Литмир - Электронная Библиотека

— Знаете, ваши дедушка с бабушкой достойны того, чтобы называться Праведными представителями нации, — серьезно сказала я.

— Что это означает? — озадаченно поинтересовался Гаспар.

— Институт «Йад Вашем» в Иерусалиме вручает медали с таким названием тем неевреям, которые спасали евреев во время войны. Эту медаль можно получить и посмертно.

Пожилой мужчина откашлялся, избегая смотреть мне в глаза.

— Просто найдите ее. Пожалуйста, найдите ее, мадемуазель Жармон. Скажите ей, что я скучаю по ней. И мой брат Николя тоже. Скажите ей, что мы любим ее.

Я уже собиралась уходить, когда он вручил мне письмо.

— Бабушка написала его моему отцу после войны. Может быть, вы захотите взглянуть на него. А когда прочтете, верните письмо Натали.

___

Позже, вернувшись домой, я принялась разбирать старомодный почерк. Читая письмо, я плакала. Но потом все-таки сумела взять себя в руки и вытерла слезы.

После этого я позвонила Эдуарду и прочла ему письмо. У него был такой голос, словно он плакал, слушая меня, но при этом изо всех сил старался не показать этого. Поблагодарив сдавленным голосом, он повесил трубку.

8 сентября 1946 года

Ален, сыночек мой родной!

Когда на прошлой неделе Сара вернулась к нам после того, как провела лето у тебя с Генриеттой, на щеках у нее вновь появился румянец, а на губах улыбка. Мы с Жюлем поразились и обрадовались. Она сама напишет тебе, чтобы сказать «спасибо», но я хочу уже сейчас поблагодарить тебя за помощь и гостеприимство. Ты ведь помнишь, какими тяжелыми оказались прошедшие годы. Четыре года оккупации, страха, лишений. И для всех нас, и для страны. Эти четыре года стали очень тяжелыми и для нас с Жюлем, и особенно для Сары. Мне все время кажется, что она так и не оправилась от последствий тех страшных событий, которые произошли летом сорок второго года, когда мы отвели ее в бывшую квартиру, в которой она жила вместе с родителями в квартале Марэ. В тот день что-то в ней сломалось. Что-то ушло безвозвратно.

Нам было очень нелегко, и твоя поддержка оказалась неоценимой. Всем нам пришлось невыносимо тяжело, когда мы прятали Сару от врагов, старались стереть у нее из памяти события того страшного лета. Но теперь у Сары есть семья. Ее семья — это мы, мы все. Твои сыновья, Николя и Гаспар стали ее братьями. Она полноправная Дюфэр. Она носит нашу фамилию.

Я знаю, что она никогда не забудет о том, что ей пришлось пережить. За ее розовыми щечками и улыбкой скрывается горькая печаль. Она никогда не станет нормальной четырнадцатилетней девочкой. Она превратилась во взрослую женщину, которой пришлось много страдать. Иногда мне кажется, что она старше меня. Она никогда не заговаривает о своей семье или о своем брате. Но я знаю, что они всегда с ней, она хранит память о них в своем сердце. Я знаю, что каждую неделю, иногда чаще, она ходит на кладбище, на могилу своего брата. Она хочет быть там одна. И всегда отказывается, когда я предлагаю пойти вместе с ней. Иногда я тайком слежу за ней, просто чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Она садится перед маленьким надгробием и надолго замирает. Она может сидеть так часами, сжимая в руках латунный ключик, с которым никогда не расстается. Это ключ от шкафа, в котором умер ее бедный маленький братик. Когда она возвращается домой, на лице у нее холодное и замкнутое выражение. Ей трудно разговаривать со мной, тяжело находить точки соприкосновения. Я стараюсь отдать ей всю свою любовь, ведь я люблю ее всем сердцем, люблю как дочь, которой у меня никогда не было.

Сара никогда не вспоминает о Бюн-ла-Роланде. Стоит нам случайно оказаться неподалеку от этой деревушки, лицо ее покрывается смертельной бледностью. Она отворачивается и закрывает глаза. Я иногда думаю о том, узнает ли когда-нибудь мир о том, что здесь творилось. Выплывет ли когда-нибудь наружу вся правда о тех событиях? Или навсегда останется тайной, похороненной в темном, кровавом прошлом?

Сразу после окончания войны Жюль часто ездил в Лютецию,[60] иногда вместе с Сарой, чтобы повидаться с людьми, которые возвращались домой из лагерей. Мы не переставали надеяться, надеялись всей душой. Но теперь мы знаем. Ее родители уже никогда не вернутся домой. Они погибли в Аушвице тем страшным летом сорок второго года.

Иногда я думаю о детях, которым, как и Саре, пришлось пережить ад и которые теперь должны продолжать жить дальше, потеряв родных и близких. На их долю выпало столько страдания, столько боли. Саре пришлось пожертвовать всем, что у нее было: семьей, именем, религией. Мы никогда не говорили об этом, но я-то знаю, какая пустота образовалась у нее в душе и какой жестокой была ее потеря. Сара говорит о том, что хочет уехать из страны, начать все сначала, где-нибудь далеко отсюда, как можно дальше от всего, что было когда-то ей близко и дорого, и от всего того, через что ей пришлось пройти. Пока она еще слишком мала и слишком слаба, чтобы оставить ферму, но такой день непременно настанет. И мы с Жюлем должны будем отпустить ее.

Да, война закончилась наконец, но для твоего отца и для меня ничего уже не будет так, как прежде. Все изменилось, и это навсегда. Долгожданный мир имеет горький привкус. И меня одолевают дурные предчувствия относительно нашего будущего. Произошедшие события изменили лицо мира. И Франции. Наша страна так и не пришла в себя после страшных событий своей истории. Иногда я сомневаюсь в том, что она сумеет вообще когда-либо оправиться от них. Это больше не та Франция, которую я знала, когда была маленькой. Теперь я превратилась в старуху и знаю, что дни мои сочтены. Но Сара, Гаспар и Николя… они по-прежнему молоды. Им придется жить в этой новой Франции. Я боюсь за них, и мне становится страшно, когда я думаю о том, что ждет их впереди.

Мой дорогой мальчик, я вовсе не собиралась писать тебе такое грустное письмо, но, увы, оно получилось именно таким, и я прошу у тебя прощения. У меня много работы в саду, надо покормить цыплят, так что заканчиваю. Позволь мне еще раз поблагодарить тебя за все, что ты сделал для Сары. Да благословит Господь вас обоих за вашу доброту, щедрость, за вашу верность, и смилостивится Господь над твоими мальчиками.

Твоя любящая мать Женевьева.

___

Еще один звонок. На этот раз голос подал мой сотовый. Наверное, следовало бы выключить его. Это оказался Джошуа, чем очень меня удивил. Обычно в столь поздний час он никогда не звонил.

— Только что видел тебя в выпуске новостей, сладкая моя, — нараспев произнес он. — Ты выглядела так аппетитно, что мне захотелось тебя съесть. Немного бледна, но в целом ты произвела прекрасное впечатление.

— В новостях? — непонимающе спросила я. — В каких новостях?

— Я включил телевизор в восемь вечера, чтобы посмотреть вечерний выпуск новостей… И что я вижу? Свою очаровательную Джулию рядом с премьер-министром.

— А-а, — наконец поняла я, — церемония памяти жертв «Вель д'Ив».

— Хорошая речь, тебе не кажется?

— Да, очень хорошая.

Пауза. Я слышала, как щелкает его зажигалка, когда он прикуривал очередную сигарету, свою любимую «Мальборо», в серебристой пачке, из тех, что продаются только в Штатах. Мне не нравилось происходящее. Обычно он прямолинеен. Временами даже слишком.

— В чем дело на этот раз, Джошуа? — устало спросила я.

— Ни в чем, собственно. Я просто позвонил, чтобы сказать, что ты сделала великолепную работу. Сейчас все только и говорят, что о твоей статье, посвященной событиям на «Вель д'Ив». Так что я просто хотел сказать тебе об этом. И фотографии у Бамбера получились отличные. Словом, вы, ребята, прекрасно потрудились.

— Ага, — пробормотала я. — Спасибо.

Но я знала его достаточно хорошо, чтобы удовлетвориться столь простым объяснением.

вернуться

60

Старое название Парижа.

50
{"b":"122262","o":1}