская фирма такая есть – знаете?

Сводки с теневого поля боя за Коммерсантъ регулярно сообщал мне по телефону Борис Немцов, который, правда, тоже узнавал все через третьи руки, и к тому же все время все путал.

– Трегубова, Чубайс выиграл, он купил Коммерсантъ! – звонил Немцов в эйфории. Все мои сотрудники, которым я это пересказывала, стояли на ушах от радости. – Ой, Трегубова, прости, пожалуйста, я ошибся… Чубайс проиграл… Вас купил Береза… – перезванивал Немцов через пять минут, уточнив все у Чубайса.