Бар «И. М.» находился неподалеку от «Пауэр пиццы» и прочих кафе, фастфудов и просто забегаловок, ориентированных в основном на студентов. Все эти клубы и кафе выстроились вдоль дороги, которая вела от кампуса к ближайшими городским кварталам — фактически трущобам, прозванным студентами Городом Бога — по названию культового фильма о бандах подростков-убийц из фавел Рио-де-Жанейро. В общем, ехать туда было недалеко, и при других обстоятельствах подобная прогулка на шикарном внедорожнике была бы Шарлотте даже в радость.
По дороге Шарлотта поинтересовалась у Беверли:
— А что они тебе так сдались, эти игроки в лакросс?
— Как это — что сдались? — возмутилась Беверли и отвернулась, глядя в окно. Судя по всему, ответ на вопрос был настолько очевиден, что ей и в голову не пришло пускаться в какие бы то ни было объяснения.
Выждав еще некоторое время, Шарлотта спросила:
— Как его зовут-то?
Беверли уставилась прямо перед собой в ветровое стекло и даже не повернулась к собеседнице.
— Как зовут? — В этот момент ее лицо помрачнело, и она снова разразилась слезами.
— Слушай, может все-таки вернемся домой? — предложила Шарлотта. — Ляжешь спать, а завтра видно будет. Ну что, поехали?
— Нет! — Беверли немедленно перестала плакать, но так и не сподобилась ни посмотреть в сторону Шарлотты, ни хотя бы стереть с лица слезы, промывшие на ее щеках целые дорожки в слое тонального крема, пудры и прочей штукатурки. — Ничего, зато я знаю, в какой комнате он живет. Это в общаге колледжа Лэпхем. Они все живут в Лэпхеме! Вся команда по лакроссу! — Посмотрев наконец на Шарлотту, Беверли заявила: — И он действительно сегодня надрался в хлам. — («Неужели ты не понимаешь?») — Они говорят со мной, только когда напьются! — («Ну пойми же ты меня, пожалуйста, пойми!»)
— Ты вроде бы сказала, что он был в «И. М.».
— Ну да, он там! Из какой же другой задницы я бы приперлась домой в таком виде?
Шарлотта притормозила перед входом в бар «И. М.». В это время улица была почти пуста. Лишь несколько машин, припаркованных на ночь, стояли вдоль тротуаров. Беверли открыла дверцу и едва не вывалилась из машины. Оторвав пятую точку от сиденья, она лихо поставила правую ногу на подножку, но высокий каблук скользнул по металлу, и девушка едва не пропахала асфальт собственным носом. Удержаться на ногах ей позволило лишь то, что она успела уцепиться за дверную ручку. На несколько секунд она просто зависла в позе потерявшего равновесие конькобежца, а затем, собравшись, все же зашагала к дверям бара, явно прикладывая немалые усилия к тому, чтобы ее длинные ноги шли туда, куда хочется ей, а не самим ногам и особенно — не каждой ноге в отдельности.
— Давай-ка я с тобой прогуляюсь, — сказала Шарлотта.
— Нет! — В голосе Беверли звучало благородное возмущение, почти всегда свойственное пьяным, когда им предлагают помощь и заботу.
Вход в бар был подсвечен снаружи вмонтированными в тротуар светильниками-прожекторами. На мгновение они выхватили из темноты светлые волосы Беверли, ее вишневую рубашку и торчащие из низко сидящих черных облегающих брюк костлявые бока. Большие стеклянные двери раздвинулись при ее приближении, и из-за них донеслись грохот ударных, какие-то электронные аккорды и завывания вокалиста, похожие по тембру на ломающийся голос подростка, стремящегося петь хриплым басом, как морской волк на пенсии, успевший за долгую жизнь прокурить все легкие и проспиртовать всю глотку… Затем двери закрылись. Шарлотта не стала глушить мотор машины. «Что я здесь делаю?.. Половина третьего ночи…»
Беверли вернулась неожиданно быстро, хотя и держалась на ногах все так же нетвердо. Открыв дверцу джипа, Беверли обрушила на Шарлотту поток слез, стонов и всхлипов.
— Его… там… нет… — Слово «там» она умудрилась разделить на два длинных, жалобных, пропитанных слезами слога.
— Ну и ладно, это и к лучшему, — сказала Шарлотта, почувствовав едва ли не материнскую жалость к соседке. — Давай, садись, сейчас домой поедем, ты поспишь…
— Нет! Я должна его найти! Он ведь говорил… говорил со мной! Ничего, я знаю, где он живет. Вези меня в Лэпхем. Вези-вези, кому говорю!
Беверли проговорила это таким голосом, что Шарлотта не решилась возразить. Кто ее знает, как поведет себя эта ошалевшая от выпитого и от жалости к себе верзила, если начать ей перечить. Шарлотта решила, что наименьшим злом в такой ситуации будет поездка в общежитие колледжа Лэпхем. Это здание знал весь университет слишком уж буйная была фантазия у работавшего в стиле барокко архитектора, украсившего гигантскими горгульями углы парапета. Дорога по ночным улицам не заняла много времени, и вскоре джип уже замер под резким светом уличных фонарей, с разных точек подсвечивавших эффектно — до безвкусицы — декорированное здание со множеством колонн, арок и барельефов.
На этот раз Шарлотта настояла на том, чтобы сопровождать Беверли. Она не столько волновалась за соседку, сколько не хотела оставаться в неизвестности: сидеть в машине до утра или возвращаться домой.
По всему выходило, что Беверли не впервой появляться в этом общежитии. Она прямиком направилась к боковому входу и одним движением, на ощупь, набрала номер на кодовом замке. Раздалось глухое жужжание, и Беверли открыла тяжелую, частично обитую металлом дубовую дверь. Вслед за Беверли Шарлотта перешагнула порог и оказалась в небольшом, но высоком вестибюле, отделанном в готическом стиле. Прямо перед ними уходила вверх узкая каменная лестница, путь направо преграждала еще одна дубовая дверь, а слева горела кнопка возле металлических раздвижных дверей лифта Ждать его пришлось чуть не целую вечность. При этом Беверли беспрерывно чертыхалась вполголоса, а разразиться потоком нецензурной ругани ей, по всей видимости, мешало лишь присутствие Шарлотты. Наконец, лязгая и скрипя какими-то вконец изношенными железяками, лифт добрался до первого этажа, и девушки зашли в кабину. Беверли ткнула пальцем в кнопку с цифрой 4, и лифт неторопливо пополз вверх. Когда он остановился и дверцы открылись, Беверли чуть не вывалилась в образовавшийся проем. С трудом удержав равновесие, она вышла в коридор и звонко зацокала каблуками по гладкому полу. Ни о какой ритмичности этих звуков не могло быть и речи. Беверли мотало от одной охристо-желтой стены к другой, она то спотыкалась, то начинала семенить мелкими шажками, то вдруг чуть не пустилась галопом. Посередине коридора девушка остановилась, прислонилась к двери — как поначалу показалось Шарлотте, первой попавшейся, — и внезапно забарабанила в нее кулаками. К счастью, все двери в этом здании были чрезвычайно толстые, так что по коридору разносились не раскаты грома, а всего лишь глухие шлепки. Понимая, что произвести впечатление на весь этаж одними ударами в дверь не удастся, Беверли разревелась и закричала во весь голос:
— Харрисон! Открывай! Я знаю, что ты здесь! Харрисон!
В ответ открылось несколько других дверей дальше по коридору, и из них высунулись головы парней, чей сон был потревожен криками Беверли; увидев, что это всего лишь пьяная девица, они спокойно закрывали двери и возвращались к тому, от чего их оторвали. Однако из-за двери, в которую ломилась Беверли, увы… не донеслось ни звука.
Шарлотта отошла на несколько шагов в сторону, чтобы хотя бы зрительно дистанцироваться от своей пьяной соседки. Беверли ткнулась лбом в дверной косяк и зарыдала во весь голос. Неожиданно в припадке ярости она сняла туфли и стала колотить в дверь обоими каблуками. Стерпеть такой грохот было уже невозможно. Дверь распахнулась, и на пороге появился высокий стройный парень, на котором не было ничего, кроме боксерских — или спортивных? — трусов. Этот спортивного покроя наряд выгодно оттенял телосложение незнакомца Получив неплохую фигуру от рождения, он, по-видимому, приложил немало усилий, чтобы привести ее в действительно впечатляющую форму. Такую рельефную мускулатуру плеч, груди, рук и живота можно было заработать, только не один год качая железо. Переведя взгляд с эффектных «кирпичиков» брюшного пресса на узкое, обрамленное вьющимися темно-каштановыми волосами лицо, Шарлотта поняла, что парень явно недоволен происходящим и к тому же хочет спать. Уразумев, что перед ним не кто иная, как Беверли, парень встал на пороге почти в боевую стойку. По крайней мере, впускать ее в комнату он определенно не собирался.
