По щеке Петровича сползла скупая мужская слеза, слегка отдающая самогоном. Ему было стыдно. Высморкав нос в подол какой-то мощной поселянки, которая усердно повышала спортивную форму, с трудом отжимаясь от крепко поддавшего агрария под старой развесистой брюквой, Петрович отправил их обоих в кювет, и, присев в тенечке, достал огрызок карандаша и замусоленный листок бумаги — нужно было составлять график соревнований.
Читателю, видимо, интересно было бы узнать, до чего додумались Петрович с трактирщиком. И ежу понятно, что при таком алкогольном прессинге список просто обязан был получиться ярким и впечатляющим! Судить вам, дорогой читатель… "1. Академическая гребля." На этом пункте разгорелись жаркие споры о том, где доставать академиков и как заставить их на шару грести. Спор решил Петрович, заявив, что кадры вырастит на месте и что у него в деревне тоже дураков немало и нечего их еще и из города возить. "2. Гонка за лидером." Лидером единогласно решили сделать Ульяну, дав ей в руки поллитру первача. "3. Тройной прыжок с шестом." "4. Стрельба из лука." Дэвиц предложил стрелять из чеснока, мотивируя это тем, что его в деревне больше, на что Петрович ответил, что лук посадят свежий и спонсору нечего жлобиться. "5. Десятиборье." Спонсор предложил восьмиборье, или еще лучше, семиборье: поскольку победитель в общей свалке по правилам греко-римской борьбы может быть только один, всех остальных придется лечить от ушибов и вывихов. Петрович пригрозил, что объявит десятиборье по кемпо; представив себе десять мужиков, с остервенением молотящих друг друга отточенными сапками и девять похорон в результате за счет оргкомитета, старый жлоб быстренько заткнулся. "6. Толкание и кидание." Толкачей и кидал по деревням было немного, и два вида решили объединить в один. Петрович решил выставить Яшку Молдована, который недавно кинул Варлама Сосипатыча на десять рублей и умудрился сделать виноватой Ульяну — именно после разговора с Сосипатычем ей пришлось побриться налысо… "7. Бег с препятствиями." Трактирщик разнылся, что нет денег на барьеры, но Петрович успокоил его, заявив, что устроит ему сколько угодно препятствий, и для демонстрации пальнул из базуки в соседнюю избу; то, что получилось в результате, окончательно убедило спорщика. "8. Прыжки из воды." После некоторых колебаний решили остановиться на кипятке. "9. Марафон по таиландскому боксу." Возникли проблемы с трактовкой правил, но Петрович объяснил, что биться будут: а) С голым торсом; б) Село на село; в) В бабих юбках; г) В валенках на босу ногу (во избежание травматизма) д) За использование цепей и штакета — штрафные санкции (носки Петровича на лицо на десять минут) е) Победитель определяется по чистому времени (пять часов) "10. Метание молота на десять тысяч метров."
Петрович с сомнением смотрел на последний пункт. Он понимал, что тот возник в самом конце дебатов, но смутно припоминал, что он как-то доказал Дэвицу, что у них в усадьбе любой сопляк малолетний дальше метнет, причем Дэвиц в конце концов согласился и даже сам записался на участие в этом виде программы.
Оставив десятый пункт пока открытым, Петрович прилег в тенечке и стал размышлять над организационными моментами…
… продолжение…
Размышления Петровича прервали какие-то вопли в начале улицы. "Чегой-то Ульяна снова разоралась…", — раздраженно подумал Петрович и двинулся поглядеть, что там еще приключилось.
А поглядеть было на что. Лидер местных хренкапистов размеренным шагом двигался по улице, периодически поправляя на голове то, что лет семьдесят назад можно было назвать кепкой, и сосредоточенно что-то вещал в носик помятого чайника, который, видимо, служил рупором. Петрович вслушался в этот носорожий рев и вот что он услышал:
— Усе на хвестиваль!!! Покажем сатрапам и узурпаторам, где рак зимует, когда свистнет!!! Долго в цепях нас держали — пора и честь знать!!! Каждый сморчок — знай свой шесток, а дураки работу любят!!! Кому нужна эта ряхнутая олимпеада!!! Устроим свой, исконно русский хвестиваль — нехай Петрович сам с шестом три раза прыгает…
Этого Петрович стерпеть уже не мог, и, расценив сей призыв как попытку государственного переворота, он подошел к Ульяне и отработанным движением выхватил у нее изо рта вставную челюсть. Но с Ульяной так просто было не справиться. Окатив помещика презрительным взглядом, бабуля продолжила свой размеренный шаг, только теперь, лишившись возможности вести агитацию, она, улыбаясь и энергично кивая головой собравшимся посмотреть на шоу селянам, начала делать какие-то завлекательные жесты, периодически показывая на центральную площадь. С такой жестикуляцией и в спецодежде вождя трудового народа она живо напомнила Петровичу одного старого трансверсиста (с которым Петрович был лично знаком еще в предыдущей жизни, когда работал шеф — поваром ресторана на Чукотке). Тот трансверсист был просто одержим идеей вступить в противоестественную связь в людном месте с максимально большим количеством народа…
Видя, что мужики у забора начали плеваться и возмущенно перешептываться, Петрович обездвижил энтузиастку коротким тычком пальца в солнечное сплетение и, взвалив ее на плечо, решительно зашагал в сторону площади. "Без Крупского, заразы, тут не обошлось…", — разгневанно думал он…
И он как в воду глядел. На площади уже стояла импровизированная сцена, окутанная транспарантами "ДАЕШ ИНТИЛЕКТУАЛЬНЫЙ СМУРЬНЯКЪ!", "ЖИЗНЬ — ПРОШЛА!", "ВЗРЫДНЕМ, БРАТИЕ, О ПРОПИТОМ!" и др. Поперек сцены висело грязное полотнище, которое гласило, что "Я ПЫТАЛСЯ ПРОЙТИ СТО ДОРОГЪ, А ПРОШЪЛ ДВАДЦАТЬ СЪМЬ". На сцене удивленная толпа узрела тов. Крупского, одетого в какие-то блестящие в некоторых местах обноски, немытого, небритого и с длинными патлами ("Досталось гаду от толкунцов!", — злорадно подумал Петрович). Он восседал на груде старых выварок, держа в руках две пары нунчак, и издавал дикий грохот, время от времени выкрикивая всякие несуразицы, типа "Искусство — народу!", "Витька Цой всегда живой!", "Вдарим роком по попсе!", "Вся власть битлам!" и др. Причем по отвисшей челюсти ударника труда и по стоящей рядом с ним почти пустой литровке самопляса было видно, что он держится прямо только за счет огромной веры в правоту своей нелегкой борьбы. Толпа изумилась еще больше, когда на сцену взгромоздилась Груня, и, заговорщически подмигивая единственным заплывшим глазом, объявила, что сейчас на сцену выйдет местная звезда, бард-самоучка, патриот своей деревни, который"…покажет усем, шо может собственных Кобзонов Расейская Земля рожать!" И, наконец, изумление толпы достигло предела, когда на сцену, с балалайкой в одной руке и с бутылкой первача в другой, выдвинулся Акафест… Хлебнув из бутылки, прочистив отрыжкой горло (от чего в первых рядах внимательных зрителей дружно захрустели огурцы), он сделал умное, мужественное, с легкой печалью лицо (отчего сразу же стал походить на старый промокший кирзовый сапог, который какая-то добрая душа высушила открытым огнем) и взял первый аккорд на инструменте: — Я пинков надавал огнегривому льву,
И, отправив вола попастись на… траву,
Я покинул тот город, вполне золотой,
По траве босиком отправляясь домой…
Дом мой, дом! Здесь я рос, здесь я маленьким был,
Здесь родную сестренку я в речке топил,
Здесь я дедушке пальцы отбил молотком,
Здесь соседей своих покрывал матюком…
Я хотел бы наехать на белом коне
На хозяйку корчмы — чтоб не лыбилась мне.
Только конь по степи ускакал — не зови!
Я решил: "Попытаюсь уйти от любви! "
Взял соседа за шкирку, укрылся в подвал
И из слабой груди там ремней накромсал;
И хотя группа крови была хоть куда,
Все ж не сдюжил сосед; видно, кровь — не вода…
Хорошо — пьяный врач по селу проходил:
Он мне очень помог, он мне все объяснил
Почему у соседа такой грустный вид,
Почему посинел, почему он молчит…
А когда наш пожарник на шум прибежал
Он с утра у сельпо справки всем выдавал
