— Меня тут пригласили на официальный бал студенческого братства, вот я и не знаю, ехать мне или нет.

— Что, правда, что ли? Кто же это тебя пригласил?

— Хойт Торп.

Тут голос подала Эрика, которая сказала медленно и раздельно:

— Хойт — Торп?

Ее глаза были широко раскрыты от изумления, а на губах застыла недоверчивая улыбка.

— Нет, ты что, серьезно?

В первый раз за все время знакомства она напрямую отреагировала на что-то сказанное или сделанное Шарлоттой.

— Ну да…

— И где это у них в этот раз намечается? — Все те же вытаращенные глаза и то же неопределенное выражение лица — нечто среднее между изумлением и желанием съязвить и поднять собеседницу на смех.

Шарлотта сама удивилась, почему ответила на этот вопрос осторожно, словно бы чего-то опасаясь:

— В Вашингтоне…

«Как же… все-таки… достала… меня… эта… сучка».

— В Вашингтоне, округ Колумбия?

— Ну да, конечно…

— Как же это тебя, беднягу, так угораздило? — с деланным сочувствием спросила Эрика, сопровождая свои слова тем самым специфическим «гротонским» смехом.

— А ты не в курсе? Да, Шарлотта знакома с Хойтом Торпом, — пояснила Беверли, не удосужившись даже перейти с первой степени сарказма хотя бы на третью.

Зато Эрика не пожалела сарказма и, включившись в игру сразу на третьем уровне, сказала серьезным и озабоченным тоном:

— Да ты хоть знаешь, кого приглашают на эти официальные приемы… особенно в Сейнт-Рее… и особенно Хойт Торп? Надеюсь, ты поладишь с остальными сейнт-реевскими потаскушками.

— По поводу Хойта я не беспокоюсь, — заявила Шарлотта. — Вот нисколечко. Мы с ним уже во всем разобрались, и теперь он сто раз подумает, прежде чем сунуться ко мне… с тем… в общем, с тем, что вы имеете в виду. А про «остальных сейнт-реевских потаскушек» я ничего не знаю.

— Не знаешь — и хорошо. Ты, главное, сама такой не стань, — заметила Эрика.

— Кто? Шарлотта? Сейнт-реевской потаскушкой? — расхохоталась Беверли. — Да ты ее плохо знаешь! Она возьмет с собой пижаму и халат и потребует, чтобы спать ей постелили отдельно — на диванчике.

— Между прочим, я еще здесь, — огрызнулась Шарлотта. — А где я сплю, так это не ваше дело.

— Ах, какие мы обидчивые! И скрытные! — фыркнула Беверли.

— Ну извини, но я — не ты и не собираюсь объявлять по радио, где и с кем сегодня буду спать, — отрезала Шарлотта.

— Ой, я тебя умоляю! — воскликнула Беверли. — Не думай, что я так тебе все и рассказываю, но мне и в самом деле время от времени есть где и с кем этим заняться. Ну да ладно, мое дело предупредить: будь поосторожнее на этом официальном приеме, Шарлотта. Никто из парней не любит пай-девочек, особенно таких, которые их динамят.

Больше всего Хойт боялся опоздать. В вестибюле честеровского «Инна» он должен был встретиться с Рейчел… Рейчел… Рейчел… черт, ее фамилии он вспомнить не мог… а говорила ведь… Ну и ладно, кого в наше время интересуют фамилии?.. Рейчел… с ее пухлыми губами… Закрыв глаза, он как живые видел эти чувственные, манящие губы… В общем, чтобы не опоздать на встречу с обладательницей этих замечательных губ, он явился в гостиницу минут на пятнадцать раньше намеченного времени. Что ж, придется подождать, решил Хойт и подыскал к себе место в одном из уголков холла Администрация отеля, следуя последним тенденциям навязываемой «Шератоном» моды, выделила на первом этаже так называемую бизнес-зону, где были натыканы чуть ли не один на другой столы, стулья, диванчики, кресла, кофейные столики — в общем, все, что, с одной стороны, призвано создать комфортную, почти домашнюю обстановку, а с другой — обеспечить возможность провести пусть неофициальные, но необходимые переговоры с партнером или подождать, если ты пришел немного раньше. В результате бизнес-уголок представлял собой царство самым причудливым образом соединенных материалов — мрамора, пластика и дерева, покрытого разноцветным лаком.

Однако когда посетитель садился в кресло, вид вестибюля на уровне глаз в немалой степени терял свою гламурность и больше не поражал воображение человека двадцати с небольшим лет, привыкшего к беспорядку и запущенности общежития. Куда ни глянь — неисчислимое количество животов, свисающих над ремнями. Нет, Хойт, конечно, знал, что с возрастом многие мужчины полнеют, но чтобы настолько и так многие… лучше бы ему этого не видеть. Да что же это такое… неужели здесь нет ни одного нормального мужика? Действительно, такое зрелище не могло не произвести отталкивающего впечатления на молодого парня, который последние четыре года провел в Дьюпонте — в Дьюпонте, где хорошая физическая форма и спортивная фигура стали своего рода модной одеждой для мужчин и совершенно необходимыми атрибутами, чтобы чувствовать себя уверенно и претендовать на звание крутого парня. Присмотревшись к окружающим его разжиревшим типам, Хойт не без удивления обнаружил, что многие из них вовсе даже не старые пердуны, а люди среднего возраста, некоторым едва-едва перевалило за тридцать. Пусть их животы и не достигали таких патологических размеров, но в любом случае угадывались безошибочно и своих обладателей ничуть не украшали. Толстые пузатые мужики толпились в холле десятками и десятками, может быть, даже сотнями. Судя по одинаковым бейджикам, приколотым к рубашкам, все они дожидались открытия какой-то бизнес-конференции. Рубашки, да и вообще их одежда — это была отдельная песня. Судя по всему, когда этих толстых уродов приглашали на конференцию, то указали желательную форму одежды: «Свободный стиль для уикенда». Вырядились эти красавцы кто во что горазд: спортивные рубашки с коротким рукавом, рубашки поло, кашемировые свитера с треугольными вырезами, надетые прямо поверх футболок, и неизменные твиловые рубашки цвета хаки «для охоты и рыбалки» — естественно, все это без пиджаков. В общем, каждый позаботился о том, чтобы продемонстрировать всем не только свое брюшко, но и ссутуленные плечи, двойной подбородок, дряблую шею и бледные руки. Самым удивительным показалось Хойту то, что никого абсолютно не беспокоил внешний вид; никто здесь не стеснялся ни себя, ни себе подобных. Обрюзгшие сгорбленные мужики радостно болтали о чем-то, напоминая при этом большое стадо индюков.

На этом фоне Хойт, естественно, чувствовал себя королем: крепкий, высокий, немало позанимавшийся на тренажерах парень посреди царства рыхлой и дряблой плоти. Хойт непроизвольно презрительно ухмыльнулся и вдруг чуть не подпрыгнул на месте, когда ему плечо легла чья-то рука.

Прямо за его креслом с чуть смущенным выражением на лице стояла та самая горячая красотка из «Пирс энд Пирс» — Рейчел.

— О Господи… я тебя напугала.

Да, вот это улыбка! А нежная белая кожа — она так и сияет. Сегодня Рейчел выглядела еще соблазнительнее, чем накануне вечером: на ней был тот же самый деловой черный костюм и черный свитер с треугольным вырезом — хотя нет, на этот раз вместо свитера — черная шелковая блузка с вырезом еще шире и глубже вчерашнего. Та белая плоть, что открывалась взгляду в глубинах этого выреза, вообще не поддавалась описанию. Особую пикантность аппетитному образу Рейчел придавала очень тонкая золотая цепочка на шее — нет-нет, не та, что вчера, похожая, но другая, украшенная лишь одинокой маленькой жемчужиной, которая словно шептала: «Эта тонкая нить — все, что останется между тобой и моим телом, моей белой кожей, если… если…»… если, конечно, не считать чистой случайностью то, что она накрасила глаза совсем не в соответствии со строгими правилами делового этикета, а в таинственно-вечернем стиле, да и волосы у красотки были уложены слишком эффектно для чисто деловой встречи — такие шелковистые, блестящие, пышные…

Стоп! Прежде чем Хойт нашелся, что сказать, она успела обойти его кресло и протянуть ему руку. Что ж, деловое рукопожатие? Пожалуйста.

Честер никогда не славился своими ресторанами. В общем-то, тот, что располагался на первом этаже отеля «Инн», считался, пожалуй, лучшим из них. По крайней мере, другие рестораны города старались равняться на его кухню. Естественно, в обеденное время здесь яблоку было негде упасть, и метрдотель едва ли не с гордостью объявил, что свободного столика на двоих у него не найдется. И тут Рейчел из «Пирс энд Пирс», издав почти кошачье шипение, показала, на что она способна: