Она едва не задохнулась от изумления, не ожидая от него столь жестоких слов.

Он сглотнул, и его губы сурово сжались.

– Джейн и Джулия… Я не могу допустить, чтобы их коснулась даже тень скандала… скандала, который, несомненно, ожидает тебя, если ты не откажешься от общения с Рэмси.

С трудом удержавшись от резкости в ответ на его лицемерные слова, Пруденс повернулась и вышла из комнаты.

Она поднялась к себе, но не затем, чтобы лечь спать. Тимоти пригрозил указать ей на дверь. Только что он сжимал ей бедро и в следующую же минуту пообещал выгнать ее из своего дома, если она не прекратит встречаться с Рэмси. Что же ей делать? У нее не было на примете никакого места. Как не было и никого, к кому бы она могла обратиться за помощью, по крайней мере из родственников. Но попытаться все же стоило. Вздохнув, она взяла в руки перо и села за письма.

В письме кузине она написала, как дорого она ценит гостеприимство, оказанное ей в ее доме, подробно объяснив, почему она больше не желает быть обузой для семьи Маргрейв. Жизнь, писала она, это путешествие, и сейчас их дороги расходятся. В конце она настоятельно рекомендовала Эдит пройти курс лечения в банях Махомеда в Брайтоне. Вложив в письмо коротенькую записку для Джейн и Джулии, она со вздохом запечатала конверт.

Затем, вновь очинив перо, она окунула его в чернильницу и принялась за письма всем, кого знала или с кем была связана родством, объясняя свое желание найти новое место. Это заняло у нее не один час и потребовало большой сосредоточенности. К тому времени, когда она закончила, у нее болели все пальцы на правой руке. Решительно она отбросила все свои страхи и сомнения, не позволяя себе задерживаться на мысли, что ее писанина ни к чему не приведет. В данный момент письма означали надежду. И она не собиралась с ней расставаться.

Пока она писала, дождь прекратился, и, привлеченная внезапной тишиной, Пруденс подошла к окну. Красота ночного неба и желание глотнуть свежего воздуха соблазнили ее выйти на влажный балкон. Тонкий белый батист ее пеньюара, такой же прозрачный, как перистое облако, закрывшее на мгновение лунный диск, моментально заплескался на ветру. В первый раз с тех пор, как начался дождь, в просветах между облаками проглянули звезды. Они несли с собой надежду, что завтра наконец выглянет солнце.

Как вскоре оказалось. Пруденс была не единственной, кто понял значение появления звезд. В тот самый момент, когда она глядела на небо, на их улицу въехал экипаж. Поначалу Пру не обратила на него никакого внимания. Возница сгорбился на козлах, а пассажиры в окна не смотрели. Они не могли видеть ее на темном балконе. Экипаж остановился у входной двери пансиона, прямо под ней, и она услышала, как женский голос сказал, что разговор займет у нее не более минуты. Голос принадлежал Грейс Рэмси, и Пруденс сразу же его узнала.

Колокольчик внизу звонил и звонил.

Наконец входная дверь распахнулась.

Пруденс, готовая уже ринуться вниз, чтобы узнать, что привело Грейс в пансион в столь поздний час, замерла, услышав внезапно голос на улице, который был ей также хорошо знаком. Чарльз Рэмси вышел из экипажа, решив полюбоваться ночным небом. В окошке кареты показалось лицо его брата Руперта.

– Какая дивная ночь! – воскликнул Руперт.

– Ты так считаешь? – Чарльз посмотрел вверх на безоблачное чистое небо. Он испытывал странную подавленность, хотя для этого, казалось, не было никаких причин. Наоборот, он должен был бы быть сейчас на седьмом небе от счастья. Сегодня утром он виделся с мисс Стэнхоуп. И она привела к нему Розу Торгуд, которая заказала у него товаров на сумму, о какой он не смел и мечтать. К тому же один из приятелей принца счел нужным наконец оплатить свой счет. Похоже, подумал Чарльз, для него наступила полоса везения. Да и дождь прекратился. Почему же тогда он чувствовал себя таким несчастным? Почему в глубине души не мог согласиться с Ру, что это была дивная ночь?

– Какая же все-таки скукотища эта ассамблея, – проворчал он.

– Особенно учитывая отсутствие на ней мисс Стэнхоуп, – заметил с ухмылкой Руперт.

– Да, должен признать, я надеялся встретить ее там. Я хотел… – Чарльз поднял глаза к балкону, на котором как-то увидел Пруденс, Когда она подглядывала за ним. Ему очень хотелось встретиться с ней. Он сожалел, что ему не удалось потанцевать с ней сегодня на ассамблее, где у него был бы законный предлог дотронуться до нее, но не так, как сегодня утром, когда он пытался избавить ее от головной боли. Нет, он хотел прикоснуться к ней совсем по-другому, как мужчина к женщине, а не как врач к больной. В кармане у него лежали ее перчатки – маленькие белые перчатки из мягкой кожи, от которых исходил тонкий аромат ее жасминовых духов. Она забыла их – малую часть себя – в его доме, и он носил их с собой целый день.

– Знаю, ты хотел поблагодарить ее за то, что она познакомила тебя с Розой Торгуд, – закончил недосказанную им фразу Руперт. – Ты сказал об этом уже по крайней мере раз десять.

Чарльз не ответил брату, продолжая смотреть на балкон. Скорее всего, подумал он, ему почудилось там какое-то движение. Слишком уж многого он хочет, надеясь увидеть ее там второй раз. На балконе было темно, и как он ни напрягал зрение, ему не удавалось ничего разглядеть, кроме колыхания какой-то белой ткани, вероятно, шторы, развевающейся от ветра в открытом окне в глубине балкона.

– Неужели твоя хорошенькая гувернантка заставила тебя наконец-то поглупеть, Чаз?

Чарльз отошел от экипажа и вновь посмотрел на балкон. Развевающаяся белая штора походила на привидение.

– Что же все-таки произошло между вами в тот день в банях? – не отставал от него Руперт. – Насколько я помню, последний раз, когда я осмелился тебя об этом спросить, ты меня чуть не утопил.

– С моей стороны было в высшей степени глупо не закончить дела тогда же, чтобы ты больше не приставал ко мне с подобными вопросами.

– Глупо?

– Весьма глупо. Я вообще веду себя, как настоящий дурак, с того момента, как в первый раз прикоснулся к ней, – признался тихо Чарльз.

– Ага! Выходит, ты сделал-таки ей массаж! Я так и думал. А иначе зачем бы набрасываться на тебя с такой яростью? Однако в последнее время она, как мне кажется, поглядывает на тебя с симпатией. Может, мисс Стэнхоуп тоже поглупела, как и ты, после вашего приключения в банях, а, Чаз?

Чарльз вздохнул. Мелькание белой шторы вновь привлекло его внимание к балкону.

– Я думаю, кузен мисс Стэнхоуп предпочел бы не видеть ее в обществе членов семьи Рэмси, и, если ты не прекратишь изводить меня подобными вопросами, я буду вынужден согласиться с ним в этом.

Руперт рассмеялся.

– Неужели, Чаз, мы выглядим такими уж плохими?

– В глазах общества мы отвратительное сборище подонков и неудачников без пенни в кармане. – Последние слова едва не застряли у Чарльза в горле, и его голос прозвучал как-то придушенно. На мгновение из-за облака выглянула луна, и в ее серебряном свете он увидел, что привидение на балконе было совсем не развевавшейся от ветра шторой. Над ними стояла Пруденс, придерживавшая на груди тонкий белый пеньюар, и его полы колыхались на ветру, как морские водоросли под действием прибоя.

Входная дверь в пансион отворилась, ослепив его потоком света, и он перестал видеть Пруденс. По ступеням медленно сошла Грейс.

– Ну как? – спросил Руперт. – Тебе удалось с ней поговорить?

– Нет. – Грейс тяжело вздохнула и подождала, пока дверь за ней не закрылась, отрезав свет – и тех, кто мог их подслушивать, – прежде чем продолжить: – Я разговаривала с ее кузеном. Красивый мужчина, но несколько холодноватый. Он сказал, что Пру почувствовала себя неважно и рано ушла спать. На мои слова, что нам очень не хватало их на ассамблее, он только и выдавил: «Какая жалость». Я начала объяснять ему, что мы собираемся заехать за Пруденс в половине седьмого, если не будет дождя и если она все еще намерена отправиться с нами к лагунам. В ответ он сказал, что вряд ли она будет в состоянии составить нам компанию.