— В любом случае я ничего не могу сказать. Я здесь ни при чем, — повторил Уилл.

— Вам нравится мисс Селина? — неожиданно сменил тему Джеред.

Уилл с улыбкой обернулся.

— По—моему, в этом городе сказать, что тебе не нравится мисс Селина, — смертный грех.

Джеред насупился еще сильнее. Уилл отметил про себя, что этот парень явно не любит, когда над ним подшучивают.

— Я серьезно. Она вам нравится как женщина? В смысле секса?

Уилл вставил кирпич и похлопал по нему ладонью, проверяя, ровно ли он лег. Другой рукой он указал Джереду на ведро с раствором.

— Всыпь—ка сюда пару совков песка. В смысле секса, говоришь? Значит, книжки, колледж, отъезд из города — и еще сексом интересуешься?

В Джереде происходила борьба между взрослым мужчиной, которым ему хотелось предстать, и мальчиком, которым он был на самом деле. Ребенок взял верх, и на его щеках выступила краска.

— Тебе нравится какая—то девушка?

Он залил воду в ведро с песком.

— Не—а, — бросил Джеред так небрежно, что поверить ему было невозможно. — Так что же насчет мисс Селины?

— Она моя соседка.

— И?

— И все.

— Понял.

— Послушай, парень, конечно, мне Селина нравится. Она очень красивая. Но она без труда найдет себе кого—то намного лучше, чем я.

Джеред подумал, что Уилл уходит от ответа. Да, мисс Селина может найти кого—нибудь лучше, чем Бомонт. Но это никак не значит, что она не привлекает его. И что она хочет найти другого.

— Вы долго здесь пробудете? — поинтересовался Джеред, наблюдая, как Уилл управляется со следующим кирпичом.

— Не знаю. Это зависит от мисс Роуз.

— Она хорошая. Но мою маму она не любит и мисс Викки тоже. Она говорит, что мисс Викки как воздушный шар — снаружи красиво, а внутри пусто, а разница в том, что воздушный шар можно спустить, а от мисс Викки избавиться невозможно. — Он помолчал, потом решился: — Она тоже была когда—то вашей подружкой?

— Когда мы учились в школе, я несколько раз гулял с ней.

— Только она от вас не забеременела, — мрачно сказал мальчик.

Уилл с раздражением посмотрел на него.

— Извини, Джеред, ты можешь мне не верить, но факты — упрямая вещь, как говорится. Я не твой отец.

Он прошел несколько шагов вдоль галереи, и Джеред последовал за ним, остановившись возле следующей колонны.

— Не знаю, кому верить, — со вздохом признался он. — Но если не вы, тогда кто? Она в то время больше ни с кем не встречалась.

— Зато она занималась с кем—то кое—чем, — проворчал Уилл, — поскольку со мной у нее ничего не было. Ты ее спрашивал?

— Нет.

— Почему?

Джеред поколебался мгновение, потом решил ответить честно:

— Потому что откуда мне знать, правду ли она скажет.

Он увидел в глазах Уилла сочувствие, и ему сделалось не по себе. Он не хотел, чтобы его жалели. К счастью, Уилл ничего не сказал. Он вернулся к работе и лишь через несколько минут заговорил, но уже о другом:

— По—моему, от своей матери я слышал ложь только один раз. В тот день она стукнула меня, и под глазом появился синяк, а вечером она сказала отцу, что я стукнулся о дверь. А вообще она ничего не скрывала. Она открыто говорила, что не хотела иметь ребенка. Она не хотела меня рожать, не любила меня и с нетерпением ожидала того дня, когда сможет от меня избавиться. В последний раз я видел ее сразу после смерти отца. Она сказала, что уезжает, меня с собой не берет и мы с ней больше не увидимся. Меня это не слишком огорчило.

Джеред смотрел, как во дворе крупные капли дождя лупят по лужам. В чем—то ему повезло больше, чем Уиллу. Пусть Мелани была плохой матерью, но она не била его, не обращалась с ним жестоко. Пусть она не могла — не хотела — жить с ним, все—таки она любила его как умела. Пусть она оставила его, но оставила с любящими стариками; он не остался без всякой опоры, как Бомонт.

Он оттолкнулся от колонны и отряхнул рубашку.

— Мне надо идти. Дедушка скоро будет дома.

— Как я понимаю, ему не нужно знать, что ты здесь был.

Джеред взглянул на Уилла с упреком.

— Можешь положить велосипед в кузов грузовика, и я подброшу тебя докуда скажешь.

— Нет, спасибо. — Джеред пошел прочь, затем остановился. — Можно я как—нибудь еще приду?

— В любое время. Может быть, для тебя даже найдется работа.

Джеред хотел бы заработать сколько—нибудь на колледж, но дедушка, если узнает об этом, сойдет с ума от ярости.

— Ну… До свидания.

Уилл смотрел ему вслед, пока подросток не скрылся из виду. Вернувшись к работе, он неожиданно увидел Роджера Вудсона.

— Кто этот парнишка?

— Весь город считает его моим сыном.

— Что значит — считает?

— На самом деле это не мой сын.

Роджер пристально посмотрел на Уилла.

— Ты, по—моему, об этом почти жалеешь.

Уиллу почему—то вдруг стало грустно.

— Почти.

— Некоторые из заказанных материалов должны прибыть в четверг. Съездишь за ними в Новый Орлеан?

— Конечно.

— Обязательно выкрой время для обеда. Я знаю несколько симпатичных местечек во Французском квартале, куда не стыдно пригласить библиотекаршу.

Роджер хлопнул Уилла по плечу и отошел.

Уилл подумал о том, что он тоже знает несколько таких местечек. К их числу не относятся рестораны, как, впрочем, и другие общественные места.

Пятьдесят тысяч долларов без труда поместились в чемоданчик. Когда крышка была захлопнута, они уже не казались сокровищем. В такой чемоданчик не может войти блистательное будущее, на которое рассчитывает Мелани Робинсон. Зато для владельца этот чемоданчик — как раз то, что надо.

Дорога до Нового Орлеана не заняла много времени. Улицы города были запружены, как всегда в летние дни. Нынче жара бьет все рекорды, так почему эти идиоты—туристы не могли выбрать какое—нибудь место попрохладнее?

Та часть квартала, где поселилась Мелани, когда—то считалась самой лучшей, самой изысканной, но давно пришла в запустение. Дома здесь такие же изношенные и унылые, как и их обитатели. Беззаботных туристов здесь нередко душат, местные жители порой умирают куда более мучительно. Никого не удивит еще одно убийство, до которого никому не будет дела. Ни одна душа не станет гадать, кто его совершил.

Дом Мелани, когда—то довольно красивый, располагался возле фонтана, превратившегося со временем в мусорную яму. Щели между бетонными плитами поросли сорной травой. Честно говоря, этот район вообще следовало бы снести с лица земли; даже пустырь представлял бы собой не столь удручающее зрелище.

Квартира, которую снимала Мелани, — номер 3—В — располагалась на третьем этаже в задней части здания. Тем лучше.

Ступени лестницы поскрипывали под ногами, но едва ли кто—то обратит внимание. Жильцы этих дешевых меблированных комнат днем по большей части отсыпаются, а с наступлением темноты, подобно вампирам, выходят на охоту. Проститутки, танцовщицы из стриптиз—клубов, наркоманы, воры, грабители.

Квартиры 3—А, 3—Б, наконец 3—В. Возле двери — разбитое окошко, занавешенное шторами; эти последние выцвели настолько, что определить их первоначальный цвет не представляется возможным.

На тихий стук не последовало никакого ответа. Три громких удара — тот же результат. Еще одна попытка — и из—за двери послышалось невнятное бормотание.

Мелани распахнула дверь и тут же ушла в кухню, даже не взглянув, кто к ней пришел, и не дав себе труда запереть замок. Невозможно не догадаться, чем она занималась накануне. Она была совершенно не в себе и страдала от тяжкого похмелья. На ней была синяя ночная рубашка с кружевным воротом, открывавшим тяжелые, обвисшие груди.

Она подошла к обеденному столу, который отделял кухню от жилой комнаты, спихнула на пол пачку цветных журналов, выругалась и стала что—то искать среди царившего на столе беспорядка.

— Прошу прощения, — произнесла она сиплым, осевшим голосом. — Дико болит голова. Нужно чуть—чуть, чтобы ожить.

Наконец она нашла то, что искала, и в первый раз повернулась к посетителю. В одной руке она держала пачку сигарет, в другой — бутылку.