— Вернон!
— Эй, Вернон!
— Вернон, мы здесь, наверху!
Для Джоджо эти крики были как отрезвляющий холодный душ. Несколько испуганно он посмотрел… наверх. Они — болельщики, поклонницы, сотрудники университета — все они переживали за Вернона Конджерса и поддерживали его. А ведь этот парень еще не сыграл ни одного матча за Дьюпонт и вообще ни за одну команду первого дивизиона! Наверное, он им просто понравился: этакий красавчик, если, конечно, пучок засаленных косичек соответствовал представлениям болельщиков о красоте. Точно, подумал Джоджо, это они кричат авансом, из-за его нестандартной внешности. И потом, нельзя забывать, что этого парня хорошо знали благодаря слухам, прокатившимся среди болельщиков еще весной, полгода назад: тогда говорили, что восходящая звезда баскетбола не пойдет в колледж, а рванет прямо в профессионалы. Естественно, все это были лишь спекуляции журналистов. Но такая шумиха, понятно, пошла сопляку на пользу: вот около него уже ошивается целая орава поклонниц и болельщиков.
Миновав наконец «полосу препятствий», молодые боги скрылись за дверями раздевалки.
«Знаешь, что я тебе скажу?
Мудак ты хренов и козел, вот так!
Я тебя достану и отымею в рот.
Что поджал член и дрожишь, урод?
Нечего выпендриваться, если кишка тонка.
Въехал, что я тебе сказал?»
Рэп Доктора Диза перекатывался из одного угла раздевалки в другой. Рэп, включенный на полную катушку, орал и надрывался в раздевалке всегда. Звучал он отовсюду, сразу со всех сторон, и не только потому, что тут был установлен шикарный музыкальный центр со стереозвуком, но и потому, что эта территория принадлежала им — чернокожим гигантам. Привилегия выбирать компакт-диск, который будет проигрываться бессчетное количество раз, принадлежала капитану. В этом году капитаном был Чарльз. Он хотя и перешел из стартовой пятерки во вторую, но по-прежнему пользовался в команде непререкаемым авторитетом. Не было тут никого круче Чарльза, которого игроки могли бы назвать самым отмороженным. Что касается музыки, в этом Чарльз был, по мнению Джоджо, просто циничным соглашателем: хотят ребята слушать рэп — пусть получат рэп… самый отвязный, бандитский, самый грязный и омерзительный рэп, какой только можно найти на CD. Кёртис же клялся, что видел, как Чарльз выходит из Оперного театра Фиппса после концерта, на котором какой-то белый симфонический оркестр из Кливленда «пиликал» Дюка Эллингтона и Джорджа Гершвина. Это доказывало, с точки зрения Кёртиса, что на самом деле Чарльз любит слушать всякое дерьмо. Однако в раздевалке после тренировки Чарльз в очередной раз запустил Доктора Диза. Этот исполнитель был совершенно антисоциальным и к тому же омерзительно безвкусным, и у Джоджо родилось подозрение, что на самом деле Доктор Диз откровенно прикалывается над публикой, на самом деле просто пародируя жанр рэпа. Он рифмовал, например, «пошел на…» с «козел ты…», и это были еще самые приличные слова: встречались у него и другие, которые даже дьюпонтовские победители национального чемпионата по баскетболу никогда не решились бы произнести вслух на людях. Больше того, они даже не всегда понимали, что там поет — или говорит? — Доктор Диз, закручивая очередной матерный оборот…
«Знаешь, что я тебе скажу?
Полицию, козел, собрался вызвать? Да засунь себе член в задницу,
Ты уже обосрался от страха, слышишь, как плюх-плюхается твое дерьмо?
Вытри свой член, он весь в каком-то вонючем шоколаде.
Трахни, мудак, сам себя в задницу, а потом сделай себе минет.
Въехал, что я тебе сказал?»
Вот такая музыка гремела сейчас в раздевалке. Другое дело, что само помещение, где переодевались игроки и где хранилась их форма, было оборудовано куда более роскошно, чем даже могли себе вообразить тысячи болельщиков, наблюдавших за игрой «случайно собравшихся побросать мяч» студентов. Даже шкафчики для одежды здесь были не металлические, а из полированного дуба, сохранившего свой естественный светлый цвет и текстуру. Каждый шкафчик имел девять футов в высоту и три с половиной в ширину, двустворчатые дверцы были набраны из планок наподобие жалюзи. Внутреннее пространство шкафов было устроено толково и со вкусом: полки, подставки для обуви, плечики из бука и даже лампы подсветки, включавшиеся в тот момент, когда открывались дверцы. Внизу, на самом дне каждого шкафчика, круглосуточно светилась флюоресцентная трубка, благодаря которой все оставленные в шкафу вещи были всегда сухими. На дверцах шкафчиков были привинчены полированные латунные таблички с выгравированными именами игроков, и над каждой из них красовалась большая, высотой в фут, фотография, сделанная на площадке во время игры и вставленная в дубовую рамку. Фотография Джоджо была получена из архива рекламного отдела Студенческой спортивной ассоциации. На этом снимке он был запечатлен взметнувшимся выше частокола вытянутых черных рук и забрасывающим мяч в кольцо. Джоджо очень любил эту фотографию.
Войдя в раздевалку, он увидел, что четверо чернокожих игроков — Чарльз, Андре, Кёртис и Кантрелл, — все как один бритые наголо, стоят около шкафчика Чарльза и что-то обсуждают. Джоджо просто не мог не подойти. Побороть в себе это искушение было выше его сил… А вдруг удастся получить еще одно подтверждение того, что он, Джоджо Йоханссен, парень не промах и что у него кишка не тонка постоять за себя, хоть он и белый.
Подойдя поближе, Джоджо услышал возмущенный голос Чарльза:
— Что он сказал? Да какое дело этому козлу до моих оценок? Какое, на хрен, его собачье дело? И так всем ясно, что он козел хренов, так еще в чужие дела суется.
Андре издевательски ухмыльнулся:
— Слушай, Чарльз, мне-то что — за что купил, за то и продаю. Он сказал: ты каждый вечер шляешься в библиотеку и допоздна трахаешь там какие-то книжки. Говорит, видел тебя.
— Хрен там он меня видел. Как этот мудак мог меня видеть в библиотеке, если сам даже не знает ни хрена, где она находится. Он и слова-то такого не знает. — Чарльзу явно изменили самообладание и всегда присущая ему самоирония. Еще бы: его только что обвинили не просто в том, что он получает хорошие оценки (ходили слухи, что его средний балл перевалил за три с половиной), но что он старается их получить, а это было куда как позорнее. — Да что вы этого кретина слушаете? Говорит, я сижу за книжками? Да этот козел хоть знает, как книжка-то выглядит? На что она похожа? Этот мудозвон до сих пор на пальцах считает, и то дальше одного не продвинулся. — Для иллюстрации своего тезиса Чарльз выставил средний палец.
— Ой-ёй-ёй! — протянул Кантрелл. — Послушал бы тебя Гил, он бы, наверное, обиделся.
— Твою мать, да пошел он на хрен со своими обидами. Пусть себе задницу пальцем заткнет, чтобы при людях не обделаться. Он, дебил, до сих пор в кровать писается, а туда же, о моих оценках болтает…
— Эй, парень, — обратился к капитану Кёртис, — а может, расколешься, какие такие оценки ты в последнее время получать стал? Или это что-то личное?
— Ха-ха-ха-а-а-а-а-а! — Смех Андре донесся откуда-то из глубин его живота. — Слушайте, парни, а может, нам скоро и пиши-читаи не понадобятся? У нас ведь есть Чарльз.
Джоджо, подойдя к веселой компании, вступил в разговор:
— Да ты не бери в голову, Чарльз. Что-что, а учиться ты умеешь!
Он посмотрел на остальных, рассчитывая если не на взрыв смеха, то хотя бы на одобрительную улыбку. Ведь он обыграл обычную присказку, употребляемую в качестве похвалы: «Что-что, а играть ты умеешь». Но реакции на его шутку не последовало. Вообще никакой.
— Ты чо, Джоджо? — спросил его Чарльз бесцветным голосом. Он всегда и всех так спрашивал: «Ты чо?» вместо «Ты чего?»
