Тут я сообразил, почему все близнецы, которых они тестировали, были молодыми людьми. Тот из них, который отправится к звездам, не состарится слишком сильно, он ведь будет двигаться почти со световой скоростью. Даже если он будет отсутствовать целое столетие, оно не покажется ему слишком длинным – а вот оставшийся близнец будет стареть. Им придется трястись над ним, как над королевской особой, сохраняя его в живых, – иначе их «радио» сломается.

Пэт сказал:

Млечный Путь, я иду к тебе!

Но мистер Говард продолжал свою речь:

– Мы хотим, чтобы вы все это тщательно обдумали, это самое важное решение в вашей жизни. На ваши плечи и на плечи таких же, как вы, из других городов, рассеянных по земному шару, на вас, представляющих крохотную долю одного процента рода человеческого, на плечи столь немногих возложена надежда человечества. Так что обдумайте все хорошенько и, если вас что-либо беспокоит, дайте нам возможность все вам объяснить. Не торопитесь принимать решение.

Рыжие девицы встали и, задрав носы, вышли из зала. Им не надо было говорить, чтобы стало ясно, что они не собираются иметь ничего общего с таким не женским, грубым и вульгарным занятием, как исследование космоса. Они шествовали в полной тишине, и Пэт сказал мне:

Вот идут матери первопроходцев. Это те, чья воля покорила Америку.

Когда девицы проходили мимо нас, он совсем разошелся и издал длинный неприличный звук, и я тогда только сообразил, что это не телепатия, потому что рыжие как-то напряглись и пошли быстрее. Раздались неуверенные смешки, а мистер Говард быстренько вернулся к делу, словно ничего такого не случилось. Тем временем я ругал Пэта.

Мистер Говард сказал, чтобы мы приходили завтра в обычное время и тогда представитель Фонда объяснит нам все подробности. Он предложил, чтобы мы приходили со своими адвокатами или (те из нас, кому не было восемнадцати, каковых было больше половины) со своими родителями и их адвокатами.

Пэта, когда мы уходили, прямо распирало, но у меня энтузиазм куда-то испарился. Посреди речи мистера Говарда меня наконец осенило: одному из нас придется остаться, и я знал, кто это будет, так же точно, как то, что бутерброд всегда падает маслом вниз. Возможные лишние тридцать лет меня не очень привлекали. Какой смысл провести эти тридцать лет упакованным в вату? Для того, который остается, уже не будет никакого космоса, даже в пределах Солнечной системы… А я даже не был еще на Луне. Я сделал попытку чуть притушить энтузиазм Пэта и пояснее нарисовать ему картину, потому что будь я проклят, если на этот раз я безропотно возьму меньший кусок торта.

– Слышь, Пэт, мы про это дело будем тянуть спички. Или монету бросим.

– Чего? Про что это ты?

– Ты прекрасно понимаешь, про что это я.

Он только отмахнулся от меня и ухмыльнулся:

– Ты, Том, слишком много мельтешишь. Они составят команды так, как им хочется. Мы тут ничего решать не будем.

Я понял, что он решил лететь, и я понял, что я проиграю.

Как и следовало ожидать, родители подняли шум. Любое обсуждение в семье Бартлеттов всегда напоминало зоопарк во время кормежки, а на этот раз оно достигло нового максимума. В дополнение к нам с Пэтом, Фейт, Хоуп, Чарити и родителям в совещании принимали участие довольно-таки свеженький муж Фейт Фрэнк Дюбуа и новый, с иголочки, ухажер Хоуп Лотар Зембрих. Двух последних можно было не считать, оба они казались мне прекрасными примерами того, до чего может дойти девица, желающая выскочить замуж, однако они тоже занимали какое-то место в комнате и по временам вставляли замечания, чтобы еще больше запутать дело. Но тут находился и мамин брат, дядя Стив, внезапно свалившийся на Землю в отпуск.

Именно присутствие дяди Стива и подтолкнуло Пэта вынести вопрос на общее обсуждение, вместо того чтобы уламывать папу и маму поодиночке. Оба они считали, что дядя Стив дурно на нас влияет, однако в то же самое время гордились им; его редкие визиты были всегда праздниками для нашей семьи.

Мистер Говард дал нам образец контракта, чтобы мы хорошенько ознакомились с ним дома. После обеда Пэт сказал:

– Кстати, папа, Фонд предложил нам сегодня новый контракт, на этот раз долгосрочный. – Он вынул бумагу из кармана, но передавать ее отцу не стал.

– Надеюсь, вы им сказали, что у вас скоро начинается учебный год?

– Конечно, мы им сказали об этом, но они настаивали, чтобы мы отнесли контракт домой и показали родителям. Ладно, мы и сами догадывались, что вы на это скажете. – Пэт начал засовывать контракт обратно в карман.

Я сказал Пэту телепатически:

Ты что, совсем дурак? Ты же заставил его сказать «нет», и теперь он уже просто не сможет отступить.

Нет, он еще не сказал «нет», ответил Пэт по внутренней линии связи. И не толкай меня под руку.

Папа уже тянулся за контрактом.

– Дай-ка я посмотрю эту штуку. Никогда нельзя принимать решение, пока не знаешь всех обстоятельств.

Пэт не спешил отдавать ему контракт.

– Тут есть пункт насчет стипендии, – признал он, – но только мы с Томом не сможем учиться вместе, как раньше.

– Это не обязательно и плохо. Вы с ним слишком зависите друг от друга. Когда-нибудь каждому из вас придется в одиночку встать лицом к лицу с грубым, равнодушным миром… и то, что вы будете ходить в разные школы, может оказаться хорошим начинанием.

Пэт вытащил контракт и раскрыл его на второй странице.

– Это здесь, в десятом параграфе.

Папа, как того и хотел Пэт, сначала прочитал десятый параграф, и брови его поползли вверх. Десятый параграф гласил, что первая договаривающаяся сторона, ФДП, согласна содержать вторую договаривающуюся сторону в любой школе согласно выбору второй договаривающейся стороны, принимая на себя все расходы в течение всего периода действия контракта или меньшего времени, если того пожелает вторая договаривающаяся сторона. Она согласна на то же самое в отношении третьей договаривающейся стороны после окончания активного периода контракта плюс индивидуальное обучение в течение активного периода. Вся эта хитро закрученная фраза была длинным способом сказать, что Фонд сейчас берет на себя обучение в школе того из нас, кто останется на Земле, а тот, кто отправится к звездам, будет учиться по возвращении… и все это в дополнение к нашим жалованиям, см. параграф семь.

И тогда папа перешел к седьмому параграфу, после чего брови его поднялись еще выше, а трубка выпала у него изо рта. Он поглядел на Пэта.

– Я правильно понял, что они собираются назначить вас двоих «техниками-связистами десятого разряда» при полном отсутствии опыта?

Дядя Стив выпрямился так резко, что чуть не перевернул свой стул.

– Брюс, ты сказал «десятого разряда»?

– Так тут написано.

– По тарифной сетке ФДП?

– Да. Не знаю уж, сколько это будет, но я слыхал, что обычно они нанимают работников, уже имеющих опыт по третьему разряду.

Дядя Стив присвистнул.

– Я просто боюсь сказать вам, какие это большие деньги, Брюс… на Плутоне только начальнику отдела электронщиков платят по тому же десятому разряду… и ему для этого потребовалось двадцать лет работы и докторская степень. – Дядя Стив поглядел на нас. – Ну, братки, давайте, колитесь. Куда они закопали труп? А может, это взятка? – Пэт не отвечал. Дядя Стив повернулся к отцу и сказал: – Не обращай внимания на мелкий шрифт, Брюс, просто пусть ребята подписывают эту штуку. Каждый из них будет получать больше, чем мы с тобой, вместе взятые. Не надо спорить с Санта-Клаусом.

Но папа уже читал мелкий шрифт, начиная с подпункта один-А до пунктов о штрафных санкциях. Написано все это было юридическим языком, но суть заключалась в том, что мы зачисляемся членами команды корабля, принадлежащего ФДП, на один рейс, вот только один из нас должен исполнять свои обязанности, оставаясь на Земле. Была еще уйма всяких оговорок, чтобы тот, кто остался на Земле, не смог отвертеться, но сути это не меняло.