У Якуниной от страха снова запотели очки.
В два часа дня Ольга созвонилась с Астафьевым и договорилась встретиться с ним на обеде в «Руси».
— Что-то случилось? — спросил Астафьев, только глянув на задумчивое лицо Ольги.
— Садись, поешь. Я тебе заказала то же, что и себе.
— Так что же случилось? — спросил Юрий, покончив с первым блюдом.
— Не нравиться мне как себя ведет эта цыганка. В прошлый раз она бесилась как тигрица в клетке, а сейчас — это как будто только ее тень. На допросах сидит, зевает, все отрицает, или валит на своего этого сожителя, монстра. Мне что-то кажется, что она всех уже купила. Если ее снова выпустят в суде, то я не знаю что делать. Я тогда расстреляю эту сволочь прямо в зале суда.
Юрий чуть не поперхнулся котлетой.
— Ну-ну! Ты эти мысли выбрось из головы! Что это еще за самосуд!? Все будет хорошо. В этот раз она влетела по-крупному. Хочешь, я с тобой посижу на допросах?
— А ты найдешь время? — не поверила Ольга.
— Ну, с часок я выкрою.
В это время у него зазвонил мобильник.
— Да, Влада, — ответил Юрий, и у Ольги тут же высоко поднялись брови. — В «Руси», обедаем с Ольгой. Ну, с полчаса еще будем. Хорошо, приезжай.
— Чего ей надо? — нахмурилась Ольга.
— Не знаю, что-то срочное.
Влада поспела как раз к десерту.
— Фу, как я спешила!
Зарецкая бросила на стул рядом с ними свою короткую, голубую норковую шубку, попросила подошедшую официантку: — Минералки, большой стакан, и шоколадку.
Пока ждали заказ, Влада рассказала обо всех событиях, произошедших у них в психдиспансере этой ночью и утром.
— Жуть! — сказала Малиновская, и передернулась всем телом. — У меня даже мурашки по коже побежали. И так ваш диспансер не самое приятное место, а тут еще эти трупы!
Обилие трупов на Астафьева впечатления не произвело. Удивило совсем другое.
— Да, круто это все. Практически из жизни ушли все, кого мы могли привлечь к ответственности. Доктор, санитар, душитель этот. Я не понял только одного — как этот ваш санитар мог попасть под колеса машины? Доктор отравился, Дымчук этот ваш повесился, но он то чего? По своей воле шагнул под колеса?
Зарецкая отрицательно замотала головой.
— Это невозможно. Нельзя человека заставить броситься под колеса машины. Это может быть случайностью, но после всего, что я узнала о нашем милейшем докторе, я не удивлюсь ничему. Кстати, — Влада полезла в карман шубки и достала склеенный скотчем листок бумаги, — это я достала из корзины для мусора в кабинете Зильбермана.
Астафьев прочитал текст, и удивился.
— Тут что — подпись Самсонова?
— Да, но она подделана и очень грубо.
— А кто ведет следствие от прокуратуры?
— Молодой такой парень, с татарской фамилией.
— Касимов?
— Ну да.
— Маратик, — Юрий безнадежно махнул рукой. — Этот закроет все. Вот если бы он ее нашел, тогда бы, может, он и задумался.
— Ну, давай я ее обратно брошу, — предложила Влада.
Ольга и Юрий дружно засмеялись.
— А обыск в кабинете доктора производили? — спросила Ольга.
— Да, сразу после того, как я ее изъяла.
— Ну, тогда поздно.
Юрий нашел ещё кое-какие аргументы для доктора.
— Влада, учти, сейчас на ней уже и твои отпечатки пальцев. Так что ты тоже войдешь в число подозреваемых, — пояснил Юрий.
Зарецкая несколько нервно рассмеялась.
— Тогда не надо. К тому же, Самсонов уговорил наших патологоанатомов не вскрывать доктора. Они подмахнули диагноз инфаркт, а то, что там еще пустая пластина из-под «Страфонтина» в урне была, про это никто не знает кроме меня и Самсонова.
— А при чем тут "Строфантин"? — не поняла Ольга. Влада посмотрела на нее снисходительно, как шаман на непосвященного.
— А то, что десять таблеток, принятых одновременно вызовут сердечный приступ, а не купируют его. Тимофеевич в этот день только вышел на работу, не мог он за день сожрать столько «Строфантина». Если лопаешь такое лекарство, то тут же надо вызывать скорую. Вот, жук, выкрутился, а!
— Ты это про Зильбермана или Самсонова? — не понял Юрий.
— Ну да, по Лёню!
— Что ты его так невзлюбила? — удивилась Ольга. — Такой обаятельный мужик.
Влада искоса посмотрела на нее.
— Потому и невзлюбила. Говорят же: от любви до ненависти один шаг. И этот шаг я уже сделала. Кстати, у него завтра большой день. Защита!
— Ты поедешь туда?
— Конечно! Такое событие! Там весь бомонд психиатрии будет, из Москвы, из Самары Носачева ждут. Икру килограммами закупают. Мне интересно только одно — что Самсоныч будет делать с Ириной Ковалевской? Он же ее готовит на выписку. А куда ее выписывать? К бомжам? В подвал?
На этой ей никто не ответил. Ольга взглянула на часы, и поднялась.
— Пора. Надо попробовать допросить Могильщика, пока он не очухался после ареста.
Странно, но допрос Могильщика чем-то походил на допрос цыганки. Жора был спокоен, равнодушен, и соглашался почти со всем.
— Софья Романовна Зубаревская в своих показаниях указывает на то, что именно вы, были организатором вашего преступного тандема. Более того, по ее показаниям вы были в вашей шайке главным, и она только подчинялась вашим указаниям, — как автомат, мерно и без сбоев зачитала ему основные претензии Ольга.
— Да? Это Софочка так сказал? — со странной улыбкой спросил Могильщик.
— Именно так.
— Ну, значит, так оно все и есть.
— То есть, вы соглашаетесь с тем, что вы были в этот криминальном сообществе главным, а не простым телохранителем Зубаревской?
— Именно так.
Ольга откинулась на спинку стула, и пристально посмотрела в глаза Могильщика. За время допроса она сделала это первый раз. До этого она либо смотрела куда-то в сторону, либо в бородавку на лбу допрашиваемого.
— Георгий Иванович, а вам не обидно брать на себя все? Вы знаете, сколько вам за все это светит? — спросила она.
На губах допрашиваемого снова появилась улыбка.
— Как вас зовут? — спросил он.
— А вы уже забыли? Ольга Леонидовна.
— Оленька. Хорошее имя. Оленька, мне уже столько светит, что годом больше, годом меньше — все фигня. Вот так, Оленька.
Он с какой-то странной интонацией протянул это «Оленька», что Малиновская вспыхнула как факел своими розовыми щеками.
— Я вам не Оленька, для вас я Ольга Леонидовна! Следователь прокуратуры по особо важным делам.
— Хорошо, Оленька.
Она хотела что-то сказать, но поняла, что только льет воду на мельницу Могильщика. Она все больше злилась, а тот был издевательски спокоен и даже снисходителен.
— Вы понимаете, что ваше положение очень серьезно? — настаивала она. — Вам ставиться в вину смерть шести человек по улице Котовского, и трех по улице Лермонтова двенадцать. Это не считая того деда на Лермонтова, и четверых, погибших от метилового спирта.
— Ну, это не совсем так. По первому адресу там только четверо моих. Пацанов они замочили до меня. Да и вообще, это все была чистая самозащита.
— Так вы признаетесь в убийстве этих четырех человек? — не поверила своим ушам Ольга.
— Да признаюсь. Но я только защищался. Им была нужна моя башка, а я хотел ее сохранить.
В это время Попову принесли запрошенную им справку из БТИ о владельце квартиры на улице Строительной, дом шесть, квартира сорок. Прочитав ее, он чертыхнулся. Тут же он набрал номер телефона судьи Куликовой.
— Ольга, здравствуй. Я могу тебя разочаровать.
— Что, хочешь сказать, что квартира подписана на тебя? — Съехидничала судья.
— Нет, но и не на тебя тоже.
— Что, неужели она достанется этому дураку Копчику?! Или корейцу?
— Ни тому, ни другому. Она по-прежнему числиться за Николаем Паршиным. Сонька не успела переоформить её на себя. А это значит, что вчерашнее чудо в вонючих носках — законный преемник и владелец квартиры. Все документы, что эта сучка сунула нам — чистой воды подделка.
Куликова сматерилась, и такие слова из уст судьи Попов слышал в первый раз.