Ник посмотрел на него с нескрываемым любопытством, и Фальконе понял, что попал в точку.

– Но только не думай, пожалуйста, что я зову тебя из жалости. Я буду относиться к тебе так же строго, как и прежде. Во всяком случае, до тех пор, пока ты не расстанешься с этим чертовым инвалидным креслом.

– Иди к черту, – безо всякой злости сказал Ник.

Фальконе понимающе улыбнулся. Он знал эту интонацию и понял, что Ник принял его предложение.

– Спасибо, дружище. Кстати, я заходил к начальству несколько недель назад. Мне сказали, что я пришел слишком рано и могу еще отдохнуть.

Ник пристально посмотрел на него и подумал, что в глазах инспектора появилось что-то новое, какое-то сомнение в своей правоте. Глаза были пустыми. Либо бывший шеф действительно страдает от одиночества, либо прекрасно играет свою роль.

– В понедельник я жду тебя, – напомнил Фальконе. – И уясни себе: я не прошу меня любить. Мне просто нужен такой сотрудник, как ты. И постарайся не пить в эти выходные, а то придешь опухшим и неспособным к работе. Вообще надо завязывать с этим делом. А если у тебя есть какие-то вопросы, – Фальконе кивнул на урну с прахом отца, – задавай их ему, а не мне.

Не говоря больше ни слова, Фальконе повернулся и быстро зашагал к своей машине. Ник долго смотрел на его высокую стройную фигуру, облаченную в дорогой черный костюм. Походка у инспектора осталась прежней, твердой, однако в осанке появилось нечто порождающее сомнение в его превосходстве над другими.

С севера подул прохладный ветерок и сорвал желтые листочки со старого дерева у ворот. Они закружились над головой Фальконе. Ник перевел взгляд на сверкающий купол древней церкви, уютно примостившейся у столь же древней Аппиевой дороги. "Камо грядеши, Господи?" – вспомнил он старую, как мир, фразу. Не потому ли Марко решил перестроить ветхий фермерский дом, чтобы превратить его в надежное жилище для всего рода Коста?

Ник в тонком пиджаке поежился от холода. Вино уже не согревало душу. Он огляделся вокруг в поисках Би. Она переселилась в дом незадолго до смерти отца, заботилась о них, а теперь все свое внимание уделяла только ему. Он принял ее как родную и сейчас не представлял, что бы делал без ее помощи и поддержки. Другого выхода у него просто не было.

– Би! – громко позвал он. – Би!

Может быть, в этот момент она наблюдала за ним из окна и размышляла над словами Фальконе. А может быть, думала над тем, почему она, женщина без малого пятидесяти лет, должна ухаживать за молодым мужчиной, прикованным к инвалидной коляске, который отказывается от прекрасной возможности реабилитировать себя, восстановить свое здоровье и начать новую жизнь. Она не любила Фальконе и тем не менее считала, что он прав, предлагая Нику вернуться к привычной деятельности.

– Би! – крикнул Ник громче, но так и не получил ответа.

Солнце скрылось за горизонтом, и стало совсем холодно. Если он выпьет еще немного вина, то все закончится так же, как всегда. Он поднимется наверх, в спальню, и будет там терзаться бессмысленными воспоминаниями о прекрасной ночи, проведенной с Сарой Фарнезе. Не пора ли начать новую жизнь?

Правой рукой Ник взял со стола урну с прахом отца, левой прихватил бутылку с вином и медленно покатил к концу веранды. Превозмогая боль в спине и опираясь на полумертвые ноги, он приподнялся с коляски и посмотрел на раскинувшееся перед ним поле. Оно было безукоризненным. Би пригласила людей, которые за небольшую плату помогли ей возродить эту землю. И сейчас поле поражало своей ухоженностью и вселяло веру в нескончаемость жизненных сил природы.

Дрожащими от напряжения пальцами Ник открыл крышку урны, немного подумал, вытянул руку и перевернул урну вверх дном. Серый пепел, подхваченный свежим ветром, закружился над землей тусклым облаком, унося с собой радость воспоминаний, теплоту любви и горечь утрат. Покружившись, серое облако понеслось над полем и вскоре растаяло в сизой дымке, не оставив ни малейшего следа. Все вышло из праха и все превращается в прах, все возникает из ничего и все превращается в ничто. Все уходит, оставляя на земле только память о прошлом.

Ник прильнул к бутылке и сделал несколько больших глотков. Потом он двинулся назад. Подъезжая к столу, он увидел, как налетевший ветер подхватил белый лист с пятью словами, выведенными аккуратным женским почерком, поднял его высоко в воздух, покружил над крышей дома и погнал прочь. Ник долго смотрел вслед письму, сожалея о том, что не может броситься за ним и поймать его. В этот момент он сам ощущал себя листом писчей бумаги, который оказался во власти сильного ветра и не имеет сил на сопротивление природной стихии. Впрочем, нет. Он все-таки был немного сильнее и умнее глупого листа, что вселяло надежду на будущее.