Если мы внимательно проанализируем текст, то окажется, что способность хранить в голове таблицы Брадиса лишь отчасти способствовала превращению нищего мальчишки-фермера в капитана межзвездного лайнера. На самом деле всем изменениям своего социального статуса, вплоть до назначения капитаном, Макс был обязан исключительно своим личным качествам. Именно то, что в ключевые моменты жизни на корабле он делал правильный и честный выбор, сыграло свою роль.
События романа разворачиваются на довольно мрачном дистопическом фоне Земли, погруженной в очередной виток социального регресса. Это не тоталитарное государство, как в «Между планетами», это кастовое общество, где люди разделены непрошибаемыми барьерами профессиональных наследственных гильдий. В замкнутом пространстве космического корабля профессиональные барьеры отчетливо приобретают формы социальных барьеров, и прорыв героя через границы гильдий – с нижних палуб на верхние – это, по сути дела, социальный лифт, который становится возможен благодаря чудесному стечению обстоятельств и высоким моральным качествам флотских офицеров (ну разумеется!), способных на незашоренный взгляд на вещи. Хайнлайн, который ранее сам не раз повторял, что есть три способа решать проблемы: правильный, неправильный и флотский, вновь выводит в своей книге идеализированный образ флота, где могут прогнить отдельные веточки, но организм в целом – никогда.
В этом восхождении героя – главная мысль романа. Очищенная от субъективных особенностей, она звучит точно так же, как впервые прозвучала в 1939 году, в первом романе писателя, «Нам, живущим».
«Экономические системы – ничто, кодексы обычаев – ничто, если они не помогают человеку следовать за своим сердцем в поисках самореализации, искать смысл вещей, создавать красоту, находить любовь».
Макс отбросил и преодолел все многочисленные «ничто» и добился того, что считал целью своей жизни, – он стал звездным человеком и, как герои «Беспокойных Стоунов», отправился раздвигать границы человеческого космоса.
В космической экспансии, помимо источника высоких моральных стандартов, Хайнлайн видел решение мальтузианских проблем и единственный шанс на выживание человечества. В этом он был довольно жестким бескомпромиссным дарвинистом. «Трусы останутся дома, слабаки погибнут по дороге». Да и тем, кто окажется на пути человечества, придется несладко.
Вот любопытный факт, на который обратил внимание Алекс Паншин: в «Астронавте Джонсе» Хайнлайн вновь декларирует одну из своих радикальных максим, которая звучит примерно так: «Человек – самая жестокая, самая живучая тварь обитаемой Вселенной». Эта мысль высказывается в романе мимоходом; собственно, в ней вообще не было сюжетной необходимости, но автор счел нужным ее привести. Впервые эта максима была высказана главным героем в «Кукловодах» как эмоциональная угроза суперагента, противостоящего инопланетным захватчикам. Затем она войдет в качестве краеугольного камня в школьный курс выживания в романе «Туннель в небе». В «Астронавте Джонсе» она звучит как фоновая реплика в рассуждении о вьючных животных – они должны либо сдохнуть, либо подчиниться человеку. Латентный расизм Хайнлайна заслуживает отдельной статьи, поэтому здесь я просто брошу этот камень в пруд с крокодилами и поспешу дальше.
И еще пара слов о композиции. Роман закольцован, его первая и последние главы построены на общей локации, и от этого сдвиг во времени между первой и последней главой ощущается особенно сильно. Тому, кто не заметил взросления героя, последняя глава не оставляет шанса пропустить этот факт. Подобный прием Хайнлайн еще раз использует в «Туннеле в небо».
Редакторские шпильки
2 февраля 1953 года Хайнлайн написал первую строчку, 28 февраля – последнюю. Ни набросков, ни черновиков – это начало входить у него в привычку. Потом последовала обычная рутина по исправлению ошибок, сокращениям и тому подобное. В марте рукопись отправилась на рассмотрение в издательство. Она прошла практически без замечаний – если сравнивать с предыдущими скандалами, конечно. Его редактор Алиса Далглиш всего лишь пожаловалась литературному агенту Хайнлайна, что новоиспеченный отчим Макса слишком смахивает на опереточного злодея – он чуть не отлупил мальчика, едва с ним встретившись. Было бы более достоверно, если бы конфликт вызревал в течение нескольких недель или месяцев. К финальной главе тоже были кое-какие замечания. Замечу, что ябеду Алиса написала не самому Бобу, видимо опасаясь непредсказуемой реакции писателя на письмо с критикой. После «сексуального» скандала вокруг плоских кошек в «Стоунах» они плоховато ладили. Лертон тем не менее передал ее жалобу писателю:
24 марта 1953 года
Лертон Блассингэйм – Роберту Э. Хайнлайну
В издательстве хотят внести несколько маленьких исправлений в роман и надеются, что Вы не откажетесь их сделать. Они только в первой и последней главах. Далглиш считает, что отчим в первой главе похож на шаблонного злодея из дешевого ужастика, потому что врывается к мальчику и хочет избить его в первую же ночь после женитьбы на его матери…
Что касается последней главы, то она думает, что некоторые из их читателей не смогут полностью понять все, о чем Вы так бегло рассказываете в сцене возвращения героя на ферму. Сколько времени – земного времени – прошло? Кроме того, она хочет немного усилить тему штрафов – или любым иным способом заставить героя понести наказание за то, что он начинает свою карьеру как лжец. Здесь может помочь – если власть имущие оставят героя в должности астрографера (SIC!)… за то, что у него есть моральный стержень, побудивший его признать свою ошибку и с тех пор действовать во всех обстоятельствах как настоящий мужчина.
Они несерьезны, и я надеюсь, что Вы не откажетесь их сделать.
Разумеется, Хайнлайн вовсе не считал, что эти исправления несерьезны. То, что было бы правильным для романа объемом с «Гекльберри Финна», по его мнению, было совершенно неприемлемо для детской книги 50-х годов с лимитом в 70 000 слов. Он считал, что это снизит темп и добавит 15–20 тысяч слов к объему. А во-вторых, образ отчима был списан с реального прототипа из жизни (единственный в романе).
За три года до этого, когда Хайнлайн строил в Колорадо-Спрингс дом своей мечты, он вдрызг разругался с подрядчиком Альбертом Л. Монтгомери и даже подал на него в суд. Подрядчик в ответ пообещал его убить. Монтгомери был крут и скор на кулачную расправу, а кроме того, был заядлым браконьером и постоянно имел при себе пистолет. Так что Хайнлайн тоже повесил на бедро пистолет и несколько месяцев носил его напоказ.
25 марта 1953 года
Роберт Э. Хайнлайн – Лертону Блассингэйму
Теперь об изменениях, которые хочет мисс Далглиш: я думаю, что необходимо, чтобы [она. – С. Г.] написала непосредственно мне и подробно объяснила, каких изменений она хочет и почему и, в частности, что она хочет сделать для достижения этих изменений. Навскидку она, конечно, многого не просит, но, исходя из того, что Вы мне передали, я не уверен, что правки являются необходимыми или желательными.
…Я не говорю, что не буду делать это исправление, на самом деле я хочу сказать, что мне нужны чертовски убедительные аргументы… По-моему, эти изменения сильно ударят по драматургическому хронометражу истории. То, что я сейчас сделал на шести страницах, после предложенных правок расползется на несколько глав, вместо быстрого вступления получится очень медленное, и, в частности (что я больше всего ненавижу), изменится характер кризиса, который происходит в жизни мальчика. Вместо драматической ситуации, когда резко, в течение нескольких минут, у него из-под ног уходит почва, он окажется в положении, когда на него все сильнее и сильнее будет давить неприятная ситуация.
…Предложенные для концовки исправления будет не сложно сделать, последняя глава, как я и писал, разумеется, открыта для критики. Но (как обычно!) у меня есть замечание. Эта финальная глава коротка, потому что история на самом деле заканчивается чуть раньше, т. е. развитие персонажа уже завершилось.