Конни выследила Энн с другого конца комнаты и подошла к ней, улыбаясь с профессиональным гостеприимством:

— Прошу прощения, вы ведь… кажется, вы…

— Извините… я устала. Был длинный день.

Такое признание лежало уже почти за гранью манхэттенского светского протокола. Нельзя признаваться в слабости или неполноценности.

— Вы… простите?.. — переспросила Конни, вполглаза оглядывая комнату.

— Я врач, и у меня сегодня было много больных, только и всего.

После этих слов тело Конни расслабилось, и она подошла поближе, словно хотела по-новому взглянуть на Энн — с восхищением и некоторым страхом, ибо всем известно, что доктора знают то, что неведомо остальной части человечества.

— А можно узнать вашу специализацию?

— Я терапевт. Внутренние болезни.

Конни села рядом, доверительно придвинулась к ней.

— Я все время убеждаю мужа, что ему надо показаться врачу.

Энн кивнула. Многие жены так говорят. Конни наклонилась ближе, зашептала:

— Разрешите, я вам расскажу? Ночью он очень часто писает. Встает по шесть или семь раз.

— Это слишком много.

Конни наклонилась еще ближе.

— И у него боли.

— Когда он писает?

Конни поморщилась, словно изображая эту боль.

— Думаю, нет.

— Затрудненное мочеиспускание? — спросила Энн.

— Может быть. Он такой скрытный. Я знаю, что у него боли вот здесь, внизу, пониже.

Вряд ли это доброкачественная гиперплазия простаты, скорее раковая опухоль, подумала Энн. Тест на ПСА.[14] Выявить новообразования. Исключить ложноположительные результаты. Возможно, сделать биопсию.

— Боли постоянные?

Вопрос вызвал тревогу на прекрасном лице Конни.

— Возможно… но я думаю — да, постоянные! — прошептала она.

— Между анусом и мошонкой. Болит, когда дотрагиваешься?

— Знаете… — Она сделала глубокий вдох, удивившись внезапной врачебной откровенности вопроса. Потом быстро удостоверилась, что их никто не подслушивает из-за лилий. — Знаете, да. И это меня очень беспокоит!

Энн казалось, что она уже видела лицо Конни — может быть, в рекламе.

— Он должен как можно скорее показаться урологу, лучше завтра же, и сделать компьютерную томографию.

— Как раз этого он и не хочет…

— Ему придется себя заставить.

Конни яростно закивала, глаза у неё были мокрые; похоже, она совсем забыла о вечеринке.

— Откровенно говоря, в этом ведь нет ничего особенного, — сказала Энн. — Вы женщина, вы знаете, как в наши тайны проникают гинекологи.

— Я ему говорила.

— Он никогда не проходил обследование?

— Ни разу.

Энн кивнула:

— Боится?

— Да.

— Вам действительно надо с ним побеседовать.

— Да. У него все такое чувствительное в этом месте, внизу.

— Ему надо завтра же пройти обследование.

Голос Конни стал плачущим:

— Доктор, а вы… вы проводите такое обследование?

— Почти каждый день.

— И мужчины… они не обращают внимания на то, что вы…

— На то, что я женщина? Нет. Принимают как должное.

Конни посмотрела на нее, и в ее больших прекрасных глазах, казалось, затрепетал вопрос.

— А вы, вы бы… вы бы могли это для него сделать?

— Конечно. Он может позвонить мне…

— Нет-нет, завтра он на четыре дня улетает в Германию, за ним приходит машина в шесть утра… нет-нет, я имела в виду — если бы вы… не могли бы вы… здесь, сейчас?

Здесь. Сейчас. Хочешь не хочешь, а ее обязанность, ее всегдашний долг — помогать. Конни провела ее по коридору в роскошную спальню с Пикассо на каждой стене; внизу, с двух сторон, раскинулся Манхэттен, его было отлично видно из окон. «Большие деньги, — мысленно прошептала Энн. — То, чего хочет Том».

— Вам что-нибудь нужно?

— Да, — ответила Энн.

Конни кивнула. Взяла телефон, нажала одну кнопку. Одного из слуг отправили в круглосуточную аптеку за резиновыми перчатками и лубрикантом «Кей-Уай».[15]

— Сейчас я его приведу, — сказала Конни. — Пожалуйста, подождите…

Но вот прошло уже больше чем несколько минут. Интересно, Том недоумевает, куда она подевалась? Не обязательно. Скорее всего, он с головой нырнул в беседу, которая шла на другом конце комнаты, такое с ним бывает. Она уселась на обитую материей скамью, взяв в руки свою сумочку, где лежала маленькая аптечка.

— …сделать это, Билл, я категорически настаиваю.

В дверях появилась Конни.

— Он считает, что делает мне одолжение.

В комнату вошел хмурый Марц:

— Так и есть.

— Я ему сказала, что это займет всего одну минуту.

Конни передала Энн белый пакет из аптеки и плотно закрыла дверь.

— Ну что ж, доктор…

— Пожалуйста, зовите меня Энн, — поправила она. — Поскольку я у вас в гостях.

Марц дежурно кивнул; по выражению его лица было видно, что он понятия не имеет, кто она такая.

— Где вы практикуете?

— У меня свой кабинет и эксклюзивная практика в «Бет Израэль».[16]

— Сколько осмотров подобного рода вы уже провели?

— Не знаю. Думаю, несколько тысяч.

Марц поглядел на нее; глаза его, пожелтевшие от десятилетий игры в гольф, широко раскрылись. Она не могла понять, то ли он счел ее привлекательной, то ли дело в чем-то другом. Может быть, он возненавидел свою жену за то, что она попросила его это сделать, а может быть, он возненавидел Энн за то, что она согласилась. Но скорее всего, он пытался разглядеть в ней какие-то знаки, которые позволили бы ему понять, что она в нем видит. Типично для пациентов: обследуют врача, который обследует их самих. Вблизи она заметила, что ему удаляли десятки крошечных раковых опухолей кожи, в том числе с внешнего края нижней губы. Маленькая выемка на губе — от затянувшейся раны; похоже, этот человек пренебрегал опасностью.

— Я сказала вашей жене, что сделаю это, — заметила Энн, — но, разумеется, решение остается за вами.

— Давайте сделаем. Тогда она от меня отстанет.

Марц спустил брюки.

— Наклонитесь и положите руки на стол, — сказала она.

— Как она вас нашла?

— Мы разговорились.

— Подходящая тема для разговора.

— Вы же знаете, что такое женщины, — ответила она, смазывая пальцы лубрикантом. — Болтаем о чем угодно.

— Я не со всеми знаком, — проворчал он, стараясь вежливо поддерживать беседу. — Вы приехали с?..

Она вошла внутрь одним твердым движением, указательным и средним пальцами, сжатыми вместе. Он крякнул. Все они крякали, кроме мужчин, с которыми прежде занимались анальным сексом: те ожидали этих ощущений и они им нравились. Она двинула пальцы вверх по прямой кишке и ощупала боковые стенки и заднюю стенку, ища каловые массы. Затем у передней стенки она нащупала простату и стала бродить по ней пальцами, определяя гладкость, консистенцию, вздутия, асимметрию и размеры.

Там была большая опухоль, скверная опухоль.

— Что, простите? — отозвалась она. — Ах да. Я пришла с Томом Рейли. Я его жена.

— Ах вот как. — Марц напрягся, в буквальном смысле сжав задний проход. — Рад об этом узнать, доктор. Очень… а-а… информативно. Я хотел бы, чтобы вы точно узнали, от чего мне станет… лучше, что уменьшит мои затруднения.

Обычно она предпочитала, чтобы пациенты не ставили себе диагноз самостоятельно. Они неизбежно ошибались, причем в самую невыгодную сторону. Однажды к ней пришла женщина с жалобами на онемение ступней, требовавшая, чтобы ее обследовали на предмет выявления множественного склероза, однако, как выяснилось, все дело было в том, что она носила слишком тесные туфли.

— …самая благотворная профилактика, которая изменит мою жизнь, — это если ваш…

Она почти не обращала внимания на его слова, тщательно ощупывая пальцами бугристую поверхность простаты, мягко надавливая в разных местах, выясняя, причиняет ли это боль. Главное правило здесь — нажимать не сильнее, чем вы бы нажимали на глазное яблоко. Она отвела согнутые пальцы на край простаты, чтобы понять, удастся ли ей лучше оценить форму опухоли, охватывает ли та обе доли простаты или только одну.