Стакан водки и ломоть арбуза по утрам — эта деталь с легкой руки Николая Петровича прочно вошла в публицистический арсенал обличения Сталина и его семьи. Только самый ленивый журналист не использовал запущенного в оборот Старостиным яркого штриха, характеризовавшего деградацию личности сына вождя всех народов. Но нигде, ни в каком другом источнике я не смог найти подтверждения, что завтрак Василия состоял из столь необычных блюд. Нет доказательств ни в письменном, ни даже в устном виде.

Между тем, по рассказу Старостина, его постоянное присутствие в особняке непрерывно напоминало Василию о необходимости решать этот вопрос. Тем более что сама ситуация — проживание бывшего политзаключенного без всяких документов (паспорт был переслан в Майкоп) у члена семьи руководителя партии и государства — становилась двусмысленной и давала Берии прекрасный шанс для компрометации сына в глазах отца. Реального выхода для себя футболист не видел, нервы были напряжены до предела. Может быть, поэтому допустил ошибку: решил, несмотря на риск, снова повидать семью. Дождавшись, по его словам, когда Василий, уже основательно набравшись, уснул (будто действие происходило в каком-нибудь общежитии на стройке. — Н. З.), он незаметно выбрался в сад, перелез через ограду и оказался на Гоголевском бульваре. Оглянулся — никого. Свернул к Никитским воротам и пошел на Спиридоньевку. Воодушевленный тем, что так удачно обманул бериевских агентов, забыв об элементарной осторожности, остался ночевать дома.

Ровно в шесть часов утра раздался звонок в дверь, и два знакомых ему полковника (два полковника! В шесть утра! Словно обыкновенные участковые милиционеры! — Н. З.) вошли уже без всяких церемоний.

— Одевайтесь. Мы за вами. Почему вы не уехали, хотя давали подписку?…

— Не уехал потому, что мне не разрешил командующий.

— У нас есть указание отправить вас в Майкоп немедленно.

Старостин в очередной раз собрал чемоданчик, положил туда плащ, рубашки. И в сопровождении «почетного конвоя» прибыл на Курский вокзал. Буквально через несколько минут ему принесли билет и сказали:

— Следуйте до Краснодара. Там явитесь в городское управление МВД и получите направление в Майкоп и свой паспорт.

Потом один из полковников вышел в соседнюю комнату, и Старостин услышал, как он докладывал кому-то по телефону:

— Товарищ генерал, Старостин на вокзал доставлен. Отправляем его в Краснодар ближайшим поездом. Нет, не сопротивляется, ведет себя спокойно…

Старостин притулился в купе. Напротив еще трое. Вычисляет: который из них приставлен следить? Во время стоянки в Орле вдруг видит в проходе вагона знакомую фигуру начальника контрразведки Василия Сталина, которого встречал в особняке на Гоголевском бульваре. С ним стоял старостинский верный Санчо Панса — Василий Куров — и подавал чуть заметные знаки: мол, идите сюда. Когда Старостин вышел в тамбур, начальник контрразведки сказал:

— Николай Петрович, мы догнали вас на самолете. Василий Иосифович приказал любыми средствами вернуть вас в Москву.

— Мне нельзя в Москву.

— Николай Петрович, он вас ждет. Вы даже не представляете, как он рвет и мечет!

Поезд вот-вот тронется, надо что-то решать. Старостин пытается найти для себя последнюю зацепку:

— Там мои вещи. И, потом, за мной, скорее всего, следят.

— Черт с ними, с вещами и вашим шпиком. Надо лететь.

Была, не была! Старостин соскакивает с поезда. Бежит на привокзальную площадь. Там уже ждет «джип». Быстро в него — и на аэродром. Короче, когда футболист переступил порог кабинета Василия Сталина, то имел в прямом и переносном смысле очень бледный вид. Но тот не обратил на это никакого внимания. Истерично кричит:

— Кто?! Кто вас брал?

— Они не назывались, но в разговоре один из полковников упомянул фамилию Огурцов.

— Ах, Огурцов! Ну, хорошо…

Хватается за телефон и набирает какой-то номер. Из трубки слышится голос:

— Генерал-лейтенант Огурцов у аппарата…

— Вы не генерал-лейтенант Огурцов, вы генерал-лейтенант Трепло. Это я вам говорю, генерал-лейтенант Сталин!

Тот явно с испугом:

— Товарищ генерал! Что случилось?

— Я с вами разговаривал два часа назад. Спрашивал, где Старостин. Вы сказали, что не знаете, где он.

— Действительно не знаю.

— Как вы не знаете, когда вам докладывали с вокзала, что его отправили в Краснодар.

— Вас кто-то ввел в заблуждение.

И тут Василий, уже успокоившись, отчеканил:

— Меня ввел в заблуждение Старостин, который сидит напротив. Но вы должны знать, что в нашей семье обид не прощают.

И бросил трубку.

У Старостина, по его словам, одно желание — побыстрее умыться и отоспаться. Но командующий не унимается.

— Николай Петрович, сегодня «Динамо» играет с ВВС. Идите, пообедайте, и поедем на футбол. Сейчас мы их всех там накроем.

Игра пошла ва-банк. Подъезжают к «Динамо» — ворота стадиона настежь, все сразу навытяжку: «Здравия желаем, товарищ генерал!» Входят в центральную ложу, которая забита до отказа. При появлении Василия все поднялись с мест.

— Познакомьтесь, — говорит он Старостину, — это генерал Огурцов. А это, — обращается к генералу, — Николай Старостин, которого вы сегодня утром выслали из Москвы.

Побагровевший Огурцов демонстративно покинул ложу.

— Видите, — обратился ко всем Василий, — какой он нервный? Значит, чувствует свою вину.

Остальные офицеры последовали примеру Огурцова.

Присутствие Василия Сталина в первом ряду центральной ложи вызвало повышенное любопытство болельщиков на трибунах.

Василию не сиделось. Он сказал:

— Пошли, они все в буфете.

Вошли в буфет.

Генералы встали и ушли в ложу. Обслуга в недоумении. Никто ничего не понимал.

— Ну, все, — подвел он итог. — Выпейте кофе, а я добавлю водочки, и пойдем к команде. Считаю, что мы им отомстили.

После всего происшедшего Старостин более ясно осознал, в какую историю втянул его Василий, и даже не хотел предполагать, чем она может закончиться. Все осложнялось тем, что как раз в это время Василий был в опале: на рыбалке, когда он с друзьями глушил рыбу, осколками одной из гранат ранило его и убило военного летчика, говорили, что личного пилота Сталина. После этого отец очень рассердился на сына. Василий считал, что Берия преподнес этот инцидент специально в искаженном виде, чтобы поссорить его с отцом.

Через день Василий сказал Старостину за завтраком:

— Берия улетел из Пицунды. Отец остался там. Я сегодня вылетаю к нему. У меня есть несколько неотложных вопросов, и одновременно я постараюсь поговорить о вас. Будете дожидаться моего возвращения на базе. Никто вас там не тронет. Берите с собой жену и дочерей. С вами поедет мой адъютант Полянский. Отдохнете, половите рыбу в озере…

Для Старостина это предложение было заманчиво, потому что рядом, буквально в 18 километрах — деревня, где в то время жили его мать и сестры с детьми.

Василий вызвал майора Полянского.

— Возьмите в сопровождение две машины охраны. Одна из них пойдет впереди, другая — сзади. В середине поедет Николай Петрович с семьей.

— Что я должен делать, если по дороге люди Берии захотят арестовать Старостина, если они попытаются захватить его силой?

— Отстреливаться…

— Василий Иосифович, как отстреливаться? — вмешался Старостин. — Мы будем стрелять в чекистов, а они в нас? Я не поеду.

Тогда Полянский предложил:

— Мы можем долететь туда на двух самолетах. Там есть маленький аэродром. В воздухе Берия не сможет нас перехватить.

— Хорошо, действуйте. Но учтите, отвечаете за Старостина головой.

И вот младшая дочь (старшая из-за учебы осталась дома), жена, Куров, Полянский и футбольный тренер на двух самолетах приземляются на аэродроме.

Роскошная территория базы, прекрасное озеро, рыбалка… Это немного отвлекло от мрачных мыслей.

Через несколько дней позвонил из Пицунды Василий, сообщил:

— С отцом хуже. Врачи к нему не пускают. Не сегодня-завтра сюда опять должен прилететь Берия.