— Я говорю об этом вовсе не для того, чтобы вызвать в ваших сердцах восхищение их смелостью, — сказал Старлинг. — На самом деле все совсем… нет, не наоборот. Я бы сказал, используя термины логики, что мои доводы являются так называемым обратным суждением, то есть суждением, полученным путем инверсии. Постарайтесь перенестись в ту эпоху. Друзья, близкие, коллеги — все страшно переживали за этих экспериментаторов, но перед нами есть как минимум три примера: Уолтер Рид, Хосе Дельгадо и мадам Кюри. Их объединяет стопроцентная уверенность в истинности полученных эмпирическим путем знаний и во всеобъемлющей власти логики. Все трое — своего рода адепты новой мировой религии — рационализма, которой к тому времени не исполнилось и двух веков… Впрочем, в прошлый раз мы достаточно подробно остановились на этой теме. Так вот, проводя свои опыты, ученые испытывали не больше страха, чем фокусник, глотающий огонь на глазах у изумленной публики. Трезвый расчет, осторожность и меры безопасности на случай непредвиденного развития ситуации — вот залог успеха в таком эксперименте. Тем не менее я полагаю, что метод, которым Дельгадо доказывал правоту своей точки зрения, производит неизгладимое впечатление, особенно в наши дни.
На экране появилось изображение арены для боя быков. На трибунах можно было насчитать от силы дюжину зрителей. Фотограф сделал снимок как раз в тот момент, когда стоявший у самого края арены огромный бык бросился в атаку. Объектом нападения был человек в белой рубашке, спокойно стоявший с противоположной стороны арены и державший в руках, примерно на уровне талии, какую-то маленькую черную штуковину. В аудитории не было слышно ни звука, кроме голоса мистера Старлинга. Шарлотта была полностью поглощена слайдом на экране и пояснениями преподавателя. В этот момент для нее не существовало ничего больше — ни в этом зале, ни в целом мире. Не было ни Хойта с его рукой, ни Эдама с беспокойно растопыренными губами, ни Джоджо с собачьим выражением лица. Таинственный непостижимый мир, Эльдорадо, о котором Шарлотта Симмонс мечтала, поступая в Дьюпонт, наконец начал обретать перед ней реальные черты.
— Это Хосе Дельгадо, — объяснил мистер Старлинг, — а это — андалузский бык весом примерно в две тысячи фунтов… а это… видите эти штуки, торчащие у него из спины? Это пики, которые пикадоры, — надеюсь, вы знаете, что означает слово пикадор? — воткнули, чтобы разозлить быка.
— Ка-кой у-жас! — Этот возглас возмущения издала девушка, сидевшая где-то в нижних рядах амфитеатра. Понять причину всплеска ее негодования для Шарлотты не составило труда. В кампусе было немало людей, защищавших права животных, и у некоторых даже поехала крыша на этой почве. — Это… же… ужасно! Это… не-до-пус-ти-мо!
Мистер Старлинг, стоя на кафедре, сказал довольно резким тоном:
— Это ваша реакция на появление в поле вашего зрения элементов другой культуры? Я уверен, что уже упоминал: Хосе Дельгадо был испанец, а если я об этом не сказал, то уточню: эта арена для боя быков находится в Мадриде. Испанская культура гораздо старше нашей, примерно лет на тысячу с лишним. Вы, конечно, имеете право не принимать и не любить ее. Более того: вы абсолютно свободны в том, чтобы не признавать ни одну из культур, отличающуюся от вашей собственной. Не будете ли вы так любезны составить нам список тех иностранных культур, которые вызывают у вас наибольшую неприязнь?
По амфитеатру прокатилась волна негромких одобрительных смешков. «Неплохо вы ее отшили, мистер Старлинг. Тонкая работа». Пренебрежительное отношение к другой культуре, особенно того народа, который меньше вашего преуспел в достижении высокого уровня жизни, а также навешивание ярлыков, которые могли бы свидетельствовать о ваших религиозных, социокультурных или национальных предубеждениях, считалось по неписаной шкале дьюпонтских грехов еще более серьезным пороком, чем жестокое обращение с животными.
Мистер Старлинг вернулся к теме лекции.
— Итак. То, что мы видим на этой фотографии, не так важно, как то, что предшествовало этому моменту. — Элегантный взмах руки в сторону экрана. — Снимок был сделан в тысяча девятьсот пятьдесят пятом году. К этому времени Дельгадо был известен не столько как нейрофизиолог, сколько как нейрохирург. — Отвернувшись от экрана, профессор обратился к сидевшим в аудитории студентам: — Кто-нибудь может рассказать мне, каков был в то время уровень развития науки о человеческом мозге вообще и нейрофизиологии в частности?
Желающих ответить не нашлось. Ни одной поднятой руки. Шарлотта мысленно проклинала себя. Если бы она занималась как положено — прочла бы первоисточники, как рекомендовал ей мистер Старлинг, и вообще была такой студенткой, какой ей следовало быть, — у нее сейчас появилась бы прекрасная возможность продемонстрировать окружающим и в первую очередь преподавателю свои познания. Тем временем мистер Старлинг держал выразительную паузу, все еще окидывая взглядом класс…
Наконец он сдался и сам дал правильный ответ:
— Что ж, смею вас заверить, что такой науки, как физиология мозга, в то время практически не существовало. Изучение мозга было заброшено как бесперспективная область. Увы, к таким последствиям привело всеобщее увлечение фрейдизмом, в том числе как медицинским направлением. В самом деле, если психоанализ является лучшим и единственным лекарством при любой дисфункции мозга, выражающейся в нарушении мыслительной деятельности и норм поведения, то зачем терять время на препарирование жалкого комка живой плоти, являющегося всего лишь материальной средой обитания для человеческой психики? Такой взгляд господствовал тогда в психологии и медицине. Фрейд, возможно, сам того не желая, просто заморозил изучение мозга на целых полвека, особенно в нашей стране, которая к тридцатым годам прошлого столетия стала, если хотите, штаб-квартирой приверженцев теории и методов Фрейда. Дельгадо был по тем временам редким исключением. По его глубокому убеждению, невозможно понять человеческое поведение без досконального изучения работы мозга как материального носителя психики. Сегодня это кажется очевидным. Более того, это уже стало аксиомой. Но в те годы так считали немногие. Дельгадо разработал способ создания своего рода карты мозга — то есть определения тех его участков, которые отвечают за различные стороны поведения. Для этого он использовал стереотаксические имплантаты — вживляемые в мозг иглы-электроды, на которые можно подавать ток определенных параметров.
Громкий возмущенный вздох — скорее всего, это опять отреагировала девушка, которая вскрикнула, когда мистер Старлинг упомянул о корриде и пикадорах. Но на этот раз она ничего не сказала, и преподаватель не обратил на нее внимания.
Он снова сделал эффектный жест в сторону экрана.
— В данном случае Дельгадо вживил электрод в так называемое хвостатое ядро мозга быка Этот участок мозга находится прямо под мозжечковой миндалиной. Как вы видите, бык не просто разозлен, но взбешен. Он не готовится к броску — он уже нападает. Когда же эта разъяренная туша приблизилась к Дельгадо на щекочущее нервы расстояние, тот одним едва заметным движением пальца нажал на кнопку вот этого радиопередатчика, и в тот же миг уровень агрессивности животного понизился до нулевой отметки… — профессор щелкнул пальцами, — …вот так. Момент инерции у такой колоссальной туши значителен, вот почему бык преодолел оставшееся расстояние до человека, не сумев вовремя затормозить. Представьте себя на месте Дельгадо: каково это, когда на вас рогами вперед несется тонна говядины.
На экран спроецировался другой слайд.
— Обратите внимание: бык находится примерно на расстоянии фута от Дельгадо, с другой стороны. Можно заметить даже на фотографии, что животное не несется во весь опор, а идет шагом. Это хорошо видно по положению его ног. Точно так же можно определить и его эмоциональное состояние. Гнев исчез. Голова быка поднята, он не нападает и не угрожает. Если по одному снимку это сразу не понятно, то я поясню: несшийся на человека бык изменил траекторию движения, чтобы обойти препятствие, которое перестало вызывать у него раздражение.
