– Они будут страшно довольны. – Он помолчал немного, двигая челюстью, потом, к ее удивлению, проговорил: – Ты должна пойти. Но почему бы тебе не найти на роль провожатого не Рэмси, а кого-то другого? Ты же наверняка и сама понимаешь, что рискуешь своей репутацией, водя знакомство с таким человеком, как Рэмси.

Она поджала губы и удержалась от ответа, который так и просился на язык.

– Он погубит тебя, – настаивал Тим.

– А ты нет? – не выдержала Пруденс. Подобное сравнение показалось Тимоти несправедливым.

– Как ты можешь говорить такое? Ты хочешь сделать мне больно, Пру? – В его темных глазах было столько горя, что Пруденс всем сердцем потянулась к нему. Ей захотелось утешить его, но она не могла. Она не будет этого делать.

Ей захотелось взять свои слова обратно.

– Нет, – она пыталась побороть слезы, чувствуя, что вот-вот разрыдается. – Но еще меньше я хочу причинить боль Эдит или детям. Я желаю вам всем только самого лучшего.

Тимоти закрыл глаза и прислонился к темным ромбовидным плиткам, украшавшим стену здания. Когда он снова открыл их, Пруденс поняла, что напоминание о жене и детях его задело.

– Тогда ты понимаешь, почему я должен был приехать, должен был увидеть тебя.

Пруденс стиснула руки и устремила взгляд на выставленное в витрине кружево. Она не осмеливалась посмотреть на Тима, опасаясь, что если это сделает, то, забыв обо всем, подойдет к нему и попросит ее обнять.

– Да, понимаю.

– И ты ничего ко мне не чувствуешь?

Он говорил очень тихо. Даже по его отражению в стекле витрины Пруденс поняла, что его переполняют печаль, чувство одиночества и желание. Она прикусила губу, борясь с желанием повернуться к нему.

– Ничего не чувствую? – Голос у нее сорвался. – Ты же знаешь, что это не так. Я чувствую слишком много, и это разрывает мне сердце.

– О моя дорогая Пру! – В его голосе слышался благоговейный восторг. Оттолкнувшись от стены, он двинулся к ней.

Пруденс наконец-то осмелилась взглянуть на него.

Это было ошибкой с ее стороны. Взгляд его светился чувством большой силы, и Пруденс подумалось, что таким взглядом он, как мечом, сокрушит ее сопротивление.

Она отступила назад, загораживаясь руками, как щитом.

– Пожалуйста, Тим, ты должен вернуться домой к жене и детям. Ты должен держаться от меня подальше.

Он остался глух к ее мольбе и сделал еще шаг к ней.

– Моя дорогая Пруденс, неужели ты не понимаешь? Я не могу держаться от тебя подальше. Если бы мог, разве был бы я сейчас здесь, в Брайтоне?

Пруденс спасла миссис Мур, вылетевшая из магазина с объемистым свертком в руках.

– Простите, что заставила вас ждать, – извинилась она, еле переводя дух. – Пруденс, вы не забыли, что у вас сеанс в банях? Пойдем прямо туда? Вы пойдете с нами, мистер Маргрейв? Бани Махомеда – весьма любопытное место. Там можно встретить интересных людей.

Тимоти отказался от этого предложения, за что Пру была ему искренне признательна. В горячем, наполненном паром воздухе бань, в мелькании полуобнаженных тел было что-то возбуждающее, и Пруденс почувствовала бы себя неловко, оказавшись там в обществе Тима. Напоенный запахом трав пар, обволакивающий Пруденс, и последующий массаж, весьма похожий на тот, что делал ей не так давно Легкомысленный Рэмси, живо напомнили ей о тех чувствах, которые вызывал в ней этот джентльмен, чувствах, которые она не хотела испытывать ни к нему, ни вообще к какому бы то ни было мужчине.

Эти чувства лишали ее сил. У нее стало теснить в груди, а когда она попробовала повернуть голову, то услышала звук, похожий на хруст раздавленной скорлупы. Пока массажист разминал ей шею и плечи, Пруденс погрузилась в мысли о лорде Рэмси.

Как он и сказал, массаж, который он ей тогда сделал, мало чем отличался от тех, что делали ей потом профессиональные массажисты. Пруденс порадовало, что в этом вопросе он показал себя человеком, заслуживающим доверия. Если разобраться, он ни разу не воспользовался возможностью, которую предоставлял ему этот массаж, и не прикоснулся к ней более интимно, чем того требовала сама техника массажа. Немногие на его месте удержались бы от соблазна.

Перед глазами Пруденс возник сад, созданный ее воображением. Возможно, постукивание спиц миссис Мур способствовало тому, что она вдруг увидела его совершенно отчетливо.

Пруденс вошла в сад. В нем ничего не изменилось. Плющ, который теперь ассоциировался у Пруденс с Тимоти, все так же оплетал все остальные растения, угрожая задушить их. Мраморный фонтан по-прежнему не действовал. Пруденс с интересом осмотрела фонтан. С чем же в ее жизни ассоциировался этот бледный неподвижный херувим? Внезапно глаза ее заполнились слезами: она поняла, что мраморная фигура выглядела почти так же, как мертворожденный младенец Эдит. Теперь было ясно, почему фонтан не действовал, почему находился в самом центре ее запущенного сада. Смерть ребенка Эдит определила все последующие события в жизни Пруденс. Если бы ребенок выжил, Эдит не погрузилась бы в отчаяние и Тимоти не обратился бы к ней, Пруденс, за утешением и она никогда не призналась бы ему в своих чувствах.

Пруденс повернулась спиной к фонтану и стала рассматривать заросшие грядки. Все оплетали ползучие побеги плюща. Взволнованная тем, что догадалась, в чем значение фонтана и цепкого плюща, Пруденс принялась освобождать от него растущие на грядках растения. Вот показались ростки моркови, ряды чахлой капусты. Но больше всего Пруденс обрадовало то, что в плодородной почве своего воображения она неожиданно обнаружила кустик с шипами, который не мог быть ничем иным, кроме розы. На нем был даже один зеленый бутон, который обещал вскоре превратиться в цветок. Пруденс как раз принялась освобождать розовый куст от душившего его плюща, когда певучий голос массажиста вернул ее из воображаемого сада в действительность:

– Теперь пора принимать ванну, мисс. Миссис Мур со стоном встала со стула, пряча в сумку свое вязание.

– Для моей шерсти там слишком влажный воздух, дорогая. Если я вам понадоблюсь, я буду сидеть в тени на балконе, выходящем к морю.

Ванна, в которую погрузилась Пруденс в завершение сеанса массажа, свободно могла бы вместить человек шесть, но в данный момент ее благословенную прохладу разделяла с Пруденс одна-единственная дама, правда, весьма внушительная по габаритам, но все же только одна.

Что-то в ней показалось Пруденс знакомым. Она не сразу вспомнила, где могла видеть это мокрое существо, едва приоткрывшее глаза, чтобы взглянуть на нее. Но так же, как Пруденс взбудоражила спокойную гладь воды в ванне, ступив в нее, неожиданно обрушившийся на нее поток воспоминаний взбудоражил спокойное течение ее мыслей: Чарльз Рэмси и его брат, стоящие на ступеньках перед входом в бани, рука, свесившаяся из-под простыни, – свидетельство того, что под простыней на носилках, которые, пыхтя, несли шестеро мужчин, лежало человеческое тело, душераздирающий крик, раздавшийся из остановившегося посреди улицы экипажа.

Под наплывом воспоминаний сознание Пруденс подсказало ответ на вопрос, кем была ее соседка по ванной. Это была женщина из экипажа. Почувствовав, что на нее смотрят, женщина внезапно открыла глаза.

Пруденс не стала притворяться, что не смотрела на нее.

– Как вы себя чувствуете? – тихо спросила она.

– Не очень хорошо, – ответила женщина, – иначе я не лежала бы тут. А вы как?

Пруденс ответила не сразу. Как она себя чувствовала? Ей не часто задавали этот вопрос, еще реже она честно на него отвечала. Но на этот раз она ответила без обмана:

– Я чувствую себя так, будто меня переехал экипаж, запряженный четверкой лошадей.

Женщина усмехнулась.

– Вы здесь первый раз?

– Это моя первая неделя здесь. Меня зовут Пруденс Стэнхоуп. – Она протянула мокрую руку.

Женщина с минуту удивленно взирала на протянутую руку, потом быстро пожала ее, проговорив: