Морин сидела рядом с чашкой кофе в руке, задумчиво глядя на огонь, словно не желая нарушать тишину.

– Ужин был очень вкусным, миссис Брениген, – сказала наконец Сьюзен, опустив голову, смущенная звуками собственного голоса, но не в состоянии больше выносить молчание.

– Спасибо, дорогая. Мы рады, что вы смогли присоединиться к нам.

Уилле ускользнул от матери и подбежал к Мэгги, снова занятой шитьем, молча отвел ее руки и вскарабкался на колени, положив голову на грудь девушки. Мэгги уронила платье и стиснула маленькое тельце, пораженная столь внезапным приливом чувств.

– Уилле, – начала Сьюзен.

Морин, наклонившись, взяла Сьюзен за руку:

– Не нужно ругать его. Пусть ищет утешения там, где может.

Но Сьюзен было невыносимо, что сын проявляет любовь к чужому человеку. Она была благодарна Мэгги за спасение ребенка. Не будь ее, Уилле погиб бы вместе с младшим братом. И все же Сьюзен чувствовала себя брошенной и одинокой без Уиллса.

Морин подвинула стул ближе и обняла Сьюзен за плечи:

– Прошлой зимой я потеряла мужа, а три года назад – сына, и всем нам пришлось искать утешения, где и как возможно. Нужно время, чтобы исцелиться, Сьюзен. Все проходит. И Уилле успокоится.

И неожиданно пропасть между ними уже не казалась столь непреодолимой. Морин тоже была вдовой с детьми. Как и Сьюзен. Каждая прекрасно понимала сердечную боль другой.

Сьюзен вытерла слезы, проглотив комок в горле.

– Вы очень добры, мадам, – прошептала она.

– Для этого существуют друзья, Сьюзен. Чтобы помогать в тяжелые времена.

У Сьюзен никогда не было раньше подруг. Теперь, кажется, она приобрела сразу двух – Морин и Мэгги.

Дэвид Фостер остановился у фургона, наблюдая идиллическую сцену. Вся семья Бренигенов собралась у костра вместе с сестрами Харрис, вдовой Бейкер и маленьким Уиллсом. Мэгги держала малыша на коленях, пока Рейчел и Фиона пытались заставить его улыбнуться. Нил помогал старшему брату чинить упряжь, а Морин и Сьюзен укладывали посуду.

Дэвид в который раз не смог не заметить, как красива и грациозна Морин Брениген. Она сама выглядела почти девушкой: трудно поверить, что у нее такой взрослый сын. Прошло много времени с тех пор, как Дэвид смотрел на женщину с мыслями о доме и семье. Больше двадцати лет… со дня смерти Эмили, погибшей при родах. До той минуты, как увидел Морин.

Настоящая леди. Всегда тихая и спокойная, сдержанная и полна достоинства. Ни слова жалобы, сожаления о потерянном доме и вещах, оставленных в Джорджии, ни слез и рыданий о погибших муже и сыне. Дочь, пожертвовавшая собой ради престарелой тетки. Сын, отказавшийся покинуть Джорджию, полный решимости не позволить войне кончиться, пока не выдержит еще один бой и не победит. И все же Морин не ныла и не жаловалась. Какая необычная женщина!

И Дэвид распознал в ней не только спокойную силу. Он понимал, как велико благородство ее души. Морин не задумываясь приняла двух обездоленных девочек, сестер Харрис, а сейчас помогала, чем могла, вдове Бейкер, хотя у самой на руках была целая семья.

Сняв потрепанную шляпу, Дэвид провел рукой по седым волосам, откидывая их со лба, и шагнул к костру.

– Добрый вечер, – поздоровался он.

– Добрый вечер, мистер Фостер, – дружески улыбнулась Морин.

– Слышал, Такер добыл сегодня вам прекрасного оленя.

– Да, и мы жарили мясо на ужин. Не хотите поесть? Я могла бы…

– Нет, спасибо, мэм. Я уже поужинал. Хотел только узнать, как чувствует себя миссис Бейкер.

– Мне гораздо лучше, благодарю вас, мистер Фостер, – ответила Сьюзен, пряча распухшее от слез лицо.

Такер, показав на табурет, пригласил:

– Садитесь, пожалуйста, Дэвид. Выпейте с нами кофе.

Морин уже сняла с огня кофейник. Дэвид устроился поудобнее. Когда она передала ему чашку, их пальцы соприкоснулись, и Дэвид с трудом подавил желание сжать ее руку и больше не выпускать.

– Сегодня я потолковал с одним из братьев Фалкерсонов, миссис Бейкер. Средним. Полом. Он сказал, что согласен править вашим фургоном до самого Орлеана. Его братья и отец сумеют управиться со своей упряжкой.

– Не знаю, смогу ли его отблагодарить, – тихо сказала Сьюзен, не вытирая блестевших на глазах слез.

– Вряд ли ему понадобится что-то, кроме обыкновенного «спасибо», миссис Бейкер.

Его Эмили была немногим старше этой девочки, когда умирала одна, в их хижине, в Орегоне, пока Дэвид валил лес. Их дочь, единственный ребенок, умерла вместе с матерью. Будь рядом люди, приди ей на помощь вовремя, может быть…

Дэвид постарался выбросить из головы тяжкие воспоминания. Опасности и трудности неотделимы от жизни в глуши. В каждом караване, который вел на запад Дэвид, происходили подобные трагедии. Иногда он сам удивлялся, почему не бросает это занятие. Его дом в Орегоне не принес счастья Дэвиду и стоил ему жены и ребенка. Однако было что-то в этой новой земле, дарившее надежду, притягивавшее Дэвида и заставлявшее возвращаться.

Фостер усилием воли заставил себя вернуться к настоящему, когда Мэгги поднялась, не выпуская из объятий спящего малыша.

– Пойду уложу его. Такер мгновенно вскочил.

– Я пойду с тобой. Давай его мне, – шепнул он, забирая мальчика у Мэгги.

Сьюзен пожелала всем спокойной ночи и пошла за молодыми людьми. Через несколько минут Нил забрался в палатку, а девчушки исчезли в глубине фургона.

Дэвид, нерешительно мявший шляпу в руках, наконец поднялся.

– Мне, наверное, пора проверить, все ли в порядке в лагере. Спасибо за кофе, миссис Брениген.

– Всегда рады видеть вас, мистер Фостер, – улыбнулась Морин.

Черт бы все побрал, он чувствует себя перед ней мальчишкой-школьником.

– Доброй ночи, мэм, – пожелал Дэвид перед тем, как уйти.

Мэгги могла бы позволить Такеру самому донести Уиллса до фургона. Чтобы уложить мальчика в постель, достаточно и одного человека. Кроме того, его мать была рядом. Однако девушка почему-то продолжала идти рядом с Такером, не оглядываясь на Сьюзен. Вскоре мать с ребенком были уже в фургоне, и занавеска за ними опустилась.

Такер медленно, неторопливо направился к фургону Бренигенов. Но сердце Мэгги отказывалось биться медленно и неторопливо: девушка чувствовала себя так, словно поднимается на высокий холм или бежит с кем-то наперегонки. Оставалось в ужасе гадать, слышит ли Такер, как ее сердце громко колотится в груди.

Пытаясь прервать неловкое молчание, девушка спросила:

– Завтра мы отправимся в путь?

– Завтра воскресенье, – пояснил Такер, не глядя на нее. – Думаю, мы останемся здесь и получше просушим все вещи.

– О, я и забыла. Конечно, – кивнула Мэгги. Они наконец добрались до фургона.

– Похоже, все отправились спать, – заметил Такер, оглядывая затихший лагерь.

– Да… уже поздно.

– Небо прояснилось. Сколько звезд!

– Как красиво, – вздохнула Мэгги, подняв глаза.

– Мэгги…

Он сжал ее руку, не давая уйти:

– Расскажи мне о себе. О своей семье.

Ее кожа горела под его пальцами, и щеки пылали.

– Моя семья? – хрипло выдавила она, с трудом выговаривая слова. – Мне почти нечего сказать.

– Неужели совсем нечего?

Если он когда-нибудь узнает… если поймет, что все это время она лгала… что с ними будет?

– Нет, – поспешно повторила Мэгги, – нечего. Кроме того, что я скучаю по родителям. Доброй ночи, Такер.

И поспешно нырнула в фургон, прежде чем он смог ее остановить. Такер вздохнул, и Мэгги напряженно прислушивалась к звукам шагов, пока они не затихли. Только тогда девушка натянула одеяло до подбородка, не переставая думать о том, как трусливо себя повела. Но что могла она рассказать о родителях и дяде без риска выдать себя? Что знала об окружающем мире? Воспоминания о счастье, о жизни, полной радости и смеха в окружении родных и друзей, остались в далеком прошлом. Слишком долго Мэгги жила пленницей в темном пустом доме и никого не видела, кроме Рейчел.