Он прислушался к спору сопровождающих и понял, что они не скоро придут к согласию.
– Остановитесь где-нибудь неподалеку от церкви, – предложил он. – Я не пробуду там долго, а полицейские обычно не покупают парковочный талон.
Люди в черных костюмах и черных очках переглянулись, а потом один из них повернулся к Денни:
– А вы не передумали? А то мы можем сразу отвезти вас в аэропорт, и дело с концом.
Водитель тихо выругался и что-то злобно прошипел. Высоко над рекой раздался раскат грома, и все в машине мгновенно притихли.
– Не передумал, – твердо ответил Денни. – Я хорошо знаю этот район, так как проработал в этой церкви много лет. Кроме того, у меня есть договоренность с вашим начальством. Вы же не хотите, парни, чтобы у вас были неприятности?
На этом спор закончился. Как только они миновали Ораторио дей Филиппини, по крыше машины застучали капли дождя. Дорога покрылась пузырьками воды, а по обочинам потекли ручейки. Город стал напоминать гигантский фонтан, сооруженный пьяным Бернини. Когда совсем стемнело, водитель включил фары, чтобы не пропустить поворот. Денни, хлопая его по плечу, принялся подсказывать ему дорогу. Наконец черный "мерседес" подъехал к церкви.
Денни посмотрел в окошко, но не увидел ничего, кроме убегающих от дождя туристов. Он застегнул пиджак, незаметно пододвинул к себе дорожную сумку и повернулся к полицейским:
– Десять минут, не больше. Вы идете со мной?
– Мы проводим вас до двери, – отозвался водитель. – Нам приказали оставить вас в покое и не торчать рядом. Мы доверяем вам, тем более что в этой церкви только один выход. Ладно, пошли.
Его товарищ недовольно зыркнул на него:
– Куда ты собираешься идти?
Водитель открыл дверцу и высунул голову под проливной дождь. Несмотря на непогоду, оба полицейских по-прежнему были в темных очках и явно не собирались расставаться с ними.
– Да, действительно, – сказал Денни, открывая дверцу со своей стороны и незаметно взяв сумку, – зачем вам мокнуть под дождем?
Он вылез из машины и какое-то время постоял на месте. Он оказался в Риме после почти годичного заточения и был так рад, что не обращал внимания на дождь. Он огляделся. Полицейские все же вышли из машины и теперь стояли под навесом у входа в небольшое кафе. Кардинал был единственным на этой улице, кто не пытался укрыться от дождя. Конечно, он мог бы попытаться сбежать от полицейских, но те были намного моложе и сильнее его, и побег завершился бы новым заточением. Да и куда он мог рвануть? Они правы: отсюда уже не сбежишь.
Он направился к двери церкви, чувствуя, что за несколько минут промок до нитки. А полицейские в это время прижимались к стене кафе, пытаясь спастись от дождя. Денни притронулся к дверной ручке и мгновенно вспомнил, как встретил свою первую любовь и познал все прелести благородного чувства. Как много он потерял за последние годы!
– Десять минут! – крикнул он полицейским. – Может, все-таки пойдете со мной?
– Нет, спасибо, – ответил ему тот, что сидел за рулем машины. Он пытался прикурить сигарету, и огонек его зажигалки замерцал в темноте, как маячок. Раздались два сильных раската грома. Полицейские поежились и, подняв воротники пиджаков, сильнее прижались к мокрой стене.
Майкл Денни улыбнулся, махнул им рукой и скрылся за дверью. Внутри церкви все было так, как и много лет назад, когда он впервые переступил порог этого храма. В вестибюле ни души, а чуть поодаль стоял диван, который некогда служил им с Аннетт любовным ложем. Денни подошел к нему и провел рукой по старой потертой ткани.
– Какой я был дурак! – сказал он себе под нос и вспомнил, что в то время Аннетт была уже смертельно больна. Даже жар любви не сумел остановить разрушительную работу червяка смерти, поселившегося в ее прекрасном теле. Если бы они поженились, она все равно умерла бы, оставив на его попечении близнецов. Как он, будучи изгнанным из своей семьи, мог воспитать их – без жены, без надежного источника дохода?
Конечно, нашлись бы преимущества и в таком положении, но в целом жизнь пошла бы другим путем, и далеко не самым лучшим. Чем больше Майкл думал об этом, тем яснее ему становилось, что все случилось к лучшему. По крайней мере он сохранил об Аннетт светлую память.
– Я и сейчас дурак, – сказал он, оглядываясь по сторонам. Увидев стул, он поставил на него сумку и открыл ее. Затем он снял пиджак, вынул из сумки стихарь и привычным движением надел его, расправив до пят слегка помятую черную ткань. Он снова порылся в сумке, вынул флакон с краской для волос и стал втирать ее в голову. Через минуту он придирчиво оглядел себя в зеркало. Волосы приобрели неестественный блеск, и он стал похож на того молодого священника, который усердно трудился на благо бедных жителей в ирландских районах Бостона.
Майкл Денни улыбнулся своему отражению, подошел к распределительному щиту, который совершенно не изменился за тридцать лет, и стал методично щелкать выключателями, погружая внутреннее пространство церкви во тьму. Последним движением он выключил свет в вестибюле. Снаружи церкви послышались удивленные возгласы, топот ног и какие-то громкие звуки, отдаленно напоминавшие выстрелы из ружья. Гроза усиливалась. Денни подумал, что Караваджо узнал бы эту сцену.
Осторожно передвигаясь, он вошел в неф, где горела одна-единственная свеча, слабые отблески ее огня виднелись на блестящей поверхности древних икон и покрытых маслом картин.
Где-то неподалеку раздался женский голос. Денни медленно двинулся вперед, моля Бога, чтобы она не сбилась с пути и во всем следовала его подробной инструкции.
65
Джино Фоссе дважды прослушал любимую мелодию Каннобала Эддерли, внимательно наблюдая за людьми, которые входили и выходили из церкви. Эта церковь обычно не являлась объектом внимания туристов, но сегодня здесь было много людей. Вокруг Джино сновали какие-то странные типы в цивильной одежде, притворяясь, будто изучают внутреннее убранство церкви, но на самом деле занимаясь совсем другими делами. А Джино ждал появления Денни, о котором думал последние двадцать четыре часа. Он узнал бы отца даже в плотной толпе, так как его серебристая крупная голова всегда выделялась на фоне других.
Джино посмотрел на часы: десять минут первого. За окнами церкви серела пелена дождя, тяжелые капли вовсю барабанили по жестяной крыше. Он мысленно выругался, выключил музыку и сунул наушники в карман пиджака. Подумав над своими действиями, он нашел их бессмысленными и положил плейер вместе с наушниками на скамью рядом с собой. Зачем прятать в карман то, что никогда больше не пригодится?
После этого он достал из кармана пистолет и опустил руку под переднюю скамью, чтобы никто не видел оружия. Напряжение было настолько велико, что вскоре рукоятка пистолета увлажнилась от пота. "Милосердие, милосердие, милосердие", – продолжало звучать в ушах Джино, а воображение ярко рисовало ему то мертвого Майкла Денни, то обнаженную Сару Фарнезе. При этом Сара лежала на диване, с широко раздвинув ноги, и удивленно таращила зеленые глаза в объектив фотоаппарата, и в них был один-единственный вопрос: почему?
– Потому что я считал тебя такой же шлюхой, как и все остальные, – прошептал Джино, вспомнив маленькую комнату на Кливус Скаури и переполненные ужасом глаза сестры. – Я же ничего не знал тогда.
Он действительно ничего не знал, пока Ханрахан не прошептал ему на ухо всю правду в темном зале церкви Сан-Лоренцо. Это произошло именно тогда, когда Джино впервые заметил крысу, снующую за железной решеткой. С этого момента все в его жизни переменилось, и все события он стал воспринимать как кошмарный сон.
Джино живо вообразил свое ближайшее будущее: скрюченное тело на холодной земле, пистолет, прижатый к виску. Да, это будет последний акт его личной драмы. Он не может сидеть сложа руки и ждать, когда они подберутся к нему.
– Ну где же ты? – тихо пробормотал он, стараясь справиться с волнением. Тем временем дождь усилился. Промокшие до нитки люди толпились в проходе, понятия не имея, что случится через минуту. Для них это место было просто убежищем от непогоды. Джино понравилось это сравнение. Он всегда хотел, чтобы церковь стала надежным пристанищем для всех жаждущих и страждущих, своеобразной крышей над головой, позволяющей человеку дождаться лучших времен.