Узнав из газеты «Известия», что поиски гроба Щорса прекращены из-за невозможности установления его места захоронения, наш сообразительный соотечественник сразу понял, что к чему. Если из самой Москвы вышел такой приказ, попробуй ослушаться. Газетка-то от 13 марта 1937 года. Хватали всех без разбору. Как говорится, береженого Бог бережет. Лучше помалкивать в тряпочку, а то высунешься на свою голову. Прекратили поиски — значит, так надо. Ищут где? На кладбищах. К нему не приходили. Может, потому и воздухом дышит, стопочку принимает, что нигде не высунулся, не засветился. Если понадобится, сами придут. Быть не может, чтобы никто из щорсовцев не знал, в каком городе похоронен их командир.
Законопослушный Ферапонтов был прав. К нему пришли. Правда, через двенадцать лет. В 1949 году, в середине июня, гражданина Ферапонтова пригласили в горисполком и вежливо поинтересовались, не может ли он указать место захоронения героя Гражданской войны Щорса. Ферапонтов подумал и сказал, что попробует.
Уклончивый ответ объясняется отнюдь не врожденной скромностью Ферапонтова. Для автора это было бы блестящим выходом из положения. Дело оказалось гораздо более щекотливым, чем можно было предположить. Поэтому сразу предупреждаю: слабонервным, а также хранителям святости и неприкосновенности идеалов лучше пропустить этот эпизод. Честное слово, и мне не доставляет приятности описание столь прискорбного факта, однако не нами замечено, что читатель друг, но истина дороже.
Последуем же за знакомым нам и, осмелюсь сказать, вызывающим симпатию гражданином Ферапонтовым, который уверенно привел горисполкомовскую комиссию к… заводской проходной. Нет, автор не ошибся. Вот и табличка, подтверждающая, что перед уважаемой комиссией действительно находится Куйбышевский кабельный завод. Небольшая заминка, члены комиссии что-то уточняют у проводника, тот упрямо влечет за собой, короткие переговоры с бюро пропусков, и вот уже комиссия идет по заводскому двору. Правда, по мере продвижения шаги провожатого, шествующего впереди, становятся как бы короче, походка приобретает признаки явной неуверенности. Похоже, что Ферапонтов несколько растерялся.
— Здесь, — указал он, остановившись, на щебенку под ногами. — Хотя, нет, скорее всего, несколько левее. А может, и правее… В общем, где-то в этом районе…
В трех метрах от места, где остановилась комиссия и беспомощно топтался забывчивый гражданин Ферапонтов, возвышалась мрачная стена электроцеха. Православное городское кладбище, на котором в 1919 году был похоронен любимый герой советской детворы Н. А. Щорс, стало заводской территорией. Могила легендарного начдива оказалась засыпанной полуметровым слоем щебенки, по которой натужно гудели тяжелые грузовики. Ее обнаружили только после вскрытия шестого или седьмого захоронения. Директор завода, присутствовавший при ночных работах на освещенном мощным прожектором дворе, облегченно вздохнул и вытер нервную испарину со лба, когда услышал взволнованные слова Ферапонтова: «Он! Это он!» Директора можно понять: а если бы могила оказалась в метре от стены или как раз под стеной?
Ферапонтов ошибиться не мог: это было действительно захоронение Щорса. Бывший помощник кладбищенского сторожа узнал могилу по запаянному цинковому гробу — он был единственным на все кладбище. Позвольте привести выдержки из акта эксгумации — официального документа, датированного 5 июля 1949 года. «Комиссией исполкома городского Совета актом… установлено, что… на территории Куйбышевского кабельного завода (бывшее православное кладбище), в 3-х метрах от правого угла западного фасада электроцеха найдена могила, в которой в сентябре месяце 1919 года было похоронено тело Н.А.Щорса…
Почва могилы состоит из суглинка на глубине 1 м 50 см и 43 см щебня, насыпанного сверху. Гроб изъят и доставлен в помещение городской судебно-медицинской экспертизы, где и произведено медицинское исследование…»
Прежде чем подойти к выводам судебно-медицинской экспертизы, впервые найденным в архивах и обнародованным в документальной повести украинского журналиста Юлия Сафонова, написанной в соавторстве с бывшим щорсовцем, правофланговым пятой роты Первого Украинского революционного полка Федором Терещенко, обратим внимание читателей на немаловажную деталь только что процитированного документа. В нем прямо говорится: найдена могила Щорса. Употреблено слово «найдена», а не какое-то иное. Эта формулировка, ставшая известной совсем недавно, дает основание критически подойти к распространенному в литературе утверждению, будто перенесение могилы Щорса в 1949 году связано с ликвидацией старого городского кладбища. Но ведь оно стало территорией кабельного завода давно, еще до 1941 года, о чем говорят старожилы. Да и тщательно спрятанный от посторонних глаз документ свидетельствует о том, что о могиле в городе не знали или не хотели знать. Иначе чем объяснить тот факт, что ее засыпали почти полуметровым слоем щебня, и никто не воспротивился этому проявлению чудовищного беспамятства. Трудно поверить, что превращение могилы героя гражданской войны в заводской двор прошло бы тихо и незаметно, если бы об этом знала хотя бы небольшая часть заводчан.
Значит, могилу Щорса опять начали искать. Выходит, кто-то в Москве, не удовлетворившись безрезультатными поисками тридцать шестого — тридцать седьмого годов, снова предпринял попытку обнаружить исчезнувшее место захоронения. Кто это был? С какой целью действовал?
Согласно версии младшей сестры Щорса Ольги Александровны, кстати, присутствовавшей в 1949 году при перезахоронении брата, настойчивость Москвы вызвана некоторыми обстоятельствами международного характера. Ольга Александровна, проживавшая до самой своей смерти в 1985 году в городе Щорсе Черниговской области, поведала Юлию Сафонову, одному из авторов документальной повести о загадочной гибели Николая Щорса, такую историю. Будто бы в Москву поступило письмо от группы то ли сербов, то ли словаков, спрашивающих разрешения почтить память своего боевого командира, под началом которого они, вдохновленные идеей мировой революции, в дни далекой молодости сражались за Советскую власть на Украине. В Москве поинтересовались: где похоронен Щорс? Поиски привели в Куйбышев. Там засуетились, начали припоминать.
Версия вполне правдоподобная. В дивизии Щорса было много представителей разных национальностей: немцы, поляки, словаки, чехи, румыны, венгры, корейцы. Старые щорсовцы вспоминают даже о целой роте китайцев, служивших во втором Богунском полку.
Однако существует и другое толкование. Его связывают с той небольшой частью щорсовцев, которая с самого начала не согласилась с официальной версией гибели своего начдива. События, последовавшие после смерти Щорса, укрепляли сомнения и подозрения. Почему местом захоронения выбрали именно Самару, расположенную за много сот километров? Не потому ли, что таким образом кое-кто хотел вытравить память о нем в родных местах, предать имя забвению, а заодно и навсегда скрыть тайну гибели? Почему хоронили в запаянном цинковом гробу? Редкость по тем временам невероятная. Уж не пытались ли этим исправить оплошность медиков, которые, не спросясь, поторопились забальзамировать тело Щорса, опустив его то ли в спирт, то ли в крутой раствор поваренной соли? Почему гроб повезли не в пассажирском вагоне, в котором Щорс жил последнее время и в котором его привезли в Клинцы, а в товарном, предназначенном для перевозки грузов? Почему в самарских архивах не осталось ни одного упоминания о похоронах героя гражданской войны?
Эти и другие вопросы, на которые группа старых щорсовцев не находила ответов, время от времени ставились ими перед Москвой. Активность поисков возрастала в кануны годовщин со дня гибели начдива. В 1949 году как раз отмечалась тридцатилетняя годовщина. Тогда уцелевшие в годы Великой Отечественной войны ветераны-богунцы и выложили свой главный козырь, который не успели пустить в ход до 1941 года: в Куйбышеве стерта с лица земли могила Щорса. После запроса Москвы в Куйбышеве срочно создали комиссию, которая вышла на Ферапонтова — единственного свидетеля похорон начдива.
