– Необыкновенная девушка, правда, Такер? Такер кивнул, не уверенный, что мать должна знать о его чувствах и мыслях.
– Мэгги пытается никого не подпустить близко, но душа у нее нежная, любящая и совершенно бескорыстная. Посмотри, что она сделала, чтобы помочь Сьюзен, как заботится об Уиллсе, готовит для них ужин. Не знаю, как бы я без нее обходилась! Отказывается отдать мне поводья, помогает с шитьем и готовкой и так добра с детьми!
– Тебя не беспокоит, что она оказалась племянницей Сета Харриса? Не будь его и «Харрис миллз», возможно…
– Никто из нас не может выбрать, в какой семье родиться, Такер. Можно лишь изменить себя.
Такер не смел оспаривать несомненную справедливость этих слов. Морин, продолжая наблюдать за детьми, добавила:
– Рейчел говорила, что не помнит родителей. Они умерли, когда она была совсем маленькая. Мэгги вырастила ее. Если бы не младшая сестра, Мэгги давным-давно сбежала бы от тирана. И если бы «Харрис миллз» процветал, думаешь, она одевалась бы в такие лохмотья? Почему она настолько неизбалованна и неиспорченна? Ты представляешь, через что ей пришлось пройти?
– Хотелось бы знать, – кивнул Такер, – но Мэгги не хочет говорить. Считает, что мне не должно быть дела до этого.
– По-моему, она просто боится привязаться к нам и полюбить. Будь терпелив, Такер. Если это предназначено судьбой, вы оба будете знать.
Такер, сухо улыбнувшись, взглянул на мать:
– Это так очевидно?
– Вспомни, сынок, ты очень похож на отца. Я всегда знала, что он чувствует.
Такер, безмолвно соглашаясь, хмыкнул и, поцеловав мать в лоб, направился к фургону. Нужно закончить работу к вечеру.
Подождав до темноты, Мэгги вернулась к пруду. Утром она вымылась, но твердо пообещала себе поплавать подольше, прежде чем караван оставит это идиллическое местечко.
Ночной воздух дышал теплом, резко контрастируя с ледяным холодом воды. Оставшись в сорочке и панталонах, Мэгги скользнула в пруд и проплыла немного под водой, пока хватило воздуха. Вынырнув, она тряхнула головой, наслаждаясь тяжестью мокрых волос. Наконец, намылив голову и тело, девушка смыла пену и, снова вернувшись на берег, уселась на большой, еще хранивший дневное тепло камень.
Ночь была неестественно тихой. Даже легкий ветерок не шевелил ветви высоких ясеней. Луна уже завершила путь, оставив на небе лишь множество бриллиантовых точек. Звезды просвечивали через густую листву, зеленым пологом нависшую над прудом.
Мэгги знала, что до подъема осталось совсем немного. Как жаль, что придется покидать Эш-Холлоу! Такого мира и покоя она давно не испытывала.
Мэгги услыхала детский плач и оглянулась на фургоны. Малышка Сьюзен казалась вечно голодной. Такой аппетит у столь крошечного создания! И имя у нее длинное – Аннабель Мэгги Морин Бейкер. Девочку назвали в честь матери Сьюзен и двух женщин, помогавших ей появиться на свет. Каждый раз, думая об этом, Мэгги испытывала ни с чем не сравнимую радость.
Крик неожиданно оборвался, но Мэгги поняла, что малышка уютно устроилась у теплой материнской груди. Девушка надеялась, что мир маленькой Анни будет всегда добрым и безопасным, но сознавала, что впереди много трудных миль тяжелой дороги, да и жизнь не всегда легка и приятна.
Тяжело вздохнув, Мэгги сняла с кустов одежду и направилась к фургону Бренигенов. Нужно поспать хоть часок, и, если сейчас лечь, она сумеет немного отдохнуть.
Она была уже почти у самого фургона, когда увидела Такера, выходившего из палатки. Мэгги остановилась, невольно затаив дыхание. Но Такер, не колеблясь, шагнул к фургону Бейкеров.
– Миссис Бейкер, – тихо позвал он. – Сьюзен! Только сейчас Мэгги услышала приглушенные рыдания.
– Сьюзен, с вами все в порядке? Плач стал чуть громче.
– Вы одеты? Я сейчас поднимусь.
Такер, опершись о заднюю доску, легко забросил в фургон сильное тело. Через минуту загорелся фонарь, отбрасывая тени Такера и Сьюзен на парусиновые стены. Мэгги, не сознавая, что делает, придвинулась ближе.
– Поглядите на них, – всхлипнула Сьюзен. – Мои малыши. Как я смогу добывать для них хлеб?
– Пока вы держались молодцом.
– О, Такер, вы не понимаете. Я не могу. Просто не могу.
Сьюзен заплакала еще громче. Мэгги увидела силуэт мужчины, притягивающий Сьюзен ближе, прижимающий ее голову к своей груди, пока женщина продолжала тихо всхлипывать.
Странно – злобное чувство загорелось в сердце Мэгги, ей захотелось ворваться в фургон и швырнуть Сьюзен на землю.
– Я все понимаю. И испытал когда-то все, что чувствуете сейчас вы, – едва слышным голосом ответил Такер. – Были времена, когда я твердо считал, что ни за что не смогу выполнить свой долг.
Сейчас все кажется в черном свете, Сьюзен, но потом станет легче.
Мэгги сделала еще шаг к фургону Бейкеров.
– Ночь – самое худшее время, – продолжал Такер. – Чувствуешь себя маленьким и беспомощным. Но всегда приходит утро, и каким-то образом удается жить дальше. Старайтесь идти шаг за шагом вперед и не оглядываться назад, иначе это может убить вас. Другого пути нет, Сьюзен.
Тоскливые нотки в голосе Такера больно отозвались в сердце Мэгги. Сьюзен шмыгнула носом:
– Спасибо, Такер. Вы были более чем добры ко мне. И ваша мать, и Мэгги. Помогали, словно родные. Больше чем родные.
– Мы рады, что смогли быть полезными. Ну, а теперь держи выше свой хорошенький подбородок. Все будет в порядке, вот увидишь.
Фургон скрипнул: Такер медленно встал и шагнул к задку, явно намереваясь спрыгнуть. Мэгги поспешно подняла одеяло и метнулась во тьму, боясь, что ее застанут за таким недостойным занятием, как подслушивание.
Она поскорее заползла под фургон, стараясь дышать ровнее, зная, что сегодня ей не уснуть. Перед глазами стояла Сьюзен в объятиях Такера.
Она была сердита на него. Она ощущала жалость к нему.
Ни то, ни другое чувство отнюдь не помогало заснуть.
Эта ночь словно судьбой была предназначена для бессонных размышлений, воспоминаний о прошлом, гаданий о будущем…
Перекатившись на спину, Дэвид уставился на звездное небо, думая о Джибсонах. Жалкие пожитки, которые удалось спасти после несчастного случая, сложили в другие фургоны. Переселенцы великодушно предложили Дугу и Роуз разделить с ними еду, обещая подвезти Роуз, когда та устанет. Как только они доберутся до форта Лареми, Дуг сможет купить новый фургон.
Но Дэвид сомневался, что жизнь молодой пары сложится счастливо. Роуз постоянно донимала Дуга жалобами и либо заявляла, что желает вернуться домой, либо оплакивала потерянные вещи.
Дэвид подумал о семье Конноли – двух фургонах, набитых людьми. В первом ехали Рекс Конноли, его жена и дочери, во втором – престарелые родители Рекса. Миссис Конноли была слишком слаба еще в начале путешествия, и Дэвид считал, что у нее почти нет шансов увидеть Орегон.
И наконец, как часто в эти дни он думал о Морин. Дэвид вновь покачал головой – он становится настоящим старым дураком. Что, черт возьми, он может предложить такой женщине, как Морин Брениген? Ей еще нужно поднять на ноги двоих ребятишек. Что заставляет его думать, будто он может стать кому-то отцом? Единственный, кого он вырастил, Куп был не намного младше самого Дэвида, лет на десять, не больше.
Но разве не великолепно было бы провести с ней остаток жизни. Держать в объятиях любимую женщину, засыпать и просыпаться с ней в одной постели, видеть ее прелестное лицо на подушке?
Боже милосердный, он так хотел, чтобы Морин стала его женой, хотел больше всего на свете! Наберись он храбрости, попросил бы провидение отдать ему Морин, но… вряд ли простой человек достоин такого прекрасного дара, как Морин Брениген.
Вот уже почти пять дней караван медленно продвигался по песчаным берегам Норт-Платт. Дорога постоянно шла в гору, хотя подъем был некрутой. Июньские ночи становились холоднее, по мере того как они поднимались все выше.